Доктор Сон

Вот только… она не казалась ему пустой. Пока еще нет. Когда это пройдет, решил он, тогда и вернусь в кровать. Но спать не буду. На сегодня сон исключался.

За семь лет до этого, работая санитаром в больнице в Талсе, Дэн подружился с пожилым психиатром, у которого был неизлечимый рак печени. Однажды, когда Эмиль Кеммер рассказывал (не особенно заботясь о сохранении врачебной тайны) про самые интересные случаи из своей практики, Дэн признался ему, что с детства страдал от «двойных снов», как он их называл. Знакомо ли Кеммеру это явление? Существует ли для него термин?

Кеммер в расцвете лет был крупным мужчиной, о чем свидетельствовало старое черно-белое свадебное фото, стоявшее у него на тумбочке, но рак — самая радикальная из диет, и в день, когда состоялся этот разговор, его вес примерно равнялся возрасту: девяносто один. Однако ум его оставался ясным, и сейчас, сидя на закрытой крышке унитаза и прислушиваясь к утихающей буре, Дэн вспомнил лукавую улыбку старика.

— Обычно, — сказал он со своим ужасным немецким акцентом, — мне платят за диагностику, Дэниел.

Дэн ухмыльнулся.

— Ну, значит, мне не повезло.

— Не обязательно.

Кеммер пристально смотрел на Дэна. Глаза у него были ярко-голубые. Хотя Дэн понимал, как это чудовищно несправедливо, но не мог не представлять эти глаза под каской Ваффен-СС, похожей на ведерко для угля.

— В этом доме смерти поговаривают, что у вас есть талант — вы помогаете людям умирать. Это правда?

— Иногда, — осторожно ответил Дэн. — Не всегда.

На самом деле — почти всегда.

— Вы поможете мне, когда придет время?

— Конечно. Если смогу.

— Хорошо. — Кеммер уселся в постели — трудоемкий и болезненный процесс, но когда Дэн дернулся ему помочь, тот отмахнулся. — То, что вы называете двойными снами, хорошо известно психиатрам и представляет особый интерес для юнгианцев, которые называют это ложным пробуждением. Первое сновидение — обычно осознанное, то есть спящий знает, что он спит…

— Да! — воскликнул Дэн. — Но второе…

— Спящий считает, что бодрствует, — сказал Кеммер. — Юнг придавал этому большое значение и даже приписывал этим снам пророческую силу… но мы-то знаем, что это не так, верно, Дэн?

— Конечно, — согласился Дэн.

— Поэт Эдгар Аллан По описал явление ложного пробуждения задолго до Юнга. Он пишет, «Все, что в мире зримо мне или мнится, — сон во сне».[4] Я ответил на ваш вопрос?

— Пожалуй, да. Спасибо.

— Не за что. А теперь я, пожалуй, выпью сока. Яблочный, если можно.

«Пророческую силу… но мы-то знаем, что это не так».

Даже если бы Дэн и не скрывал свое сияние от всех на протяжении многих лет, он не отважился бы противоречить умирающему… особенно с такими пытливыми голубыми глазами. Правда в том, что хотя бы один (а то и оба) из его двойных снов были в некотором роде пророческими, но Дэн либо понимал такие пророчества только наполовину, либо не понимал их вовсе. Но теперь, сидя на унитазе в одних трусах и дрожа всем телом (не только от холода), он понял гораздо больше, чем ему бы хотелось.

Томми умер. Скорее всего, от руки своего жестокого дяди. А вскоре после этого его мать покончила с собой. Что же до остальной части сна… или той призрачной шляпы, которая сегодня катилась по тротуару…

«Держись подальше от женщины в шляпе. Она Сучья Королева Адова Замка».

— Меня она не волнует, — сказал Дэн.

«Встанешь у нее на пути — сожрет живьем».

Но Дэн не собирался с ней встречаться, а уж вставать на пути — так тем более. Что касается Дини, то за ее бешеного братца и запущенного ребенка он ответственности не несет. Теперь на Дэне даже не лежал груз вины за украденные семьдесят баксов; Дини продала кокаин — в правдивости этой части сна Дэн не сомневался, — так что они были квиты. Более чем.

