Страница 33 из 74
– Больше ничего особенного вспомнить не могу. – Моника промокнула салфеткой выступившие на глазах слезы, и именно тогда я заметила, что ее веки как будто припухшие, а вокруг рта залегли болезненно желтые линии. Видимо, незнание, где находится сестра, высасывало из нее все соки. Незнание и чувство вины. – Как-то Тереза упоминала, что Нейтан проводил все больше и больше времени с ней дома, отказывался участвовать в конференциях и приходил в ярость, если его вызывали в больницу по вечерам. Думаю, она чувствовала, что он ее притесняет.
– Это она вам так сказала?
– Не в таких выражениях, – покачала головой Моника. – Но она говорила, что он творит странные вещи.
– Какие еще вещи? – взвился Лютер. – Мне она ничего такого не говорила.
Моника мрачно воззрилась на него:
– Потому что не могла. Ты слетаешь с катушек по самому смехотворному поводу, поэтому мы просто не можем всем с тобой делиться.
Желваки Лютера тут же задвигались, и я ощутила, как и его охватило чувство вины. Однако его вина исходила от стыда, тогда как вина Моники была глубже и полна сожалений. И она сказала «мы». «Мы просто не можем всем с тобой делиться».
С трудом, но, кажется, Лютеру удалось взять себя в руки, после чего он спросил:
– Так что она говорила?
Задумавшись, Моника повертела на столе кофейную чашку.
– Тереза рассказывала, что Нейтан странно себя ведет. Например, будит ее посреди ночи, чтобы намеренно испугать, а потом заливается хохотом. А однажды он сообщил Терезе, что ее собаку переехал автомобиль. Она два дня проплакала. И вдруг Нейтан появляется вместе с собакой и говорит, что ее подобрал приют для бездомных животных. Но Тереза уже связывалась с сотрудниками приюта – ее собаку никогда там не видели. – Пожав плечами, Моника посмотрела на меня. – И такие странности он вытворяет постоянно.
Итак, все, что творил доктор Йост, смахивало на различные формы манипуляции. Проще говоря, он был помешанным на контроле ублюдком, что никак нельзя назвать здоровой привычкой. И все-таки мне нужно было поболтать с Моникой наедине. Очевидно же, что кое-что она попросту не может сказать в присутствии брата. Доливая кофе им в чашки, я раздумывала, сколько еще продержится мочевой пузырь Лютера. Он, конечно, тот еще громила, но я очень надеялась, что скоро ему понадобится ненадолго отлучиться.
– Нейтан никогда не был самым острым скальпелем на лотке с инструментами, – проговорил Лютер. – Медицинский он закончил в основном с «тройками». Хотелось бы вам хирурга, который едва-едва наскреб знаний на «троечку»?
– Вряд ли. – Хотя я сомневалась, законно ли требовать от врача отличных оценок, но мысль попасть на стол к заурядному троечнику, ей-богу, ужасала. Я обратилась к Монике: – Могу я поинтересоваться, почему вы были здесь вчера утром? Тогда я еще даже не успела поговорить с Нейтаном.
Она смущенно опустила глаза:
– Я и не подозревала, что вы меня видели, – и коротко вздохнула. – Я следила за ним. Он стоял перед баром и говорил по телефону, как раз когда вы прошли мимо.
– Стало быть, вы не знали, кто я такая?
– Поначалу нет. А когда он сказал мне, что нанял частного детектива, я поискала информацию о вас.
Лютер постучал указательным пальцем по столу:
– А нанял он вас, чтобы со стороны казалось, будто он ни при чем, говорю вам.
А парень определенно умнее, чем кажется на первый взгляд.
– Нейтан сказал мне, что вы оба не очень ладите с Терезой.
От потрясения у Моники отвисла челюсть:
– Он так сказал?
– Вот видите? – взорвался Лютер. – Видите, что он творит?
Я смотрела, как в глазах Моники опять заблестели слезы, но на этот раз она рассердилась. Она наклонилась ко мне, и я впервые почувствовала, какой вспыльчивой она бывает временами.
– Последние два года он постоянно пытался нас разлучить. Так ревновал к нам Терезу, что в это трудно поверить. Бога ради, мы же сестры!
Лютер кивнул:
– Добавьте это к списку тех чертовых странностей, о которых рассказала Моника. Он говорит и делает все, что может, лишь бы не подпускать нас к Терезе.
