Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 72 из 88

– Мое почтение, мадам! Вас мы тоже чертовски рады видеть! – А затем он подмигивал так, что его глаз чуть не вылезал из орбиты, и говорил: – Мы слышали много хорошего о вас, девочки, много хорошего! – И опять яростно подмигивал.

Некоторое время спустя такие вот Хербы Снауты заполонили все свободное пространство, и повсюду огромные куски мяса падали на колени, а лужи виски проливались на пол. А пять тысяч зрителей наблюдали, как астронавты работают челюстями. Дым и шум голосов наполняли воздух, а дети, которым хотелось в туалет, громко кричали. А потом, когда безумие, казалось, достигло полного предела, заиграл оркестр, огни погасли, луч света упал на сцену, и шоу началось. Из динамика раздался громкий приветливый голос:

– Леди и джентльмены… в честь наших высоких гостей и замечательных новых соседей мы рады представить… вашему вниманию… мисс Салли Рэнд!

Оркестр заиграл «Сахарный блюз», а луч света упал на древнюю старуху с желтыми волосами и белой маской лица. Ее кожа напоминала мякоть дыни зимой… В руках у нее были огромные, украшенные перьями вееры… И она начала свое знаменитое стриптиз-шоу… Салли Рэнд! Она была немолодой и известной стриптизершей еще во времена Великой Депрессии, когда семеро наших храбрецов ходили в школу. Оркестр завывал трубами, а Салли подмигивала, носилась по сцене и трясла перед героями поединка своими древними ляжками. Это было выше секса, выше шоу-бизнеса, время грехов и умерщвления плоти. На дворе стояло 4 июля два часа пополудни. Говядина дымилась, виски кричало: «Чертовски рады вас видеть!», – а Хьюстонская Венера покачивала своим веером, благословляя все происходящее.

Еще три года назад Рене была упрямой офицерской женой, которая могла с удовольствием затратить три дня на шлифовку куска саманного дерева, стирая ладони в кровь, чтобы сэкономить баснословную сумму в девяносто пять долларов. Когда в 1959 году Скотт звонил ей с испытаний из Вашингтона, Альбукерке или Дайтона и потом присылал счет на пятьдесят долларов, это казалось концом света. Пятьдесят долларов! Да у них столько уходило на еду в месяц! Так было три года назад. А теперь она сидела в гостиной собственного дома – выстроенного по заказу, а не стандартного, – на берегу озера, вокруг дубы и сосны. Как-то на выходных они с Энни Гленн прилетели из Вашингтона в Хьюстон, чтобы выбрать себе жилье, и вышло так, что они нашли лучшее место поблизости от Космического центра – в новостройке под названием «Лесное убежище». Тут же поселились семьи Гриссома и Ширры. С восхитительной предусмотрительностью, – как потом выяснилось, – они выстроили свои дома так, чтобы из окон видны были только вода и деревья, а стены, выходящие на улицу, практически не имели окон. И только они начали привозить мебель, как стали прибывать туристические автобусы и отдельные туристы на автомобилях. Удивительные люди! Подъезжал автобус, и экскурсовод объявлял в микрофон:

– Перед вами дом Скотта Карпентера, второго астронавта «Меркурия», совершившего орбитальный полет.



Иногда люди выходили из автобуса, собирали пучки травы с лужайки и возвращались. Они верили в волшебство. Порою туристы долго смотрели на дом, словно чего-то ожидая, а потом подходили к двери, звонили и говорили:

– Нам очень не хотелось тревожить вас, но не могли бы вы попросить выйти кого-нибудь из ваших детей, чтобы сфотографироваться с нами.

И все же туристы не походили на фанатов кинозвезд. Не было никакого исступления. Они действительно думали, что проявят деликатность, если попросят выйти сфотографироваться не вас самих, а ваших детей. У них еще сохранялось ощущение неприкосновенности домашней святыни.

