Взлет черного лебедя

– Спасите наши библиотеки!

Демонстранты мгновенно подхватили слоган, а мы двинулись дальше. Миновали арку, бронзовую скульптуру Джорджа Вашингтона и мраморную ротонду. Затем, вместо того, чтобы подняться вверх по крутой лестнице, Оберон провел меня к служебному лифту. Мы спустились в полуподвальный этаж. Двери кабины открылись, и мы очутились в тускло освещенном коридоре. Повернув направо, мы прошли его до конца и остановились перед дверью с окошком из матового стекла, на котором красовалась золоченая надпись: «КАБИНЕТ КАССИРА НАЛОГОВОГО ИНСПЕКТОРА». Небольшая деревянная табличка, подвешенная на крючке, гласила: «ПОЖАЛУЙСТА, ВХОДИТЕ ПО ОДНОМУ». На другой табличке (ее поддерживала красивая фигурная чугунная стойка) я прочла: «ОЧЕРЕДЬ НАЧИНАЕТСЯ ЗДЕСЬ». Десяток человек выстроились строгой цепочкой, и каждый сжимал в руках желтоватый листок. Оберон уверенно прошествовал к двери.

– Эй, приятель, – проворчал крупный мужчина, стоявший первым, – мы вообще‑то в очереди!

– Да‑да, конечно, мистер… – Оберон выхватил из мясистых пальцев мужчины бледно‑желтую бумажку. Та затрещала, но осталась целой. – Мистер Арнольд А. Геркаймер с бульвара Киссена, Флашинг, Нью‑Йорк, – отчеканил Оберон, даже не смотря на листок. Я заглянула через его плечо и поняла, что король фейри не ошибся. – Какие же у вас неприятности?

«Уважаемый мистер Геркаймер,

Вы уличены в нарушении городского кодекса законов M73197‑PYT‑C2E. Пожалуйста, явитесь в кабинет кассира налоговой инспекции, комната В7, Сити‑Холл, для определения суммы штрафа, подлежащего уплате.

Примечание: все штрафы должны выплачиваться наличными.

Искренне Ваш,

Игнациус Т. Эшберн III,

кассир налогового инспектора»

Закончив чтение, Оберон поднес письмо к свету и принялся изучать водяные знаки – спиралевидные линии. Они начали быстро вращаться. Я отвернулась, потому что у меня закружилась голова. Между тем глаза мистера Геркаймера заметались из стороны в сторону, будто он следил за матчем по настольному теннису.

– Что ж, – произнес Оберон, возвращая Арнольду Геркаймеру письмо, – похоже, все в порядке. Я замолвлю за вас словечко кассиру.

– Спасибо, сэр, – пролепетал Арнольд Геркаймер, слегка покачиваясь. – И как вас благодарить? Сам не пойму, что я такого нарушил.

– Не припоминаешь, Арни? – Оберон укоризненно поцокал языком. – Постарайся, дружище, я буду в кабинете.

Арнольд Геркаймер стал пунцовым. Оберон наклонился и прошептал мне на ухо:

– Он забирает пенсию у своей девяностосемилетней мамочки и проигрывает денежки в казино в Атлантик‑Сити, а матери говорит, что платит за учебу своего сына в колледже.

Оберон взялся за дверную ручку и дал Арнольду Геркаймеру возможность всласть посокрушаться о своих прегрешениях. Теперь мы очутились в коротком коридоре с новой дверью, поделенной горизонтально пополам. Верхняя часть оказалась открыта, виднелась стойка, за которой сидел веснушчатый мужчина лет тридцати. Он был одет в оксфордскую сорочку с красными полосками в тон своей редеющей имбирно‑каштановой шевелюре. На медной табличке я разобрала: «ИГНАЦИУС Т. ЭШБЕРН III, КАССИР НАЛОГОВОГО ИНСПЕКТОРА». Другая табличка – ксерокопия на розовой бумаге, гласила следующее: «ЗА НЕОБХОДИМОСТЬ МИРИТЬСЯ С РАЗДРАЖЕННОСТЬЮ, НЕТЕРПЕНИЕМ И ОТКРОВЕННОЙ ГРУБОСТЬЮ ПОЛАГАЕТСЯ ШТРАФ В ДЕСЯТЬ ДОЛЛАРОВ». Оберон прислонился к стене возле посетительницы. Юная девушка в обтягивающих джинсах, кожаной куртке‑бомбере и угги стояла перед конторкой и судорожно рылась в большущей сумке.

– Прямо секунду назад видела эту бумажку, – в отчаянии пробормотала она. – А вы не можете поискать мое дело по фамилии?

– Нет, – ответил служащий, смерив девицу высокомерным взглядом.

