Страница 45 из 55
Очередное упоминание о необходимости личной встречи с русским царём Наполеона расстроило. Он слишком хорошо помнил предыдущую, и не хотел бы вновь оказаться объектом дружеских, но на грани приличия, шуток. Одни только медведи с пушками на параде чего стоят... Но ехать в Петербург придётся, чёрт побери!
- Могу ли я взять с собой конвой?
- Разумеется, Ваше Величество, вы же не арестованы. Но рекомендовал бы брать тех, в чьих услугах более не нуждаетесь, кого не жалко. Народ исполнен патриотических чувств, и в дороге возможно... хм... всякое.
- Народ пойдёт против воли монарха?
- После подписания капитуляции? Нет, не пойдёт. Но до неё...
Наполеон грустно усмехнулся прозрачному намёку. Вроде бы и не сказано ничего определённого, но майор ясно дал понять о последствиях отказа от сдачи на милость победителя. И никаких претензий к русскому императору - местное население сделает всё само, причём из лучших побуждений. Впрочем, что же теперь плакаться...
- Когда можно будет выехать?
- Как только пожелаете, Ваше Величество. Лошадей, кстати, мы привели своих. Так я приказываю запрягать?
- Да, пожалуй.
Путешествие в возке отличается от такового же в карете в лучшую сторону, но утомляет вынужденной неподвижностью и скукой. И если последняя скрашивается неспешными разговорами, то с первой ничего нельзя сделать - лежишь, закутанный в меха, иногда сидишь, но всё равно движения нет, и заболевшие бока отравляют существование. И долгожданная почтовая станция воспринимается избавлением от мук, а её незначительные удобства кажутся верхом совершенства.
Часто так оно и было без преувеличения - в большинстве своём станции совмещали гостиницу, приличный трактир и баню. Проезжающим иностранцам за особую плату могли принести тёплой воды прямо в номер. Похвально.
- Ещё вчера собирался спросить, господин майор, - французский император расположился за накрытым крахмальной скатертью столом и с любопытством огляделся. - Почему у вас нет разделения на благородную публику и чернь?
- В каком смысле? - Акимов изучал список блюд, поданный расторопным половым, и отвечал не поднимая взгляда.
- Ну как же... видите крестьян в углу?
- Да, а что?
- Они и мы в одном трактире!
- Насколько я знаю, во Франции то же самое. Мне неоднократно приходилось видеть офицеров, обедающих в столь жутких харчевнях... И не понимаю вашего удивления.
- Офицер может зайти в низкопробный кабак, да. Но крестьянина никогда не пустят в более-менее приличную ресторацию.
- Да? - в свою очередь удивился Акимов. - У нас важно лишь наличие денег.
- Они не главное.
- Не скажите, отказ в их принятии приравнивается к оскорблению Величества. Или государства, так как на любой монете есть герб. Любой нищий... пардон, нищих у нас нет... любой французский нищий имеет право потратить русскую монету там, где ему удобнее.
На этот раз разговор вёлся на французском, и ни слова не понимающий половой откровенно скучал в ожидании заказа. Потом не выдержал:
- Что изволят господа?
Наполеона покоробило от подобной наглости:
- Вина принеси.
- Что к нему?
- Стаканы.
- Это всенепременно, господин хороший! Но что вы будете кушать?
- Ничего.
- А с вином?
- Зачем с ним что-то кушать?
Половой с видом человека, смертельно уставшего вдалбливать тупым путешественникам прописные истины, пояснил:
- Вино без закусок не подаётся.
- Ладно, тогда принеси водки.
- Будет исполнено сей момент! А к ней что подать?
Наполеон, вымотанный дорогой до потери аппетита, скрипнул зубами. Наблюдавший за ним Акимов улыбнулся:
- Да, Ваше Величество, всё, что крепче кваса, полагается пить под обильную закуску.
- Это дикость, господин майор.
- Закуска градус крадёт? Ничего не поделать - невоздержанность в питие не одобряется ни государством ни церковью, а злоупотребивший рискует испытать их неудовольствие. Так что предлагаю поужинать. Уверяю, не пожалеете.
- Да?
- Конечно! Вы же раньше путешествовали по России с собственным поваром?
