Страница 9 из 13
- Это грандиозно! Мне бы подобный примитивный ход ни за что не пришел на ум. Меня всегда посещает что-то экстраординарное! Спасибо вам за услугу, Георгий Борисович!
- Услуга за услугу, Юрий Константинович. Похихикайте, пожалуйста!
- Что?
- Ну, сделайте так - хи-хи…
- Пожалуйста! - Юрий Константинович пожал плечами. - Хи-хи…
Его хихиканье явно расстроило Ячменева:
- Вы, Юрий Константинович, сделали это совсем не так, как мне бы хотелось!
- Что вы, собственно говоря, имеете в виду? - озадаченно спросил ученый.
- Мне надо переступить грань реального, - туманно заговорил Ячменев. Когда следователи говорят туманно, они подразумевают самое главное. - Надо поверить в то, во что да один человек не поверит!
- Вы, наверно, устали! Хотите, я покажу вас приятелю, он хороший невропатолог.
- Я вас попрошу, покажите! - согласился Георгий Борисович, чувствуя, что зайти к невропатологу уже пора.
- Разрешите? - в дверь просунулась энергичная голова Фомина.
- Одну минуту, я занят!
- Но я нашел убийцу! - воскликнул Зиновий в полной уверенности, что следователь прижмет его к груди и расцелует. Но шеф оказался не на высоте.
- Прекрасно! - сказал Ячменев. - Тогда тем более обождите!
Фомин присел возле двери с видом собаки, которую незаслуженно обидел хозяин. На Зиновия нельзя было глядеть без боли в сердце.
- Может быть, вы его выслушаете? - вмешался Кузнецов. - Все-таки он говорит, что нашел убийцу!
- Мало ли кто что говорит! - Ячменев был безжалостен.
Но продолжить разговор с Кузнецовым Георгию Борисовичу все равно не удалось. В библиотеку влетел Антон в растрепанных чувствах:
- Юрий Константинович, я хочу вам сказать, что протестую решительным образом! И не только я!
- Что случилось, Антон Сергеевич? - Кузнецов не любил шума. - Вы успокойтесь, сядьте!
- Ну, некролог ладно… Хотя и это было уже слишком. Но вы же на этом не остановились! Вы заказали передачу по телевидению, связались с кинохроникой, вы создаете комиссию по творческому наследию этого…
- Антон Сергеевич, нехорошо! - остановил его Кузнецов.
- Вы ходатайствуете о присвоении школе № 1214 имени Зубарева и даже наш милый переулок хотите назвать Зубаревским!
- Извините, - вмешался Ячменев. - Антон Сергеевич, где гантели, которые вы вчера купили?
- Я их вчера же забыл в метро! - отмахнулся Антон и снова перешел в атаку. - Да, кандидатская диссертация была у Зубарева талантливая, я ее читал. Он мог, без сомнения, вырасти в крупного ученого, но предпочел стать конъюнктурщиком, пускать пыль в глаза, начал везде представительствовать…
- В ваших рассуждениях, Антон Сергеевич, - мягко прервал Кузнецов, - есть некоторая доля истины. Конечно, Сергей Иванович не совсем соответствовал той высоте, на которую его вознесла волна. Но для будущего нашей академии важно поднять значение Зубарева.
- Для будущего нашей академии самое важное правда! И так думает большинство сотрудников! - пылко произнес Антон и, махнув рукой, вышел из библиотеки.
- Простите, пожалуйста, Георгий Борисович! - повинился Кузнецов. - Антон человек молодой, горячий, необузданный, но в нем много хорошего. Лично мне глубоко симпатична его принципиальность! Ее нам зачастую не хватает…
Когда большой ученый степенно удалился, Ячменев сказал Фомину с некоторой досадой:
- Ваша энергия, Зиновий, меня доконает!
- Вот вы относитесь ко мне иронически, - приступил к докладу Фомин, расценивая поведение следователя как зависть, - а мой Ростовский был в библиотеке прошлой ночью! Я сам слышал, как он говорил об этом жене.
- Ну и что? - спросил Ячменев.
- Значит, он убил!
- Это он тоже говорил жене?
- Нет, этого он, к сожалению, не говорил. Он сказал, что зашел в библиотеку, увидел покойного, испугался и убежал действительно на Казанский вокзал.
- А вы выяснили, почему он не ночевал дома?
