Страница 52 из 73
Вдобавок я столкнулась с детективом Кирнаном. Возвращаясь из столовой, я увидела, что он заходит в палату Бекки. Я замерла в коридоре и помахала рукой Джею, который выскочил и бросился ко мне.
– А онпочему тут шляется? – зашептала я. – Неужели считает, что и здесь дело нечисто?
Джей уставился на меня.
– О, нет. Кирнан уже был у Бекки. Интересовался ее здоровьем – чисто по‑дружески.
Я была уверена, что детектив Кирнан себе на уме и в покое нас не оставит. Вероятно, он ищет зацепку, чтобы попытка самоубийства Бекки привела его к Джону Ди. Но я ему ничего подсказывать не собиралась.
– Понаблюдай за ним, – посоветовала я Джею. – Мне нужно отлучиться домой.
– Конечно, тебе надо отдохнуть, – согласился он. – У тебя вроде бы паранойя началась.
Я вернулась в таунхаус и приняла основательный горячий душ. У себя, на третьем этаже, разумеется. Отцовской ванной я вряд ли смогла бы воспользоваться в ближайшее время. Я надела трикотажные штаны и старую футболку, а поверх нее (неизвестно, зачем) рубашку Уилла. Но когда я легла в кровать, то отчетливо услышала голос Джея, рассказывающего мне о событиях минувшей ночи.
Мы с Бекки смотрели «Красные башмачки» на кинофестивале, когда нам исполнилось шестнадцать. Ей настолько понравился фильм, что она уговорила меня сходить на него снова, а потом бегала еще на один сеанс. На меня он тоже произвел впечатление, но Бекки стала прямо‑таки одержимой. Но странно другое. «Красных башмачков» не было в телевизионной программе! «Бекки ужасно разволновалась… Она даже настояла на том, чтобы мы записали его для тебя».
Я встала с постели и босиком спустилась на второй этаж. Открыв дверь, ведущую в комнаты отца, сразу почувствовала медный запах крови. Я с трудом сдержалась, чтобы не убраться восвояси, вошла в комнату и села на диван. На журнальном столике стояли две пустые винные бутылки, пара бокалов и большая керамическая миска. Я взяла одну из двух бутылок и прочла этикетку. «Вуп‑Вуп, австралийский шираз». Это вино продавалось в магазине на Гудзон‑стрит. Бекки любила его покупать, поскольку оно было недорогое и ей нравилось название. Я принялась изучать вторую бутылку, про которую Джей сказал, что они ее нашли в буфете Романа. Она оказалась покрыта толстым слоем пыли, мне пришлось изрядно повозиться, чтобы расчистить этикетку. «Le Vin du Temps Perdu».Ага, французский. «Вино утраченных времен». Но такого сорта в запасах моего отца никогда не было. Как же Ди ухитрился подбросить бутылку в наш дом? Или все проделали его приспешники, люди‑тени? Я потрясла бутылку и заметила, что в ней плещется вино. Вылив темно‑красную жидкость в бокал, я поднесла его к носу, вдохнула густой аромат шоколада и корицы. И невольно сделала глоток.
Сухое вино улетучилось, едва коснувшись моего языка, и превратилось в туман. Он наполнил мой рот… У него был вкус шоколада, лаванды и каких‑то неуловимых специй. Я сделала новый глоток и попыталась покатать вино по языку. Я зажмурилась… и очутилась на винограднике в южной Франции. Солнце согревало мою кожу, повсюду разливался аромат цветов…
Я резко открыла глаза и оттолкнула от себя бокал. И правда, «Le Vin du Temps Perdu»!Вот тебе и опасности употребления спиртного! А Бекки выпила почти целую бутылку… и вдобавок смотрела «Красные башмачки».
Я порылась в диванных подушках и вытащила пульт дистанционного управления. Включила телевизор и занялась изучением меню видеорекордера. Самой последней значилась запись фильма «Воспитание крошки»[78] с Кэтрин Хепберн и Кэри Грантом. Я нажала кнопку быстрой перемотки, чтобы проскочить рекламу DVD‑коллекции студии «Turner». Наконец, на экране появился кинокритик Роберт Осборн, стоящий перед камином в своей шикарной квартире, куда допускались только самые избранные персоны. Стены были завешаны множеством картин, написанных маслом, вокруг красовались пухлые красные кресла. Бекки и Джей наверняка смотрели предисловие. Джей обожал Осборна и уморительно имитировал его критические интродукции. «Что же, шоу начинается», – сказала я себе и остановила перемотку.
