Страница 28 из 73
– А Уилл Хьюз частенько заглядывает в «Y»?
– Возможно, он знал, что я там буду, – прошептала Фэйн.
– И давно ты с ним встречаешься?
В комнатке за стойкой послышался мелодичный звон, и Фэйн не успела ответить.
– Ой, мой бисквит! – воскликнула она и юркнула за дверь.
– Надо ее догнать, – заявил Оберон, приподнял столешницу и шагнул за стойку. – Как всегда, она ушла под землю.
– Что? – изумилась я.
Но он уже скрылся в задней комнатке, большую часть которой занимала громоздкая чугунная плита. На решетке лежал только что испеченный желтый бисквит. А где же Фэйн? Оберон обвел взглядом кухню. Я подумала, что ему надо проверить духовку, но он лишь сдвинул в сторону тростниковую циновку. Под ней обнаружился деревянный люк с бронзовой ручкой. Оберон открыл его. Стали видны первые ступени винтовой лестницы, уходившей во мрак.
– За мной, – он махнул мне рукой.
– Туда? – прохрипела я и поежилась. Конечно, я сражалась с мифологическим зверем и прогуливалась в парке, населенном фейри, в компании с вампиром… Однако перспектива спуска в темную яму под улицами Нью‑Йорка мне не улыбалась. Кто знает, какие кошмары из городских преданий меня ожидают? Крокодилы‑альбиносы, гигантские крысолюди, тараканы‑мутанты… вариантов немало. «Хватит с меня, – решила я. – Пора проявить характер». – Я останусь здесь, – сказала я.
Оберон щелкнул пальцами, и на кончике его большого пальца возник язычок желто‑зеленого пламени.
– Смотри, – произнес он. – Пора начать учиться. Ты каждый день работаешь с огнем, поэтому тебе не будет слишком трудно сотворить его. Подними руку… ладонью к себе. – Оберон взял меня за локоть, и моя ладонь оказалась в паре дюймов от моего лица. – Теперь сконцентрируйся на сиянии.
Раньше, на улице, я уже видела зеленоватое свечение над пальцами. Но тогда я думала об Уилле Хьюзе. И я немного забеспокоилась. Насколько изменилась моя аура? Я ведь столько всего пережила. Вдобавок сказала отцу о том, что надо увеличить оклад Майе. А как Роман себя чувствовал в тот момент? Полагаю, совсем не так, как я…
– Начинай! – прозвучал громкий голос Оберона, прорвавшийся сквозь пелену моей жалости.
Я послушалась и прогнала все мысли, кроме единственной: видеть ауру. Спустя несколько секунд я заметила ее. Кончик каждого пальца имел бело‑голубой цвет, который заострялся и лучом уходил вверх.
– Готово!
– Хорошо.
Интонации Оберона смягчились. Он снова приобрел свою вест‑индскую певучесть, а холодный воздух вокруг нас сразу согрелся. Наверное, Оберон действительно умел согревать вещи голосом.
– Теперь прикоснись большим пальцем к среднему и почувствуй тепло собственной ауры. Как только поймаешь искру, щелкни пальцами.
Я послушалась. Никакого результата.
– Ты поспешила, – сказал Оберон.
Я попробовала еще раз. На этот раз я ждала до тех пор, пока не ощутила искру – крошечный разряд статического электричества, но она тоже улетела в воздух и с шипением упала на пол.
– После щелчка держи большой палец ровно, чтобы пламя не дрожало.
Я предприняла очередную попытку. Искра зажгла крошечный бело‑голубой огонек. Зрелище собственной горящей кожи подействовало на меня так плохо, и я непроизвольно тряхнула рукой, чтобы погасить пламя.
Оберон застонал.
– Пылает твоя жизненная сила, – произнес он таким тоном, будто поучал маленького ребенка. – Ты не обожжешься. Давай еще раз.
Я пристально уставилась на руку, свела подушечки пальцев, дождалась искры, щелкнула, выпрямила большой палец… и над ним вспыхнул язычок и закачался, как гавайская танцовщица. Оберон был прав: огонь не наносил никакого вреда.
– Молодчина, – похвалил он меня.
Я улыбнулась.
– Потрясающе! Ничего более крутого я в своей жизни не делала. Жаль, что я не курю – можно было бы похвастаться.
