Доктор Сон

День действительно оказался тяжелым, но к полудню из-за туч показалось солнце, и температура снова перевалила за пятьдесят градусов. Снег таял, и Минитаун наполнился журчанием сотен маленьких водопадиков. С повышением температуры у Дэна улучшилось настроение, и он даже не заметил, как начал напевать («Парень! Я был точно таким!»), следуя взад-вперед за своим снегоочистителем по стоянке небольшого торгового центра около городского парка. Над головой у него хлопал на ветру плакат, который обещал «уйму товаров по мини-ценам». Днем ветерок скорее шептал, а не завывал, как ночью.

Видений не было.

После работы Дэн потащил Билли в «Повозку Чака» и заказал им по бифштексу. Билли предложил купить пива. Дэн покачал головой.

— Держусь подальше от алкоголя. А то если начну, то вряд ли смогу остановиться.

— Тебе стоит поговорить с Кингсли, — сказал Билли. — На этой почве он пятнадцать лет назад развелся с женой. Сейчас-то он в порядке, но его дочь до сих пор с ним не разговаривает.

За ужином они пили кофе. Много кофе.

В свое логово на третьем этаже особняка на Элиот-стрит Дэн вернулся сытым, усталым и, к своей радости, трезвым. Телевизора у него не было, зато был недочитанный роман Сэнфорда, в который он и погрузился на пару часов. Одним ухом Дэн прислушивался к ветру, но тот не усиливался. Кажется, вчерашний ураган стал финальным зимним аккордом. Дэна это устраивало. В десять он лег в постель и почти сразу заснул. Утренний визит в «Красное яблоко» казался теперь каким-то наваждением, словно бы он пошел туда в приступе лихорадки, которая теперь уже прошла.

Дэн проснулся посреди ночи, но не из-за ветра, а от дикого желания поссать. Встав с кровати, он прошаркал в ванную и включил свет.

В ванне стоял цилиндр. Он был полон крови.

— Нет, — сказал Дэн. — Это сон.

Или двойной сон. Или тройной. Может, даже четверной. Эмилю Кеммеру Дэн тогда рассказал не все. Он умолчал о своем страхе, что когда-нибудь он просто потеряется в этом сонном лабиринте, а пути назад уже не найдет.

«Все, что в мире зримо мне или мнится, — сон во сне».

Да только все это настоящее. Как и сам цилиндр. Его бы не увидел никто, кроме Дэна, но это ничего не меняло. Цилиндр настоящий. Дэн знал: где-то в мире он есть.

Уголком глаза Дэн увидел какую-то надпись на зеркале над раковиной. Сделанную помадой.

«Нельзя мне на нее смотреть».

Поздно. Голова уже поворачивалась; Дэн слышал дверной скрип шейных сухожилий. Да и какая разница? Ведь Дэн и так знал, что там написано. Миссис Мэсси сгинула, как и Хорас Дервент: они томились в шкатулках-сейфах, спрятанных в недрах его разума. Но «Оверлук» еще с ним не закончил. На зеркале не помадой, а кровью было начертано одно единственное слово:

ТРЕМС.

Под надписью, в раковине, валялась окровавленная футболка «Храбрецов».

«Конца этому не будет, — подумал Дэнни. — „Оверлук“ сгорел дотла, а самые страшные из его порождений рассованы по сейфам. Но засунуть в сейф сияние я не могу, потому что оно не просто во мне: оно — это я. Если я не буду заглушать его выпивкой, то видения будут преследовать меня до тех пор, пока не сведут с ума».

Дэн смотрел на свое отражение в зеркале. Надпись «ТРЕМС» алела на фоне его лба, словно клеймо. Нет, не сон это. В раковине валялась футболка убитого ребенка, а в ванне стоял наполненный кровью цилиндр. Безумие надвигалось. Дэн уже видел его в своих выпученных глазах.

И тут, словно луч фонарика во тьме, Дэн услышал голос Хэллоранна: «Сынок, ты многое видишь, но эти видения — они как картинки в книжке. В „Оверлуке“ ты не был беспомощным ребенком, не беспомощен ты и сейчас. Наоборот. Закрой глаза, а когда откроешь — вся эта дрянь исчезнет».

Дэн закрыл глаза. Он попытался отсчитывать секунды, но водоворот мыслей в голове дал ему добраться лишь до четырнадцатой. Он уже представил, как руки неведомого хозяина цилиндра смыкаются у него на горле. Но глаз Дэн не открыл. Он ждал. Идти-то все равно было некуда.

