Украсть у президента

– «Они» – это кто? Вы их знаете?

– Конкретно – нет. У меня есть начальство, у моего начальства – свое начальство. Информация от нас идет наверх, и какое из звеньев в цепочке чужеродное – невозможно сказать со стопроцентной уверенностью. Но ошибки нет. Ты делишься со мною подозрениями по поводу Горецкого, я эту информацию передаю наверх, и в назначенный час Илью убивает киллер. Откуда он там взялся? Зачем убивал Горецкого и его приятеля? Потому что эти двое, Илья и его друг, что-то такое поняли про деньги и Женю Нефедову. Они слишком близко подошли. А следующий на очереди ты, Слава, – совершенно неожиданным образом завершил свою речь Калюжный и посмотрел на собеседника печально.

Корнышев даже поперхнулся осетриной, хотя была она мягкой и сочной, и до этой минуты Корнышев управлялся с нею без проблем.

– Ты слишком хорошо работаешь. Результативно, – сказал Калюжный, но звучали его слова как упрек. – Ты по Кипру отработал – любо-дорого смотреть. Ты Катю Ведьмакину, которая тебя должна была ненавидеть, завербовал и использовал на сто один процент. Ты швейцарский след нащупал. Ты Горецкого раскусил и на блюдечке преподнес Нефедову. Ты нашел следы нефедовской фирмы и установил соучредителей фирмы. Ты понял, как работает этот механизм. И уже знаешь, где дальше искать. Тебе этого не простят.

– Я не понимаю, – нахмурился Корнышев. – Вы мне открытым текстом предлагаете поумерить пыл?

– Я тебе предлагаю пожить еще немного, – невесело засмеялся Калюжный. – Чем дальше от этих денег – тем здоровье крепче. Меньше знаешь – лучше спишь. Бедолаги эти, Руис и Конченетти, жили себе преспокойненько, пока не узнали, что на них записана треть миллиарда. И дальше бы так жили, если бы мы не вышли на Нефедову. Точнее, на их общую фирму. Тут хозяевам пришлось срочно выводить Руиса и Конченетти из состояния спячки. Чтобы они переоформили на себя долю Нефедовой. И после этого они были уже не жильцы. Им еще доверили перебросить деньги со счета на счет. И после этого – все, два трупа.

– И что мне теперь делать? – сказал Корнышев. – Бумажки перебирать с задумчивым видом? Притворяться, что я и ведать не ведаю, где искать эти чертовы миллиарды?

– Притворяться уже поздно, Слава. Тобой интересовались.

– Кто?

Вместо ответа Калюжный опять указал глазами куда-то наверх.

– Понимаешь ли, – сказал он печально. – Это я тебя из Питера выдернул и в это болото за собой потащил. Комплекс вины.

Он вдруг придвинулся к Корнышеву и приобнял порывистым движением, будто они всегда были закадычными друзьями.

– Драпай, Слава! – дохнул алкогольным духом Калюжный. – Сможешь где-то надежно залечь – будешь жить!

Его глаза Корнышев сейчас видел близко-близко, и такая тоска была в том взгляде, что даже мурашки по телу побежали. Но Корнышев держал себя в руках.

– Я подумаю, – произнес он, только чтобы что-то сказать.

Калюжный вдруг обмяк и засмеялся, будто Корнышев сказал что-то смешное. Слава обиделся.

– Я ни от кого бегать не собираюсь, – сказал он. – Я офицер! Я ничего предосудительного не делаю, я служу своей стране…

– Хорошо! – кивнул Калюжный. – Служи. Только дома не ночуй. Это мой тебе совет. И через дорогу переходи аккуратно. И в метро к краю платформы близко не подходи.

– Пугаете? – недобро прищурился Корнышев.

– Предупреждаю.

Снова придвинулся и сказал Корнышеву прямо в ухо, так что никто другой не мог сейчас его услышать:

– За барной стойкой есть проход. Там у них кухня. Пройдешь через кухню и в дверь. Ступенечки наверх, следующая дверь, она всегда открыта. Попадаешь на задний двор. Через арку. В переулок. Там бери такси и драпай.

Легкое прикосновение, после которого Корнышев обнаружил в своей руке бумажный листок и ключ.

– Адрес, – сказал Калюжный. – Долго там не будь. Там все поймешь, на месте. Иди!

– А вы?

