Битва за космос

К счастью, Джона это не особенно задело. Теперь, через три месяца после своего полета, он получил статус, полностью оценить который мог только студент-богослов. Джон был торжествующим воином, победившим в поединке. Он рисковал своей жизнью, чтобы бросить вызов могущественному советскому «Интегралу» посреди тверди небесной. Его опыт и храбрость нейтрализовали преимущество врага, и слезы радости, благодарности и благоговения американского народа все еще текли. В Библии, в Первой книге Самуила, глава восемнадцатая, написано, что после того, как Давид убил Голиафа и филистимляне в ужасе бежали, а израильтяне одержали великую победу, царь Саул взял Давида во дворец и усыновил его. Там написано также, что всюду, где появлялись Саул и Давид, люди высыпали на улицы, а женщины пели о тысячах врагов, убитых Саулом, и о десятках тысячах, убитых Давидом. «И Саул сильно разгневался, и это ему не нравилось; и он сказал: "Они приписывают Давиду десятки тысяч, а мне они приписывают лишь тысячи, и что у нас есть большего, нежели царство?» И Саул с той поры стал присматривать за Давидом». А президент Кеннеди присматривал за Джоном Гленном. Президент начал выделять Гленна и вводить его в орбиту своей семьи. Джон был именно тем человеком, которого президент хотел заполучить в свой лагерь. Да и вице-президент тоже. Джонсон изо всех сил старался быть приветливым с Джоном и Энни, и им искренне начал нравиться этот человек. Гленны даже решили пригласить Джонсона и его жену, леди Бирд, к себе в Арлингтон, на обед в часть сорокалетия Джона. И Джонсоны приняли предложение. Рене и Скотт тоже были приглашены.

– А что ты собираешься подавать? – спросила Рене у Энни.

– Ветчинный рулет, – сказала Энни.

– Ветчинный рулет?!

– А почему бы и нет? Он всем нравится. Вот посмотрите, ваша леди Бирд еще попросит рецепт.

Джонсоны просидели у них в гостях почти до полуночи. Линдон снял пиджак и закатал рукава, как в старые добрые времена. Когда они уходили, Рене услышала, как леди Бирд просит у Энни рецепт ее ветчинного рулета.

Однажды, когда Джон находился на борту президентской яхты «Хони Фитц» в Атлантическом океане, снова встал вопрос о контракте с журналом «Лайф». Президент спросил мнение Джона об одном часто приводимом аргументе против соглашения с «Лайф», а именно: солдат в бою, например морской пехотинец, в такой же степени рискует жизнью, как и любой астронавт, но не ожидает при этом компенсации от издательства «Тайм». Да, это так, сказал Джон, но представьте себе, что личная жизнь этого солдата или морского пехотинца, его прошлое, дом, образ жизни, его жена, дети, его мысли, надежды, мечты становятся настолько интересными для прессы, что журналисты разбивают лагерь у его дверей, а сам он живет словно под увеличительным стеклом. Так что этот человек имеет полное право получить компенсацию. Президент кивнул с проницательным видом, и контракт с «Лайф» был спасен – прямо там, на «Хони фитц».

Что ж, благодаря договору с журналом Скотт и Рене могли теперь получать ипотечные деньги и выстроить себе новый дом в прекрасном районе вроде «Лесного убежища». Ну и, конечно, не последнюю роль тут сыграло страстное желание строителей поселить астронавтов в своих новых домах. Это было их лучшее предприятие. Парни получили землю и дома почти бесплатно, да плюс еще – четырехпроцентную ипотеку. Для астронавтов вроде Джона или Скотта, который следующим отправлялся в полет, просто нельзя было сделать большего.

Подрядчики, строители и общественность восхищались Скоттом и его полетом… но внутри НАСА что-то происходило. Скотт и Рене чувствовали это, хотя никто ничего не говорил в открытую. Скотт получил все свои законные медали, парады, поездку в Белый дом, но что-то было не так.

Скотт полетел 24 мая, через три месяца после Джона Первоначально планировалось отправить в полет Дика Слейтона, но затем от НАСА последовало сообщение, что у Дика возникла медицинская проблема: идиопатическое мерцание предсердий. Так называется состояние, при котором электрокардиограмма изредка сбивается с фазы, вызывая неровный пульс и незначительное снижение работоспособности сердца. А слово «идиопатическое» означает, что причины расстройства неизвестны. Недомогание это было выявлено при занятиях на центрифуге в августе 1959 года. Слейтона обследовали в Военно-морском госпитале в Филадельфии и в Школе авиационной медицины в Сан-Антонио, где и вынесли вердикт (по крайней мере, так говорил сам Дик): расстройство является незначительным, недостаточно серьезным для того, чтобы помешать работе астронавта. Но на самом деле один из врачей в Сан-Антонио, хорошо известный кардиолог, написал Уэббу письмо, в котором рекомендовал снять Слейтона с полета, ибо мерцание предсердий, будь оно идиопатическое или нет, в некоторой степени снижает работоспособность сердца.