Что его волновало, так это где достать выпивку. Да чего уж там: не просто достать, а нажраться в хлам. Конечно, чувствовать теплый солнечный свет по утрам было приятно. Приятно было чувствовать усталость в натруженных мышцах. Не испытывать похмелья по утрам тоже было приятно. Но цена — все эти безумные сны и видения, не говоря уже о залетных (и непрошенных) мыслях чужаков, — была слишком высока.

Так высока, что не вынести.

Он сидел на единственном в комнате стуле и читал роман Джона Сэндфорда в свете единственной в комнате лампы до тех пор, пока в семь утра не зазвонили колокола двух городских церквей. Потом надел свои новые (для него, во всяком случае, они были новыми) сапоги и дафлкот и вышел наружу, в мир, который изменился и стал мягче. Все острые углы исчезли, снег еще сыпал, но уже гораздо тише.

«Мне нужно убраться отсюда и вернуться во Флориду. В жопу Нью-Гэмпшир, где даже Четвертого июля, должно быть, валит снег».

Ему ответил голос Хэллоранна — тем же тоном, каким он разговаривал с ним в детстве, когда Дэн еще был Дэнни, но теперь к нему добавились стальные нотки. «Уж лучше тебе осесть где-нибудь, иначе ты вообще не сможешь остановиться».

«И тебя в жопу, старик», пробормотал он.

Он пошел назад, к «Красному яблоку», поскольку магазины, продающие крепкое спиртное, не откроются еще по меньшей мере час. Пытаясь определиться, он медленно расхаживал между холодильником с пивом и холодильником с вином, потом решил, что если уж ему нужно надраться, то сделать это нужно максимально мерзким способом. Вытащив две бутылки «Тандербёрд» (восемнадцать градусов, отличная замена виски, если оно временно вне досягаемости), Дэн было направился к кассе, но остановился.

«Потерпи еще один день. Дай себе последний шанс».

Он мог бы, но зачем? Чтобы снова проснуться в постели с Томми, которому кто-то снес половину черепа? В следующий раз это может оказаться и Дини, пролежавшая в ванной комнате два дня, прежде чем управляющий устал стучать в дверь и отпер ее своим ключом. Дэн не мог этого знать, и Эмиль Кеммер, будь он здесь, с этим бы горячо согласился, и все же он знал. Знал. Так какого черта?

«Может, эта гиперчувствительность пройдет. Может, это лишь временный эффект, этакая экстрасенсорная белая горячка. Может, если ты дашь себе еще немного времени…»

Но время меняется. Факт, который в полной мере осознают лишь алкоголики и наркоманы. Когда ты не можешь заснуть, когда боишься обернуться в страхе от того, что можешь увидеть, время растягивается и скалит острые зубы.

— Вам помочь? — спросил продавец, и Дэн знал,

(долбаное сияние долбаная хрень)

что заставляет его нервничать. Почему бы и нет? Растрепанные волосы, круги под глазами, вялый и неуверенный шаг — Дэн наверняка походил на торчка, который раздумывает, а не достать ли ему пушку и потребовать содержимое кассы.

— Нет, — ответил он. — Я только что обнаружил, что забыл бумажник.

Дэн вернул зеленые бутылки в холодильник. Когда он его закрыл, бутылки сказали ему ласково, как старые друзья: до встречи, Дэнни.

Закутанный до бровей Билли Фримэн уже поджидал его. Он протянул Дэну старомодную лыжную маску с вышитой на ней эмблемой «Эннистонских Циклонов».

— Что еще за «Циклоны»? — полюбопытствовал Дэн.

— Эннистон находится в двадцати милях к северу от нас. В футболе, баскетболе и бейсболе они наши главные соперники. Если кто-то увидит тебя в этой маске, то запустит в голову снежком, но другой у меня просто не было.

— Ну тогда вперед, «Циклоны»! — натянув маску, сказал Дэн.

— Трахал я тебя и лошадь твою, — огрызнулся Билли, осматривая его. — У тебя все нормально, Дэнно?

— Ночью не очень-то спалось.

— Да уж. Чертов ветер развылся не на шутку, правда? Напомнил мне мою бывшую, когда я заикнулся о ночи бурной любви. Ну что, готов к работе?

— Более-менее.

— Тогда поехали. У нас сегодня тяжелый день.

4

Перевод В. Брюсова — Прим. пер.