«Здравствуйте, меня зовут Роберт Осборн, и сегодня мы с вами смотрим фильм… – На миг экран мигнул, и широкое, дружелюбное лицо ведущего замерло. Его глаза с тяжелыми веками (Джей всегда говорил, что Осборн, наверное, полжизни провел в темных кинотеатрах) помрачнели… – Итак, сейчас мы с вами увидим фильм Майкла Пауэлла и Эмерика Пресбургера „Красные башмачки“ с несравненной Мойрой Ширер в роли заколдованной балерины, Виктории Пейдж… и обворожительным Энтоном Уолбруком в роли демонического импресарио Бориса Лермонтова».
Я наклонилась ближе к экрану – что‑то случилось со звуком. Слова Роберта Осборна не совпадали с движениями его губ. Или я просто устала. Я накрыла колени старым афганским пледом и улеглась на диван. Плавные интонации Осборна убаюкивали меня. Он объяснял, что авторы «Красных башмачков» хотели создать манифест могущества искусства. Смакуя подробности, он сообщил о том, как демоническийЛермонтов довел Вики Пейдж до самоубийства.
«Забавно, – подумала я, – обычно Осборн много не болтает». Но мне было все равно, ведь фильм я уже смотрела. Хотя я успела подзабыть некоторые сцены. Например, яркие повторяющиеся сны‑галлюцинации, в которых Вики Пейдж разыгрывает историю девушки, надевшей пару красных туфелек и танцующей до смерти. Абсолютная психоделика, разбавленная фрейдизмом. Загадочный башмачник превратился в возлюбленного девушки, а потом – в Лермонтова. Оказалось, что этот «демонический импресарио» похож на Джона Ди… но я‑то не была с ним знакома, когда смотрела фильм впервые.
Я понимала, что кино сильно подействовало на Бекки. По‑своему она тоже неудержимо стремилась к успеху, как балерина Вики Пейдж. Своими дерзкими рыжеватыми кудряшками она даже напоминала Мойру Ширер. И вдруг я с изумлением обнаружила, что актер, исполняющий роль композитора, влюбленного в Вики, является копией Джея.
Наверное, я задремала, а очнулась сидя, с бокалом в руке. На экране разыгрывалась роковая сцена, во время которой Лермонтов настаивает, что Вики должна сделать выбор: искрометная жизнь великой танцовщицы или серая участь домохозяйки. В моей голове смутно всплыл наш давний спор с Бекки.
– Почему Вики обязана выбирать? – спросила я после просмотра «Красных башмачков».
– Должна, и точка! – вспылила Бекки. – По‑другому не получается. Нельзя совмещать то и другое одновременно.
Теперь я понимала смысл слов Лермонтова… и Бекки. Большинство великих художников были неудачниками в любви – если только не связывали свою жизнь с людьми, которые отказывались от собственных желаний и устремлений ради них. Обычные представители «рода человеческого» – вроде Зака, Джея и меня – не добивались успехов в творчестве. Да и в остальном – тоже. Я с головой окунулась в дело спасения мира и проглядела, что моей лучшей подруге грозит беда. Теперь она попала в больницу, как и мой отец. Сколько еще любимых и близких пострадают из‑за моей беспечности? «Удача не сопутствует мне ни в чем», – вздохнула я, глядя, как Вики Пейдж бежит из театра и бросается под поезд. Мне стало ясно, почему она так поступила. Она так и не сделала выбор. Но, по крайней мере, могла снять треклятые красные туфельки и отдохнуть.
Я взяла пульт, чтобы выключить телевизор, но на экране вновь появился Роберт Осборн. Он устроился в красном кресле у потрескивающего огня, с бокалом красного вина.
– В год выхода на экран, а это был тысяча девятьсот сорок восьмой год, – промурлыкал Осборн, – фильм «Красные башмачки» успеха не имел. Зрителям не пришлась по душе мысль, вложенная в финал картины, – то, что лучше умереть ради искусства, чем жить без цели. Но мы‑то с вами знаем, каков правильный выбор, правда?
Он улыбнулся. Мне почудилось, что даже женщина на портрете над камином улыбнулась… а я согласно кивнула. Я притулилась на краешке дивана и заметила янтарные огоньки в глазах ведущего. Он таращился прямо на меня и ждал, что я поступлю так как надо.В конце концов, Роберт Осборн знал все.«Конечно же, он послан ко мне как духовный наставник», – осенило меня. Я почувствовала нечто интригующее и вязкое. Мне нужно непременно послушаться Роберта Осборна.