Наконец, набравшись храбрости, Дэн открыл глаза. Ванна опустела. Раковина — тоже. Исчезла и надпись.

«Оно еще вернется. В следующий раз это будут ее пробковые сандалии. Или я увижу в ванной ее саму. Почему бы и нет? Ведь миссис Мэсси я тоже увидел в ванной, а умерли они одинаково. Только вот денег у миссис Мэсси я не крал и тайком от нее не смывался».

— Я дал себе еще один день, и я продержался, — сообщил он пустой комнате. — Уже что-то.

Да, и хотя на работе день выдался тяжелый, это был хороший день, что Дэн с радостью и признавал. Днем все было тип-топ, а вот ночью…

Разум — школьная доска. А выпивка — тряпка.

Дэн лежал без сна до шести утра. Потом он оделся и снова отправился в «Красное яблоко». На этот раз он не колебался, только вместо двух бутылок «Бёрд» взял из холодильника три. Как там говорится? Воровать — так миллион. Продавец сложил бутылки в пакет без комментариев; он привык к ранним пташкам, покупающим вино. Дэн дошел до парка, уселся на одну из скамеек в Минитауне и вытащил из пакета одну из бутылок, глядя на нее, как Гамлет на череп Йорика. Сквозь зеленое стекло содержимое было больше похоже на крысиный яд, чем на вино.

— Можно подумать, это плохо, — сказал Дэн и отвинтил крышку.

На этот раз заговорила его мать. Венди Торранс, которая докурилась до смерти. Потому что когда самоубийство — единственный выход, можно по крайней мере самому выбрать оружие.

«И вот этим все закончится, Дэнни? Все было ради этого?»

Он повернул крышку против часовой стрелки. Потом завинтил ее. Потом снова крутанул в обратную сторону. На этот раз он ее снял. От вина пахло кислятиной — запах музыки из музыкальных автоматов, дерьмовых баров и бессмысленных ссор, за которыми следовали драки на парковке. В конце концов, жизнь — такая же глупость, как эти драки. Мир — это не хоспис под открытым небом; мир — это отель «Оверлук», где вечеринка никогда не заканчивается. Где мертвые остаются живыми навсегда. Он поднес бутылку к губам.

«И для этого мы так боролись, чтобы выбраться из того проклятого отеля, Дэнни? Для этого так старались построить для себя новую жизнь?» В ее голосе не было упрека — только печаль.

Дэнни снова завернул крышку. Потом открутил. Завернул. Открутил.

Он подумал: «Если я выпью, „Оверлук“ победит. Несмотря на то, что отель сгорел дотла, когда взорвался бойлер, — он победит. Если я не выпью, я сойду с ума».

Он подумал: «Все, что в мире зримо мне или мнится, — сон во сне».

Он все еще крутил крышку туда-сюда, когда его обнаружил Билли Фримэн, проснувшийся спозаранку от смутного тревожного ощущения, что случилось что-то плохое.

— Ну что, Дэн, ты выпьешь или так и будешь дрочить?

— Выпью, наверно. А что еще делать?

И Билли сказал ему, что.

Когда в четверть девятого утра Кейси Кингсли пришел на работу, он не очень удивился при виде нового подчиненного, сидящего у двери его кабинета. Не удивило Кингсли и то, что в руках у Торранса была бутылка. Торранс свинчивал с нее крышечку и тут же завинчивал обратно. Да и чего удивляться, если у парня с самого начала был этот ошарашенный, устремленный вдаль взгляд, который бывает у завсегдатаев винных магазинов.

Билли Фримэн сиял слабее Дэна — несравнимо слабее, — но и простой искоркой дело у него не ограничивалось. В первый же день он позвонил Кингсли из сарая с оборудованием, как только Дэн направился через дорогу к муниципальному зданию. Есть тут один парень, который ищет работу, сказал тогда Билли. С рекомендациями у парня не очень, но Билли считал, что тот сгодится ему в помощники до Дня поминовения. Кингсли, который уже давно научился доверять Билловой интуиции, согласился. «Нанять нам в любом случае кого-то придется», сказал он.

Ответил Билли довольно необычно, но ведь Билли и сам-то был необычным. Однажды, два года назад, он вызвал «скорую» за пять минут до того, как какой-то малыш свалился с качелей и разбил себе голову.