Личный убийца

Ты просто не мог знать, что перед тем, как отправиться на дачу, Кира побывала в частном детективном агентстве и рассказала о пистолете. Если бы она этого не сделала, ты бы наверняка сказал, что не знал о его существовании. Но тебя предупредил Шорников, что Кира побывала у частного детектива и рассказала о «лепаже». Тогда вы вместе с ним и Рознером решили, что стоит сознаться в хранении незарегистрированного оружия — в случае чего, срок небольшой, хотя Рознер обещал отмазать тебя и от него, да?.. А дальше приехала Кира. Ты встал вот сюда… — Решетников распахнул дверь в спальню, показал на выступ в стене. — Смотри! Здесь закрыты ставни, темно и ничего не видно. Висячего замка просто не было — ты забыл его повесить накануне, и она не вспомнила. Ты спрятался вот здесь, за выступом. Она вошла, сделала два шага в глубину спальни. Ты обхватил ее сзади за шею, прижал к ее виску пистолет и выстрелил. А потом бросил ее поперек кровати, протер пистолет и вложил в ее правую руку. Уходя, оглянулся, увидел дорожку следов — было сыро после дождя. Ты разулся, взял половую тряпку, которая лежала вот здесь… у порога в гостиной… затер следы и оставил тряпку у кровати, чтобы создать впечатление, будто это она затерла за собой. Глупо, очень глупо. Богданович! Ну какой самоубийца за минуту до смерти станет заботиться о следах? Тут ты допустил оплошность. Волновался, да? Убить человека, да еще собственную жену, может палач с большим опытом и крепкими нервами. Крепкими, а не расшатанными алкоголем. Опыта тебе не занимать. Где ты так научился убивать, я тебе тоже расскажу, если ты не захочешь рассказать мне об этом первым… А потом ты обулся, продел в ушко засова леску, вышел, прижал дверь и задвинул засов. Леску не нужно было бросать, выйдя с дачи, нужно было бросить ее на берегу. Но убийцы твоего ранга не способны предвидеть нюансов… Спокойствие пришло к тебе, когда ты благополучно, опять же, никем не замеченным, дошел до машины, и поехал в аэропорт. Впрочем, нюансы тебя не очень беспокоили, Богданович: ведь ты планировал, что труп жены обнаружишь сам, правда? Тогда можно было бы позвать кого-нибудь из соседей, взломать запертую изнутри дверь, ворваться на дачу всем кагалом и натоптать. И были бы свидетели этого «обнаружения» и твоего обморока. Когда бы приехала милиция, тут бы уже экспертам делать было нечего — все залапано и затоптано.

Откуда тебе было знать, что Кира заплатит за то, чтобы мы установили за тобой слежку, полагая, что, если ее подозрения подтвердятся, мы сами сообщим органам, а если нет — твою репутацию торгаша номер один она не запятнает. Хотя я допускаю и обратный ход: она навела на тебя, чтобы получить права на все твое ворованное имущество, а не довольствоваться подачками, которые ты ей бросал, как собачонке. Может быть, она тоже хотела стать королевой, а не быть твоей домработницей. Поди теперь, разберись. У мертвой не спросишь… — Решетников снова закурил. — Я не моралист, Богданович. Я сыщик. Мое дело — факты и улики. Нюансами займется следователь прокуратуры Кокорин. Шорникова Генпрокуратура отстранит, Донца и Рознера тоже. Воронова написала, как в девяносто втором вы ее покупали. А может быть, тобой займется следователь Протопопов, которого, конечно, восстановят и в должности, и в звании… Сейчас о том, что было дальше… Ты приехал в аэропорт, оставил машину на стоянке, рейс Р-2395 вылетел исправно, без задержки, в метеослужбу вологодского аэропорта ты позвонил еще утром. Конечно, здесь был риск, но кто не рискует, тот не пьет коньяк. К тому же у тебя наверняка был запасной вариант. В восемнадцать сорок ты вылетел, а прилетел в двадцать часов десять минут. Шестнадцатый поезд приходит в Вологду в двадцать сорок — через восемь с половиной часов, да еще полчаса стоит, плюс — поправка на опоздание. Так что времени, чтобы доехать до железнодорожного вокзала в такси, переодеться в тренировочный костюм в общественном туалете вокзала и купить бутербродов с пивом, вполне хватило. «Трубы» у тебя еще не «горели», как ты сказал проводнице, сделав вид, будто бегал на вокзал за пивом. Трубы у тебя горели наутро, когда ты прибыл, как полагается, в Архангельск, где тебя встречали твои кореша, которых ты уведомил о приезде телеграммой. Их было много, сейчас мой напарник в Архангельске выясняет, что там у тебя за «концы». Разумеется, туда ты приехал уже под своей фамилией, а не под фамилией Савельева Алексея Владимировича. Ты уничтожил ксиву или думаешь, что она тебе еще пригодится?.. Может быть, заграничный паспорт на имя Савельева у тебя тоже заготовлен? Куда ты собираешься теперь драпать, Богданович? На каких счетах, в какой стране тебя ждет не дождется твой «черный» миллион?..

