Страница 34 из 74
Искра надежды, загоревшаяся в Монике, меня доконала. Похоже, она слишком в меня верила.
– Есть тут туалет? – наконец-то спросил Лютер, осматриваясь по сторонам.
– Вон там, – показала я в сторону мужской уборной и стала смотреть, как он устремился в том направлении. Отчасти потому, что должна была убедиться, что он не услышит нас с Моникой, но в основном потому, что у него была классная задница.
Когда за ним закрылась дверь, я посмотрела на Монику:
– Итак, у нас несколько секунд. Чего вы мне не договариваете?
Ее глаза широко распахнулись.
– Не понимаю, о чем вы.
– Тик-так, – произнесла я, поглядывая на дверь мужской уборной. Если повезет, то Лютер приверженец хотя бы минимальных основ гигиены. Но с мужиками ни в чем нельзя быть уверенной. Я посмотрела на Монику с сочувствием: – Я знаю, что вы несете бремя вины. – Моргнув, она опустила голову, и я продолжила: – Я никому ничего не скажу, Моника. Но мне нужно знать все аспекты этого дела.
Ее губы сложились в печальную линию, когда она нехотя призналась:
– Лютер не знает. Я больна.
Как я и подозревала. Желтоватого оттенка кожа и такие же ногти, если не считать белых горизонтальных полосок на них. Но по-прежнему не могла понять, как это объясняет чувство вины.
– Извините, но…
Моника покачала головой:
– Нет. Лютер не знает не просто так. Есть причина. Когда умерла наша мать… – Она замолчала и, промокнув глаза салфеткой, посмотрела на меня. – Ему пришлось несладко, Чарли. Она долго болела, а когда умерла…
Она снова замолчала, и я накрыла ладонью ее руки в знак поддержки.
Моника перевернула мою ладонь, крепко сжала и, наклонившись ко мне, прошептала:
– Он пытался покончить с собой.
Сказать, что я была в шоке, было бы невероятным преуменьшением. У меня отвисла челюсть, и, как бы я ни пыталась совладать с собой, Моника это заметила:
– Понимаю. Мы все были поражены. Он очень тяжело воспринял ее смерть.
Мой взгляд вернулся к уборной. На берегу по-прежнему было чисто, поэтому я спросила:
– Он обращался за помощью?
– Да. То есть он ходил к терапевту, но сейчас ему намного лучше.
– Я очень рада. Могу я спросить, чем вы больны?
– Вы можете спрашивать о чем угодно, – печально улыбнулась Моника. – Врачи не знают. Мне ставили диагнозы от синдрома хронической усталости до болезни Хатчинсона. Но никакое лечение не привело к результатам. Мне становится все хуже, и никто не знает почему.
Лютер уже возвращался к нам, когда я задала еще один вопрос:
– Моника, почему вы думаете, что ваша болезнь виновата в том, что Тереза исчезла?
Ее губы сжались в тонкую линию, и чувство вины пошло новой волной.
– Страховка. В Швеции есть клиника. Тереза изучила сведения о ней вдоль и поперек. Мне кажется, она застраховалась из-за меня, чтобы я смогла туда поехать. – Лютер приближался к нам. Моника наклонилась ко мне и быстро проговорила: – Ему нельзя знать, что я больна.
Я быстро стиснула ее ладонь, и мы откинулись на спинки своих сидений как ни в чем не бывало.
Лютер уселся рядом с нами как раз в тот момент, когда через главный вход вошел папа. Я поспешно водрузила очки на лицо.
– Привет, пап, – поздоровалась я, широко улыбаясь. – Это мои клиенты – Моника и Лютер.
– Приятно познакомиться, – приветливо отозвался он, стараясь казаться довольным жизнью счастливчиком. Но я-то понимала, что никакой радости упоминание о клиентах у него не вызвало. Эмоции, которые он сейчас испытывал, больше подошли бы рассвирепевшему медведю, который погнался за упомянутым счастливчиком и вдруг выяснил, что этот самый счастливчик – чемпион по бегу на длинные дистанции. Папа наклонился и поцеловал меня в щеку. – Ты хоть немного думала о том, о чем мы говорили?
– А слоны искрятся в темноте?
– Можешь снять очки, – устало проговорил он. – Твой дядя обо всем мне рассказал.
Я ахнула:
– Дядя Боб сдал меня с потрохами?
– Поговорим позже, если найдешь минутку.