Это был первый дом, который построили Рене и Скотт, первый дом, действительно принадлежащий им. Все в порядке – они перевернули очередную страницу своей жизни. События теперь развивались очень быстро. Внезапно выяснилось, что им собираются подарить полностью меблированный дом. Лучший из домов, который можно было купить в 1962 году по оптовой цене – за шестьдесят тысяч долларов. Через месяц после полета Джона Гленна Фрэнк Шарп из Хьюстона сделал Лео де Орси, как советнику парней по деловым вопросам, следующее предложение. В знак выражения своей гордости астронавтами и новым Центром пилотируемых космических полетов, строители, подрядчики, торговцы мебелью и прочие, кто занимается строительством и обустройством пригородных домов, подарят каждому из семерых храбрых парней по коттеджу из тех, что были построены в 1962 году специально для так называемого парада домов в Шарпстауне. Шарпстаун был пригородным жилым районом, рекламой которого занимался сам Фрэнк Шарп. Парад домов представлял собой ряд типовых коттеджей, которые поставщики, решившие открыть дело в Шарпстауне, могли использовать для рекламы своей продукции. Шарп собирался выделить землю – участок стоимостью десять тысяч долларов – для каждого из астронавтов; подрядчики подарят национальным героям дома, а мебельные и универсальные магазины полностью их обставят. Семеро парней со своими семьями будут жить на Рябиновой аллее, между Ричмонд-роуд и Беллейр-бульваром, в коттеджах стоимостью в шестьдесят тысяч долларов. Так как в тот момент Шарпстаун представлял собой лишь тысячи акров продуваемых насквозь пустырей, Аллея астронавтов стала бы неплохим началом для заполнения пустых пространств. Шарп был техасцем до мозга костей. Он всего в жизни добился сам и превратился к тому времени во влиятельного горожанина, близкого к мэру, сенатору Альберту Томасу, губернатору Джону Коннелли и вице-президенту Линдону Джонсону. Шарп постоянно вручал призы на ежегодных соревнованиях по гольфу и других подобных мероприятиях. Он действительно был серьезным человеком, по крайней мере по меркам Хьюстона, так что де Орси переговорил с парнями, и те сочли сделку неплохой. Она не имела никакого отношения к космической программе и ни к чему их не обязывала. Это была очередная необременительная привилегия, простая и естественная. Никто из астронавтов на самом деле вовсе не собирался жить в Шарпстауне, расположенном слишком далеко от НАСА. Поэтому они решили принять подарок, пожать всем руки, а потом… продать дома. Джон Гленн не имел ничего против такого рода привилегий, как и все остальные. Это были обычные дополнительные доходы офицера. А Джон служил в морской пехоте вот уже без малого двадцать лет и прошел через слишком много унизительных финансовых затруднений, чтобы задирать нос, когда дело касалось дополнительных доходов и заслуженных привилегий. Поэтому даже такой искренний моралист, как Гленн, не мог понять причины начавшейся шумихи. Гилрут, Уэбб и прочее начальство из НАСА устроили им в связи с этим настоящий разгон. И это было только начало. Вскоре под вопросом оказался договор с журналом «Лайф». Говорили, что сам президент решил положить конец всякой коммерческой эксплуатации статуса астронавта. Пресса с самого начала обижалась на «Лайф», доказывая, что подобные сделки бросают тень на патриотическую миссию астронавтов. А Шарпстаун лишний раз свидетельствовал, куда может завести такая эксплуатация…

Но Шарпстаун – одно дело… А вот оказавшийся под угрозой договор с «Лайф» – совсем другое, и очень серьезное! Это было немыслимо. Семеро пилотов, считавшие в порядке вещей военную традицию почетных привилегий, начали смотреть на сделку с «Лайф» как на военную пенсию, которую они получали после двадцати лет выслуги. Это было непреложное условие службы. Часть военной лямки. Пункт устава. Все пробелы в аргументации тут же вулканизировались жаром эмоций. Не было времени просто сидеть и ждать, когда на доске объявлений вывесят приказы. До полета Скотта оставалось всего три недели, тренировки были в самом разгаре, но большинство остальных астронавтов 3 мая отправились на ранчо Линдона Джонсона в Техасе, чтобы попытаться исправить ситуацию. Уэбб тоже был там. Они устроили что-то вроде тайного совещания. Джонсон дал ребятам несколько отеческих советов по поводу частной жизни, упомянув об их ответственности перед обществом; при этом он так размахивал своими огромными ручищами, словно катал воображаемые снежные шары. Ему все это доставляет такую же боль, как и им, и все в таком духе. Самым неприятным было то, что и Джонсон, и Уэбб ничуть бы не расстроились, если бы договор с «Лайф» расторгли немедленно. Они оба не могли забыть инцидент, происшедший в доме Гленнов в январе. Вот если бы речь шла не о Гленне…