– Он невероятно деспотичный, – согласилась Моника. – Когда они стали встречаться, мы сто раз пытались указать Терезе на этот факт, но она ничего и слышать не хотела.
– Чем больше мы говорили, тем меньше она прислушивалась.
– Могу представить, – вырвалось у меня. – У меня тоже есть сестра.
– К тому же, – продолжала Моника, в недоумении склонив голову набок, – он был с ней таким внимательным. Постоянно покупал подарки, дарил цветы, следил за тем, чтобы под рукой всегда была ее любимая газировка. С цитрусовым вкусом.
– Иными словами, подавлял ее, – заключила я, возвращаясь к первоначальному выводу Моники.
– Вот именно, – кивнула она. – Мне кажется, что на самом деле все это беспокоит Терезу. Она даже перестала пить эту его газировку. Несколько месяцев назад. Но ему ничего не сказала, потому что за нее эту воду пью я. – Моника улыбнулась, и улыбка получилась ласковой и искренней. – Его так бесит, что мы с Терезой проводим время вместе, что нам приходится тайком видеться по будням. Мы ходим в горы, якобы чтобы тренироваться. Но на самом деле просто разговариваем, – она хихикнула, – и я пью вместо нее эту дурацкую газировку.
– То есть Тереза нигде не работает? – спросила я.
– Конечно, нет, – ответила Моника так, будто я задала самый глупый в мире вопрос. – Нейтан бы этого не допустил.
– Вот видите? – Руки Лютера сжались в кулаки. – Псих! Клянусь, если он что-нибудь с ней сделал, он труп.
Учитывая страховку и неадекватное поведение доброго доктора, меня поразило, что он все еще дышит. С таким-то шурином, как Лютер. И Йост наверняка прекрасно это осознавал, чтобы позволить себе хоть немножко замараться. Он знал: упади на него хоть капля подозрения, до суда дело никогда в жизни не дойдет. Ему пришлось бы обставить все как несчастный случай, однако машина Терезы по-прежнему стояла в гараже. Похищение сработало бы только в том случае, если бы кто-нибудь потребовал выкуп. Без выкупа исчезновение Терезы было почти таким же подозрительным, как нож в ее груди и кровь на руках Йоста.
Однако в данный момент мне было нужно, чтобы и Моника, и Лютер оставили Йоста в покое. Если он поймет, что они за ним следят, то никогда не вернется на место преступления.
– Дайте мне доллар, – сказала я Лютеру.
Он нахмурился:
– С чего вдруг?
И я передумала:
– Хороший вопрос. У вас денег куры не клюют, так что дайте мне двадцатку.
Он вздохнул, затем выудил двадцать баксов из бумажника.
– Теперь я работаю на вас.
– Дешево берете.
– Это аванс. – Я помахала у него перед носом двадцаткой, которую он только что мне вручил. – Добавьте несколько нулей и получите мою стоимость за день. Я пришлю вам счет. Мало не покажется. – В конце концов, мне же нужно что-то вложить в свою карьеру рестлера. – За Йостом уже следит мой человек, и он от него не отцепится. Зуб даю, Йост его никогда в жизни не вычислит. – Разумеется, я не собиралась посвящать их в то, что мой человек – это призрак-гангстер подросткового возраста. – Если док совершит что-то подозрительное, мне тут же доложат. А прямо сейчас, пока мы с вами разговариваем, моя помощница шерстит его прошлое. Если там найдется что-то интересное, мы сразу узнаем.
– Так вы уже копаете под него? – удивился Лютер.
– Я же говорила вам, что хочу найти вашу сестру. А поскольку супруги всегда считаются главными подозреваемыми в исчезновении жен или мужей, то разумеется, я уже копаю под Нейтана. – Наклонившись к нему, я доверительно сообщила: – Как копала бы и под тебя, будь ты на его месте.
– Копы ищут в том же направлении, что и вы? – спросила Моника. – ФБР считает его подозреваемым?
– Для ФБР все подозреваемые, – уклончиво ответила я ей.
Меня всерьез удивляло, как Йост решился на что-то подобное с родственничком вроде Лютера Дина. Может быть, док почему-то впал в отчаяние. А отчаявшиеся мужики совершают отчаянные поступки. И судя по всему, Терезе Йост ничего хорошего это не сулило.