Страница 52 из 77
– Это, кажется, пограничников машина. Они к нам частенько заезжали. Шофер такой усатый, – докторша завертела головой. – Куда он делся?
– Слушай, – Катя перевела дух, пытаясь удержать непомерно отяжелевшего Окуня, – ты машину водить умеешь?
– Я?! – изумилась Мотя‑Матильда.
– Понятно. Давай‑ка попробуем цивилизованную механизацию применить.
С машинами Катя не слишком‑то дружила. В Москве водить авто считала чистым безумием. Но были когда‑то и иные времена. Домик в лесу, пустынное шоссе до ближайшего городка. Один водитель на десять километров, да и тот безупречно аккуратный. Заграница, одним словом. Владела тогда будущий сержант Мезина подержанным, но тщательно ухоженным джипом‑«индейцем». В университет ездила. Недолго, правда.
Сейчас, запрыгивая на продавленное, в каплях крови и осколках разбитого лобового стекла, сиденье, Катя мельком глянула на часы.
5.32. Не выдерживает сейчас 386‑я. Слишком много у них парней необстрелянных, без опыта. Маршевое пополнение, недавно перебросили с Кавказа. А здесь, под непрерывным обстрелом и бомбежками, дрогнули. Попятятся на Гору и дальше, к Английскому редуту Виктория. На плечах нашей пехоты немцы взлетят на Гору, развернутся, втащат пушки. Тщетно комдив 386‑й будет пытаться ударить во фланг. Последний резерв – химическая и разведрота уцепятся за гребень, но будет поздно.
Трехтонка не подвела. Правда, с коробкой передач разобраться до конца не удалось, но машина выползла из воронки. Катя выпрыгнула из кабины.
– Послушай, Мезина, кузов, кажется, минами гружен, – неуверенно сказала Мотя‑Матильда.
– Ничего, поместимся.
– Так рванет же.
– Пусть уж сразу, – брякнула Катя, глядя на мучающегося Окунева.
Боец пришел в себя и даже пытался помочь женщинам поднять его в кузов.
– Ой, вы только осторожнее!
– Мы нежно‑нежно, – пообещала Катя.
Нежно не получилось. Снова потерял сознание мальчишка. Его уложили среди ящиков. Груза было немного – шесть ящиков 82‑миллиметровых мин, столько же с патронами.
– Я бойца перевяжу, – сказала Мотя, оценивая пропитавшуюся кровью гимнастерку раненого. Бинта среди красных лохмотьев уже не было видно.
– В госпитале. В кабину прыгай! – приказала Катя.
«ЗИС» медленно полз среди воронок. Пытаясь разобраться с проклятой коробкой передач, Катя прорычала:
– Матильда Захаровна, живо говори, куда мой Чоботко делся? Мне он позарез нужен.
– Да откуда я знаю, куда он делся? У нас тогда более‑менее спокойно было. Оказали первую помощь и отправили в город. Уж куда его сдали, я знать не могу. Там в очереди на эвакуацию несколько тысяч скопилось. Слушай, ты не знаешь, когда корабли придут? Может, у вас там точные сведенья имеются? От нас, из монастыря, уже третий день раненых не вывозят. Транспорта нет. Не знаешь, когда приказ будет?
– Я флотом не командую. Откуда мне знать?
Катя знала. В монастыре сейчас расположены 356‑й и 76‑й «ППГ» Приморской армии. Около пятисот раненых. Эвакуировать их некому и некуда. Кораблей не будет.
– Послушай, Мотя. Ты уж прости, что так называю, привыкла как‑то. Не обижайся. Я сейчас все равно исчезну. Подскажи, как найти этого Чоботко? Он действительно очень нужен. Не мне. Я, слава богу, никаких личных чувств к этому круглолицему не испытываю. Он командованию потребовался. По очень важному поводу. Можешь помочь?
– Ну, может быть, – пробормотала Мотя, борясь со своею непослушной каской, трясло машину зверски. – Ты вроде бы своя, советская. Немцев вон как… порвала. Хотя личность ты очень сомнительная.
– Да неужели?
– Точно, – Матильда Захаровна насупилась. – Ты наверняка из уголовников. Я вот думаю, ночью ты нас, наверное, втихую подушить могла?
– Я своих не душу.
– Ладно. Сейчас многие воры и осужденные за Родину кровь проливают. Использует вас командование и правильно делает. Вашего Чоботко я по книге учета могу посмотреть. У нас документация очень даже налажена.