Оберон покачал головой и начал спускаться вниз по ступеням. Я последовала за ним. Страх развеялся от радости обретения нового дара… но неожиданно мой спутник заставил меня задуматься.
– Не пытайся это делать во время месячных, – предупредил он. – Тогда женщины могут себя спалить.
Я шагала по лестнице и недоумевала – как он догадался, что у меня те самые дни, – а он продолжал давать советы.
– Держись рядом со мной и ни в коем случае не сворачивай в боковые проходы.
«Сколько же коридоров в подвале кондитерской на Манхэттене?» – гадала я. Но мы продолжали свой спуск по ступеням, и я поняла, что подпол не совсем обычный. Стены оказались отделаны блестящим розовым кварцем. Я поднесла большой палец поближе и увидела высеченные на камне знаки и пиктограммы. Тут были изображения красивых мужчин и женщин, скачущих верхом на лошадях по горам и лесам. Попадались и другие рисунки – люди водили хороводы около стоящих по кругу камней и огромных костров. Над ними летали крылатые существа – драконы, грифоны и… мантикоры. Некоторые драконы прятались в горных пещерах, в недрах которых морщинистые гномы добывали золото и всяческие минералы. Картины были украшены настоящими рубинами и сапфирами, они так и сверкали в свете моей «зажигалки». В колледже я изучала геммологию[42] и не сомневалась в том, что это – не подделка. Было даже страшно подумать о реальной стоимости камней.
В глаза бросились самые крупные из них – сапфир, изумруд, рубин и топаз. Каждый искусно выточили в форме глаза и поместили на изображениях четырех башен.
– Не отставай, – позвал меня Оберон. – Я не хочу оставлять Фэйн и Пака одних надолго.
Он обернулся, увидел, куда я смотрю, и поднялся ко мне.
– Сторожевые Башни? – просто спросила я.
– Да, – кивнул он. – Их построили для защиты человечества от темных сил. К ним приставили хранительниц – фей, посвятивших свою жизнь несению дозора.
– Что с ними случилось?
– Началась война. Башни разрушили… Одну хранительницу убили…
– А я считала, вы бессмертные.
– Мы не старимся, но нас можно уничтожить, а порой мы… уменьшаемся.
Последнее слово он произнес так сурово, что я не решилась попросить дальнейших объяснений. Вместо этого я поинтересовалась, что стало с тремя выжившими хранительницами.
– Одна бежала и спряталась, другая предпочла превратиться в человека – она была твоей предшественницей, Маргаритой.
– А последняя?
– Мы потеряли с ней связь, – буркнул Оберон и помчался вниз по ступеням. – Она перешла на другую сторону. Поэтому ее сослали в самые глубокие недра ада.
ЦАРЬ ТЕНЕЙ
Как раз в то самое мгновение, когда мне начало казаться, что скоро мы действительно попадем в ад, мы очутились в круглом зале у подножия винтовой лестницы. Узкие коридоры симметрично тянулись в четыре стороны. Метки и опознавательные знаки отсутствовали, но Оберон без малейшей растерянности выбрал один из них. Он прикасался язычком своего пламени к факелам на стенах, те мгновенно загорались и осветили нам сводчатый туннель. Я попыталась определить, в каком направлении мы движемся, но мы слишком долго спускались по ступеням. Я совершенно утратила ориентацию в пространстве. Во всяком случае, было трудно представить, что мы по‑прежнему находимся под улицами Манхэттена, а над нами продолжает жить своей жизнью Нью‑Йорк. Там, в обычном мире, проезжают поезда метро, люди спешат на работу, едят свои ланчи, занимаются в спортзалах, выгуливают собак, укладывают спать заболевших детишек… Все это казалось иллюзией. Реальным стало другое – мощные черные стены, факелы… Я пригляделась к потолку. Он был выложен орнаментом из керамических плиток в виде рыбьих костей. Узор мне что‑то напомнил.
– Эй! – окликнула я Оберона. – Свод похож на потолок в баре «Устрица» на вокзале «Гранд Централ», а еще – на купол собора Святого Иоанна Богослова.[43]
– Постройки выполнены одним и тем же архитектором – Рафаэлем Гуаставино,[44] – ответил Оберон, не оборачиваясь. – Его отправили вниз в девяностые годы девятнадцатого века. У нас случались протечки.
– Правда? Хотите сказать, что простому смертному лучше удалось то, с чем не справилась армия бессмертных фейри?