- Если моё второе появление здесь можно назвать путешествием...
- Давайте назовём его именно так! - и майор опять перешёл на русский. - Любезный, принеси нам для начала смородиновой, а к ней...
- Расстегайчики нынче знатные удались, ваше высокоблагородие.
- Ага, их всенепременно. Ещё борщ запорожский с пампушками и чесноком, сала копченого обязательно, селёдочки, грибочков... И вообще, сам сообрази насчёт заедков. Но в разумных пределах. Разумеется.
- А вино?
- Баловство одно, это вино, - покачал головой Акимов. - И пошевеливайся давай, любезный.
Окрылённый половой убежал, а французский император решил высказать майору претензии:
- Сей мерзавец не испытывает ни малейшего почтения к чинам! Как вы живёте?
- Хорошо живём, Ваше Величество. И хорошо сидим! Поверьте, в Париже вы будете вспоминать сегодняшний ужин и скучать по русской кухне.
- Если он будет, этот Париж.
- Государь Павел Петрович твёрдо обещал.
- Ваши слова, да Богу в уши.
- Господь меня услышит, не сомневайтесь.
Поздним вечером, когда уставший Бонапарт крепко спал на мягкой перине под пуховым одеялом и видел во сне французские знамёна над Вестминстерским аббатством, майор Акимов всё ещё сидел в опустевшем трактире. Бутылка цимлянского на столе, трубка с хорошим табаком... что ещё надо для малой толики счастья? Нет, для счастья это слишком мало, но для благодушного настроения в самый раз. И если бы не бестолковые подчинённые... А где найти иных?
- Ты что за комедию устроил, сержант? Ужели нельзя было принести императору вино без всяких закусок? Хлопнул бы он стаканчик-другой, да на боковую.
- Так гостеприимство, ваше высокоблагородие! Накормить, напоить, и только потом спать уложить, - оправдывался половой. - Тем более иных приказов не поступало.
- Не жалеете командира. Ироды, - проворчал Акимов. - А вы, орлы, что изобразили? Ясно сказано - обеспечить охрану без привлечения внимания. Зачем вырядились?
Переодетые крестьянами бойцы охранного батальона министерства госбезопасности не ответили, что вызвало ещё большее раздражение.
- Почему молчим, господа? Я, значит, должен изобретать дурацкие истории для французского императора, а они молчат... А не устроить ли ему поутру встречу с российским трудовым крестьянством в лице передовых его представителей?
- Виноваты, ваше высокоблагородие.
- Конечно, виноваты. И хорошо ещё, что Наполеон не обратил внимания на ваш стол... От сохи и прямо к рябчикам с трюфелями? Идиоты.
- Это куропатки были, - попытался выгородить сослуживцев сержант-половой. - Для рябчиков нынче не сезон.
- Хорошо, пусть будут куропатки. Но при доходе среднего крестьянина...
- У них рублей пятнадцать выходит, не меньше!
- И потому могут потратить на ужин стоимость двух коров? Страшно далеки вы от народа, господа!
- Не скажите, - возразил сержант. - Мужик сейчас богатый пошёл. О прошлом месяце четверо крестьян батарею шестифунтовок сдавать привезли... Их обеду сам господин полицейский исправник завидовать изволили. А эти, чисто умозрительно, могли получить деньги за трофейные ружья. Вполне резонно, сейчас многие трофеями промышляют.
- Французскому императору будет неприятно услышать такие объяснения.
Сержант хмыкнул:
- Хотел бы он политесу и галантерейного обхождения, так и сидел бы в своих Парижах. Его сюда никто не звал.
Майор тяжело вздохнул. Ну не рассказывать же нижним чинам о долгой и кропотливой работе по заманиванию Бонапарта в Россию? Не поймут и не одобрят. Большая политика, она такая... она мало кому нравится.
- Ладно, орлы мои певчие, будем считать, что оправдания приняты. Но впредь попрошу подобного не допускать!
Утром Наполеон проснулся в дурном настроении, и молчал почти до самого вечера. Лишь попросил не останавливаться на обед, сославшись на ноющую от обилия жирной пищи печень. Уважив просьбу, обедать не стали, только сменили лошадей. И к полуночи добрались до Петербурга.