Уэбб просто положил письмо в картотеку. Полет Слейтона был назначен на ноябрь 1961 года. В начале января Уэбб приказал еще раз как следует проверить состояние сердца Дика. Он аргументировал это тем, что Слейтона выдвинули военно-воздушные силы, и их же кардиолог рекомендовал не использовать его для полетов. Следовательно, все нужно было перепроверить. Случай Слейтона теперь изучали две комиссии: одна состояла из высокопоставленных врачей НАСА, а другая – из восьми врачей, назначенных главным хирургом военно-воздушных сил. И обе они признали Слейтона годным для полета. Тем не менее Уэбб передал дело на рассмотрение трем вашингтонским кардиологам, включая Юджина Браунвальда из Национального института здоровья, как своего рода высшей инстанции. Он также запросил мнение Пола Дадли Уайта, который получил известность как личный кардиолог Эйзенхауэра. Почему это произошло лишь спустя целых три месяца, никто понять не мог. Все четверо врачей пришли к тому же заключению, что и обе комиссии. Да, речь идет о пилоте с незначительным дефектом сердца. Он, очевидно, вполне может без всяких проблем совершить космический полет, как и любой другой. Тем не менее вся администрация НАСА словно бы сговорилась вставлять Слейтону палки в колеса, а бумаг при этом накопилось видимо-невидимо. Если уж в проекте «Меркурий» предостаточно астронавтов с совершенно здоровой сердечно-сосудистой системой, то почему бы не назначить на полет кого-нибудь из них и не покончить с этим? Такова была позиция Уэбба. Во время ссоры с Гленном он выступил против астровласти и проиграл. Теперь наступил его черед: Слейтона сняли с полета.

Викторианское Животное было крайне смущено. Оно покорно выискивало интересные истории о Слейтоне. И как только в НАСА могли решить, что он не годен для полета из-за больного сердца? Для этого события просто не находилось… нужных эмоций.

Согласно официальному заявлению НАСА, Слейтон был «сильно разочарован» решением. Сказано слишком деликатно: Слейтон был попросту в ярости. Но он пытался сдерживать себя, делая официальные заявления, потому что не хотел лишиться шансов на пересмотр дела. Он был убежден, что со временем здравый смысл победит. В частных беседах он говорил, что Пол Дадли Уайт принял оперативное решение. Слейтон утверждал, что Уайт и другие врачи сначала выдали медицинское заключение, признав его годным к полету, а затем уже последовало оперативное решение: даже если так, то почему бы не выбрать кого-нибудь другого? У них ведь было право на медицинское заключение. Но они приняли оперативное решение! Слово «оперативное» было для Слейтона священным. Он был Королем Оперативного. Оперативными могли быть действие, реальное дело, полеты, нужная вещь. А медицина была лишь одной из многочисленных разновидностей побочного. Никто ведь не обращался к врачам, чтобы принять оперативное решение. В «Лайф» прекрасно знали, насколько рассержен Слейтон, да и другие журналисты тоже догадывались об этом. Но Вежливое Животное не могло найти для всего происходящего… уместного тона. Поэтому оно согласилось с версией НАСА: «сильно разочарован». И лишь немногие журналисты понимали, что это было даже выше гнева. Дик Слейтон был сокрушен. Он не просто выбыл из очереди на полет – он потерял все. В НАСА только что заявили, что у него больше нет… нужной вещи. Словно бы она трещала по всем швам – и вот треснула. Идиопатическое мерцание предсердий – при чем тут это? По всем швам! Вся карьера, долгое восхождение Дика из мрачной суровой тундры штата Висконсин были основаны на его неоспоримом обладании этой нужной вещью. Это было самое важное из всего, что имелось у него в этой Котловине Смертельной Ошибки, и ему этого было достаточно. А теперь она просто треснула! Слейтон чувствовал себя униженным. Теперь этим ему будут тыкать в лицо все кому не лень. Теперь он не сможет вернуться в Эдварде, даже если захочет. В военно-воздушных силах не станут использовать брак НАСА для серьезной летной работы. Летные испытания? Черт побери, Дик ведь больше не летал самостоятельно. Это правда. Он мог подняться в воздух лишь на заднем сиденье двухместного самолета, а пилотом был кто-нибудь другой, у кого нужная вещь еще не испарилась через порванные швы. Возможно, в авиации его тоже отстранят от полетов, несмотря на то что, по заключению главного хирурга, Слейтон – «полностью квалифицирован как летчик военно-воздушных сил и как астронавт». Ведь была задета честь авиации. Сам начальник по кадрам военно-воздушных сил, генерал Лемей, удивлялся: если Слейтон признан негодным к полетам для НАСА, то как он может летать в авиации? И все это говорилось о нем, Дике Слейтоне, который больше всех старался, чтобы к астронавту относились как к пилоту или хотя бы как к продолжению самолетных рычагов управления в капсуле или, черт его побери, в космическом корабле.