Открылось море, постройки монастыря, привольно раскинувшись несколькими ярусами, спускались к обрыву. На повороте что‑то под капотом зверски заскрипело. Катя с перепугу изо всех сил вцепилась в эбонитовую баранку. Запросто могли с откоса слететь. Обошлось.
Трехтонка проскочила мимо гнезда разбитого счетверенного пулемета, мимо что‑то заоравшего часового, вкатилась во двор.
Под стеной лежала длинная шеренга накрытых простынями и шинелями тел. Ближайших накрыть не успели, – плоть, бледная и желтоватая, в корках запекшейся крови и обмытая, в тельняшках и выгоревших гимнастерках, обутая и босая.
Эти отмучились.
Катя отвернулась и заорала пожилому щетинистому санитару:
– Помоги спустить!
Санитар безмолвно подхватил заскорузлые носилки, подошел. Самокрутку из зубов так и не вынул. Лицо черное, отсутствующее, словно сто лет мертвых и полумертвых по монастырскому двору таскал. Забыл, когда спал, человек.
Сняли Окунева. Почувствовавшая себя на своем месте Мотя скомандовала, куда тащить, бодро ухватилась за носилки.
– Ты про Ленчика не забудь. Глянь в бумажки, – напомнила Катя, забираясь в кабину. – Я сейчас вернусь.
Военфельдшер обернулась, что‑то крикнула, но «ЗИС» уже сдавал задним ходом.
Машина вылетела наверх. Проклятая коробка опять бастовала. Катя не без труда свернула с дороги. Наезженная колея вела куда‑то в сторону Золотой балки. Направление нужное, вот только как бы в воронку не влететь.
Катю остановили минут через десять.
– Куда прешь! Простреливается!
– Так разгружай! В рот пароход! – завопила Катя, высовываясь из кабины прямо на капот. – Мне ждать некогда.
Траншеи тянулись по обратной стороне высоты. «Колючка». Замаскированный дзот. Стрелковые ячейки. Впереди, ближе к северу, громыхало и громыхало. Кажется, даже утреннее небо стало серым.
– Мины? Туда сворачивай, – к машине подошел худощавый капитан.
– Товарищ капитан, – взмолилась Катя. – Дайте здесь сгрузиться. Мне в госпиталь ехать. Срочно.
– Это что еще за явление? – удивился капитан, глядя на светловолосую, измазанную подсохшей кровью девушку. – Почему на нашей машине?
– Рядовая Мезина, – поспешно доложила Катя. – Из монастыря раненых вожу. Машину разбило, а тут ваша. Водитель ваш – того. Раненые ждут. Разгрузите, а?
– Туда давай, – капитан махнул рукой. – Раз в монастырь, у нас двоих захвати. Только что зацепило.
Катя помогла сгрузить боеприпасы у ниши, вырубленной в скале.
– Что так мало? – прокряхтел немолодой сержант.
– Не успела налепить побольше, – огрызнулась Катя. – Где ваши раненые?
– Постой, – капитан ухватил за рукав. – Ты откуда такая?
– Вчера была из зенитного прикрытия отдела «К».
– Это что такое?
– У штаба ГКО стояли. Только накрылась наша стучалка. Теперь вот на машине трясусь.
– Понятно. А это откуда? – Капитан ткнул пальцем в автоматные подсумки на ремне девушки.
– Кавалер подарил. Ему уже без надобности, – не стрелок.
– У вас там дела лихие, – покачал головой капитан, внимательно всматриваясь в чумазую девушку. – На машину сажают необученных, пистолетами‑пулеметами одаривают. Анархия.
– Да вы что, товарищ капитан, – если нужно, возьмите. Вы ж на переднем крае, – Катя сдернула с пояса подсумки. – Мне эта тяжеленная железка в кабине мешает. А насчет шоферства моего, – я разве напрашивалась? Раз такая обстановка – села за баранку. У вас, кстати, шофера нет? Он бы вам обратно машину пригнал. В госпитале‑то совсем транспорта нет.
– Лишних людей и у меня нет. Гансы того и гляди полезут…
– Воздух!!!
Часы шли. 6.48. Катя лежала, почти уткнувшись носом в циферблат «Zenitha». Тиканья не слышала. Разлепляла ресницы, – секундная стрелка бежала, вздрагивая и дергаясь вместе с содрогавшейся землей. Уши залепил плотный звон. Должно быть, слегка оглушило. И к лучшему, – вой пикировавших самолетов пробирал до самых нервов. Вроде не первый раз под бомбами, а все равно…
6.52. Четыре минуты. Как четыре года. Будь она проклята, VIII авиагруппа.[48] Вот суки!