- Его жена выгнала! - сообщил дотошный Фомин. - За то, что он проиграл зарплату на бегах. Раз он на бегах играет, он человек азартный и убить другого ему пара пустяков!
- Я склоняюсь перед вашей железной логикой!
- Значит, я могу просить у прокурора постановление на арест Ростовского? - обрадовался Зиновий.
- Нет! - охладил его ныл Георгий Борисович. - Потому что вы находитесь сейчас в состоянии азарта, а как вы сами недавно заметили - это очень опасно!
В библиотеку, потупив глаза, вошел Шалыто:
- Не сердитесь на меня, Георгий Борисович, но этих гантелей нигде нет - ни в кабинете, ни на помойке! Можно, я схожу в баню, а то я весь испачкался?
- Чистоплотность в нашей работе - это самое главное! - назидательно сказал следователь, и помощник ушел мыться.
В дни розыска у Ячменева особенно остро были развиты чувства. В эти дни его внимание привлекало все, что привлекает внимание, и даже то, что внимания не привлекает. Георгий Борисович заметил, что копия с картины Репина «Иван Грозный и сын его Иван» до сих пор висит криво.
- Давайте поправим картину, Зиновий! - попросил Ячменев. - Самое главное в нашей работе - это порядок!
- Но какое значение для следствия имеет то, что картина висит криво? - воспротивился Фомин.
- Самое главное в нашей работе, - веселился следователь, продолжая сыпать афоризмами, - не проходить мимо того, что не имеет никакого отношения к следствию!
Фомин послушался, и вдвоем они водворили картину на место.
- Что мне теперь прикажете делать? - спросил Фомин вызывающе. Ему не терпелось арестовать Ростовского.
Но следователь попытался направить энергию подчиненного в другое русло:
- Соберите обрывки рукописи и слетайте к эксперту, чтобы их опять склеили!
Уходя, разочарованный Зиновий демонстративно хлопнул дверью, чего он в обычном состоянии не делал.
Тотчас за спиной следователя раздался легкий сухой треск. Ячменев порывисто обернулся и увидал, что портрет Екатерины Второй висит на стене вниз головой и покачивается.
Любой детектив на месте Ячменева, конечно, решил бы, что портрет сорвался с гвоздя, так как Фомин сильно хлопнул дверью. Но у Георгия Борисовича имелись теперь на этот счет кое-какие сомнения. Пока он держал их при себе. Ячменев приблизился к портрету и вернул его в исходное положение. На потемневшем холсте была изображена русская императрица в расцвете царственной красоты. Ее немигающие глаза, написанные виртуозной кистью неизвестного мастера, с вожделением смотрели на Ячменева. Ему стало неловко, он застеснялся и поспешно ретировался из библиотеки, не забыв запереть ее на ключ.
Георгий Борисович спустился по лестнице в вестибюль и вошел в каморку комендантши с виноватым видом:
- Извините, Надежда Дмитриевна, у меня к вам опять деликатный вопрос!
- Я готова ко всему! - бодро ответила старуха.
- Скажите, пожалуйста, с этим домом не связана какая-нибудь старинная легенда?
- Связана! - не моргнув глазом, сказала дворянка. - Мой пра-пра-прадед был любовником Екатерины Второй!
Надежда Дмитриевна не заметила, что следователь несколько изменился в лице.
- Предание гласит, - увлеченно продолжала хулиганствующая старуха, - что Екатерина подарила этот дом моему пра-пра-прадеду за то, что он был хорош в любви. Может быть, вы и не знаете, но императрица жила в Петербурге. Когда она бывала в Москве, то тайно, чтобы не узнали остальные фавориты, она прибывала на свидание в этот особняк. Утром пра-пра-прадед подсаживал ее в карету. Екатерина возвращалась во дворец вершить государственные дела. Кстати, ее портрет, который висит в библиотеке, писал крепостной художник моего предка…
- Достаточно! Спасибо! - остановил Ячменев и, подхватив озорную интонацию, улыбнулся: - Теперь мне остается вызвать на допрос Екатерину и проверить, правда ли то, что вы рассказываете?
- Не забудьте передать ее величеству, - попросила Надежда Дмитриевна, - мой верноподданый привет!
- Разумеется, не забуду! - пообещал Ячменев. Они расстались почти друзьями.