– Иди-иди, – подтолкнул Корнышева Калюжный.

Слава поднялся, прошел через бар, бармен вскинул голову и хотел что-то сказать, но не успел, Корнышев был уже на кухне. Женщина-повариха сказала ему:

– Вы, наверное, ошиблись дверью?

Он не ответил, дошел до двери, поднялся по ступеням вверх, у следующей двери остановился и оглянулся. Никто его не преследовал. Он толкнул дверь и увидел небольшой двор, со всех сторон зажатый стенами дома-колодца. Арка справа. Прошел в арку, за которой был переулок, как и предупреждал Калюжный. На ходу развернул бумажный листок. Там был адрес, написанный рукой генерала. Остановил машину, но водителю точный адрес не назвал, а попросил отвезти его к кинотеатру «Художественный», откуда до указанной улицы было недалеко.

На Арбате Корнышев вышел из машины, попетлял по улицам, убедился в том, что никто за ним не идет, и только тогда вышел к нужному ему дому. Старинное здание в четыре этажа. Здесь не жили, а работали. Корнышев поднимался по огражденной старинными коваными перилами лестнице и читал таблички на дверях. Бюро переводов. Турагентство. Какое-то ООО. Еще одно ООО. Частный стоматологический кабинет. Квартира номер восемь. ООО «Строительные коммуникации». Ему сюда. Вошел, запер за собой дверь и прислушался. Тишина. Очень похоже на квартиру, перестроенную под офис. Белые стены, подвесные потолки, двери из белого пластика. Две комнаты и кухня. Есть кое-что из офисной мебели, но вряд ли кто-то приходит сюда ежедневно на работу. Служебная квартира, каких по Москве сотни. Здесь встречаются с агентами, когда надо скачать добытую информацию, а в конце недели пьют водку, если не очень хочется идти домой.

На столе в одной из комнат лежали пистолет, пухлая пачка американских стодолларовых купюр, кредитная карта Сбербанка и паспорт. Корнышев раскрыл паспорт. Вяткин Геннадий Сергеевич. А фотография была его, Корнышева. И никакой записки. Все, что хотел, Калюжный сказал ему на словах.

До сих пор Слава действовал так, будто Калюжный зомбировал его своими странными и страшными речами, и, только увидев паспорт на чужое имя, он осознал наконец, что прежней жизни уже нет, что все вокруг совершенно изменилось.

В холодильнике на кухне Корнышев нашел нераспечатанные бутылки французской минералки. Выпил стакан воды. Уходить он не торопился, потому что ему требовалось время на обдумывание положения, в котором он так неожиданно оказался. Он не знал, куда ему идти и что вообще делать. В то, что все происходящее очень серьезно и любой неверный шаг может стоить ему жизни, – в это он уже поверил, потому что даже этой встречи с Калюжным не должно было быть. Корнышев должен был умереть еще на Кипре, и так бы и случилось, не задержи его у стойки в вестибюле улыбчивый киприот-администратор…

Телефонный звонок прервал размышления Корнышева. Он вздрогнул от резкого звука. Смотрел на трезвонивший аппарат, но трубку с рычага не поднимал. Когда телефон утих, Корнышев оборвал телефонный провод. Потом он выключил свой мобильник. По всем правилам еще надо было обесточить квартиру, но он не стал этого делать, потому что оставаться здесь не собирался ни минуты. Прежде чем уйти, он подошел к окну и выглянул наружу. Все автомобили, припаркованные возле дома, были ему знакомы – он видел их, когда входил в подъезд, – кроме одного автомобиля, развозного фургона, которого пять минут назад у дома не было. Это могло быть случайностью, но Корнышев сейчас подозревал худшее. Он отшатнулся от окна, бесшумно прошел через квартиру и замер у входной двери. Через дверной «глазок» он никого не увидел на площадке. Вышел, запер за собой дверь и стал спускаться вниз. Там, внизу, хлопнула дверь. Было слышно, как кто-то поднимается вверх по лестнице. Двое или трое людей. И, судя по звуку шагов, – мужчины.

Корнышев бесшумно спустился на один этаж и вошел в частный стоматологический кабинет. В комнате ожидания посетителей не было. Девушка-медсестра с лицом красивой фарфоровой куклы заученно улыбнулась, демонстрируя свои превосходные, ослепительно белые зубы, и сказала:

– Здравствуйте! Чем мы можем вам помочь?