Слышно было, как мимо по улице пронеслась грузовая машина; далеко, в противоположном конце поселка, кто-то пилил электропилой дрова; кукарекал петух, проспавший рассвет; скрипела ручка колонки, и текла в ведро вода где-то по соседству. Богданович сидел бледный, как спирохета, с полуприкрытыми, дрожащими, с рыжеватыми ресницами веками, и было неясно, готовится он к прыжку или собирается разыгрывать сердечный приступ.

Решетников не стал затягивать передышку, вынул из кармана цветные фотографии и рассыпал их веером по столу.

— Посмотри сюда, ублюдок, — приказал Богдановичу. — Сюда смотреть, я сказал!.. Кто эти люди здесь, на фото?!

Богданович тяжело, нехотя встал и подошел к столу.

…Всего на фотографиях было десять человек, каждый увеличен до портрета: один — на мотоцикле «Харлей-Дэвидсон», другой — у колеса тягача, третий — коротко остриженный, крепкий в плечах молодой с усиками, улыбающийся, с высоко поднятым над головой помповым карабином «ремингтон», четвертый — в коже на тельник, пятый — в джинсовой рубахе, толсторожий, еще двое — спиной, еще двое — в профиль, раскачивают труп… На одной из фотографий труп отдельно, крупно, и все равно ничего не разобрать, кроме грязного живота под задранной рубахой, сплошной ссадины, лицо — кровавое месиво… Десятый был запечатлен Нелединым в тот момент, когда он выходил из кабины тягача: рот раскрыт, рука вытянута в направлении фотографа… А на других снимках — все то же, фрагментами, до деталей. Хищные оскалы, распаленные азартом, небритые, пьяные рожи… Тело за секунду до падения в кузов. Номер мотоцикла с цифрами «52 — 3…».

Рядом Решетников положил другие фотографии:

— Вот это — ты, из картотеки ГУИНа… Это — Холмский… Этот, со шрамом… кто?.. Впрочем, его уже нет в живых. Толстого с карабином тоже нет, его фамилия Григорьев, его вчера уронили с крыши, он работал в «Раунде» тренером… Рядом — тот, кто проявлял пленку в Белоомуте, мотоциклист… Вот он, на фотографии, у лежащего мотоцикла… Его тоже нет, разбился во время аварии в «БМВ» Григорьева… Эти трое были убиты вчера в Ромашкове на базе сборной по мотоболу… Напрасников Грэм Максимович — вот он, выходит из машины, заметил в зеркало отблеск объектива и указывает на фотографа — в Кейптауне… Вот эти двое — мотоболисты Чердаков и Бецкой, их уже установили. А ты где был в это время? Возвращался из Пушкина, куда отогнал «Вольво», да?.. Что ты молчишь, как в рот воды набрал, Богданович? Ты ведь тоже принимал участие в охоте на людей, нет?

Богданович поднял-таки на него ненавидящий взгляд:

— А еще что, сыскарь?

— Не знаешь никого, да? — усмехнулся Решетников и достал из кармана «Вестдойче альгемайне» со статьей Ганса Губерта о презентации «ВиП». На фото были Напрасников и Богданович со сдвинутыми стаканами, у «шведского» стола — Артур Ленюк с бутербродом, поднесенным к открытому рту. — Напрасникова узнаешь?.. — Он шлепнул о стол ксерокопией статьи в «Нью-Йорк дейли ньюс». Здесь на фотографиях были остальные, в том числе Рудинская с начальником налоговой полиции Конопахиным, и Герман Либерман с отцом Аркадием Эфраимовичем, а Богданович — сразу на двух фотографиях, на одной — с Домоседовым. И подполковник Домоседов с вами, покойничек… Тоже случайная встреча? Не все еще отправились на тот свет, к сожалению. Сейчас председатель вашей партии Костромской дает показания следователю Илларионову из Управления Генпрокуратуры. Но меня это дерьмо не интересует. Меня интересует Нина Рудинская, корреспондент газеты «Подробности». Вот она, на фото. Что вы с ней сделали?