– Вообще-то, сегодня я по уши в делах, – сказала я с улыбкой, даже не думая снимать очки, – но, наверное, смогу выкроить немного времени.
– Я был бы очень благодарен. А теперь оставлю тебя с твоими делами. – Кивнув Лютеру и Монике, папа пошел в свой кабинет.
Поспрашивав Динов о том, о сем еще немного, я распрощалась с ними и через ступеньку понеслась в офис по лестнице, сгорая от нетерпения поделиться с Куки последними новостями. Была ли вся эта каша заварена для того, чтобы смошенничать со страховкой? Наверняка доктор Йост прознал, на какую сумму его жена получила полис. Может быть, он рассматривал это как неплохую возможность. Мне были позарез необходимы отчеты по его финансам. Но для этого мне нужен ордер. Нет, мне нужна агент Карсон.
Я прошла через балкон, откуда открывался вид на бар. Офис находился сразу за открытым кованым лифтом, но девочка с ножом преграждала мне путь. Пришлось обогнуть ее, чтобы войти в офис.
– Сделаю немного кофе, – очень-очень громко произнесла Куки, метнулась в мой кабинет, где, собственно, и находилась кофеварка, и уже оттуда помахала мне с широко открытыми глазами.
Улыбнувшись, я помахала в ответ.
Закатив глаза, она поспешила к кофеварке и кивком указала мне на свой кабинет, он же – приемная.
– Кто-нибудь из вас, федеральные маршалы, пьет кофе со сливками?
Надо же, чуть не попалась. Я попятилась туда, откуда пришла, и тихо-тихо прикрыла за собой дверь. Можно выдохнуть. «Убойной» девочки и след простыл. Наши с ней встречи хоть и были мимолетными, но очень содержательными. В этом я не сомневалась.
Настроения разговаривать с папой не было, так что я прокралась мимо его кабинета и выскользнула на улицу через заднюю дверь. И уже подошла к Развалюхе, как на сотовый позвонил дядя Боб.
– Ты сдал меня с потрохами, – вместо приветствия сказала я.
– Ничего подобного. – Голос его звучал по-настоящему обиженно, пока Диби не заговорил снова: – Ну ладно, может, и сдал. А кому?
– Папе, само собой.
– По поводу Рейеса?
– А ты знаешь, что он хочет, чтобы я отказалась? – Я с трудом откопала в сумке ключи, потому что Развалюха не оснащена сенсорным распознаванием моей ДНК, чтобы открывать двери, как только я к ней приближаюсь.
– От чего? От членства в спортклубе?
Я вставила ключ в замок.
– А вот это было невероятно унизительно.
– Как? – посерьезнел дядя Боб. – Только не говори, что действительно являешься членом спортивного клуба.
– Конечно, не являюсь. Он хочет, чтобы я отказалась от работы. Моей работы! Хочет, чтобы я закрыла агентство.
– Иди ты!
– Да нет же, я серьезно. – Бросив сумку под пассажирское сиденье, я кое-как забралась внутрь, помогая себе одной рукой. – С него, видите ли, хватит. Он на самом деле хочет, чтобы я бросила бизнес. Поэтому сейчас я остановилась на двух вариантах: податься в профессиональные борцы или плясать танец живота.
К сожалению, кроме неспособности распознавать мою ДНК, Развалюха еще и не умела говорить что-то вроде «Привет, Чарли. Активировать ракеты?».
– Я с ним поговорю. Кстати, доктор все-таки засветился.
– Как фейерверк?
– В базе данных. Ничего конкретного, однако его имя всплыло в расследовании по делу о фальсификации. Могу дать тебе имя детектива, который этим занимался. В прошлом году он вышел на пенсию. Я с ним знаком. Сейчас он много играет в гольф.
– Круто. Наверняка он это заслужил. У меня в офисе два федеральных маршала, – сообщила я, когда Развалюха заурчала, просыпаясь. И никакого тебе распознавания голоса или идентификации по сетчатке глаза.
– Что им нужно?
– Понятия не имею. Вчера я уже говорила с одним маршалом, поэтому сегодня улизнула через заднюю дверь.
– Как это по-дэвидсоновски.
– Слушай, а ты не мог бы проверить, как там у доктора Йоста с финансами? Куки уже копает, но мне нужна всякая официальная дребедень, которую не получить без ордера.
Я вывела Развалюху на Сентрал. Вывела. Как будто вытолкала ее собственными руками.