Я обратила внимание на его широкие ноздри. Они стали еще больше, когда девушка вывалила на прилавок содержимое сумки. Айфон, косметичка, пригоршня оберток от жевательной резинки… и, наконец, письмо цвета слоновой кости.

– Нашла, – обрадовалась девица и сунула его Игнациусу. – Только я понятия не имею, о чем здесь написано. Я учусь в колледже, но живу дома, и машина у меня есть, но она записана на родителей. По идее, все, что связано с налогами, должны присылать на мой домашний адрес, в Скарсдейл.

– Извещение не имеет никакого отношения к вашим родителям, Дженна Абигайль Лоренс, – возвестил служащий, держа листок перед настольной лампой. – Ага! Нарушение кодекса законов, пункт номер четыреста восемьдесят девятнадцать двадцать девять, шифр XNT‑восемь‑R. Это связано с неприкосновенностью частной жизни. – Он опустил официальное письмо и уставился на Дженну Лоренс в упор. Из его ноздрей потянулись тонкие струйки дыма. Темно‑карие глаза начали вращаться, повторяя форму спиральных водяных знаков на гербовой бумаге.

Почему‑то я моментально ощутила непреодолимое чувство вины и вспомнила несколько случаев из собственной жизни. В седьмом классе я списала контрольную по французскому, а еще так и не удосужилась отправить благодарственное письмо. А однажды не вернула книгу в библиотеку.

– Штраф будет снижен, если вы добровольно предоставите сведения, – изрек суровый тип.

Дженна Лоренс перевесила сумку на левое плечо и откинула с лица прямые мелированные светлые волосы.

– Понятия не имею, о чем вы говорите. Но если вы про мою соседку по комнате в общежитии, то знайте – ни одному ее слову верить нельзя. Она – первокурсница. И конечно, я не читала ее тупое эссе о Данте…

– Верно. Иначе вы могли бы уразуметь пару‑тройку мыслей насчет наказания,мисс Лоренс. Нет, речь о другом. Вы проверяли СМС в мобильнике вашего бойфренда Скотта, пока он ходил в магазин «7–11» за холодным кофе для вас.

Дженна Лоренс разинула рот.

– Но как?.. – вырвалось у нее. Потом она немного совладала с собой и пробормотала: – Вам Скотт сказал?

– Разумеется, нет, мисс. Однако Скотт удивлен, почему вы на него стали злиться.

– Он назвал меня испорченной девчонкой! – взвыла Дженна. – А своему так называемому лучшему школьному дружку, Энджи, он объявил, что меня, кроме тряпок, ничего не интересует.

Девица стала копаться в сумке, и Игнациус взял бумажный платочек из коробки, стоявшей на конторке, и протянул ей. Он терпеливо ждал, пока Дженна выплачется и высморкается.

– В толк не возьму, – жалобно призналась она, – кто вам доложил… Но вы ведь Скотту не проболтаетесь?

– Нет, Дженна. Именно вы введете Скотта в курс дела. А летом вы не на пляже в Хэмптонсе будете валяться, а поедете с волонтерами восстанавливать старый женский приют.

– Ладно, – всхлипнула Дженна. – В резюме это будет неплохо выглядеть.

Игнациус вздохнул и выпустил из ноздрей струйки дыма.

– А ещевы станете проводить больше времени со своей бабушкой Рут. – Он приложил к письму тяжелую деревянную печать. – Кроме того, вопрос о штрафе еще не снят… – Он перегнулся через конторку и заглянул в огромную сумку девушки.

А я заметила, как мелькнул его длинный чешуйчатый хвост.

– Айфон у вас новенький? – осведомился Игнациус.

– Да, – простонала Дженна. – Но вы не можете…

Хвостище перегнулся через голову Игнациуса, нырнул в сумку и обернулся вокруг айфона.

– Ах, у вас «Peggie»[79] имеется… – довольно произнес он. – Приятный сюрприз.

Хвост исчез за конторкой. Служащий вернул Дженне письмо. Она взяла его и подняла повыше, чтобы рассмотреть красную печать. Та имела форму дракона, извергающего спиралевидное пламя. Внезапно огонь увеличился в размерах, вспыхнул, охватил листок и даже задел одну прядь Дженны. Но она отвернулась от окошка безмятежная, как новорожденный младенец.

– Она запомнит хоть что‑нибудь? – осведомилась я у Оберона, но на мой вопрос ответил Игнациус.

– Только то, что ей следует делать. Она будет уверена, что целое утро занималась шопингом, а насчет телефона решит, что оставила его в такси. Тебе что‑нибудь нужно, Оберон? У меня сегодня куча посетителей.