Взлет черного лебедя

Я повернулась к Уиллу Хьюзу.

– Это реально?

– Они настоящие. Их называют световыми сильфами, потому что они питаются светом. Но появляются они исключительно ночью. В свете дня они бы просто утонули и захлебнулись.

Сильф оторвался от своего занятия. Его рот был лиловым. Миниатюрное создание склонило головку к плечу и шевельнуло губами, но улыбка превратилась в оскал. Обнажились крошечные и острые, как иголки, зубы. А затем сильф вспорхнул и улетел.

– Почему?..

– Не переживайте, – шепнул Уилл, уводя меня в сторону. – Не вы напугали сильфа, а я. Они не слишком жалуют вампиров, но поскольку мы ведем ночной образ жизни, то стараемся друг другу на глаза не попадаться.

И он повел меня вниз по склону холма. Теперь я знала, что ночь населена зубастиками, и держалась поближе к моему спасителю – крупномузубастому экземпляру.

– Вы раньше упомянули про дар феи, – сказала я. – Но как вы догадались, что я им наделена?

– Вы – потомок Маргариты д'Арк. А она была одной из них.

Произнося слово «них», он вздрогнул. «Что может его страшить?» – изумилась я, но вспомнила еще кое‑что. Ведь вампиры бессмертны. А Уилл Хьюз вроде был знаком с Винсентом Ван Гогом.

– Вы видели самую первую Маргариту?

Мы приблизились к парапету, за которым открывался вид на Генри‑Гудзон‑Парквей и реку. Хьюз молча прислонился к нему. Серебряный свет в его глазах померк, затем заблестел тускло, как покрывшееся патиной блюдо. После в его зрачках будто заклубились грозовые тучи. Я почувствовала, как внутри него что‑то закипает – и этот ураган может обрушиться на меня.

– Да. Я любил ее и потерял. Из‑за нее я такой, каким вы видите меня сейчас, в теперешние дни. – Он усмехнулся. – Ну, точнее, в теперешние ночи.

Хьюз вскочил на парапет. Если бы он раскинул руки и полетел, я бы не удивилась, но он похлопал по камню.

– Идите сюда и послушайте меня. В конце концов, это и ваша история.

– В юности я, стыдно признаться, невероятно кичился своей красотой и был пустым человеком.

Хьюз сидел лицом к реке, поэтому я видела на фоне темного неба лишь его профиль, подобный белой камее, вставленной в оникс. Я была готова простить его за тщеславие и самовлюбленность. А если он и являлся пустозвоном, столетия придали ему глубину.

– Я стал тщеславен. Многие красавицы влюблялись в меня, и отец умолял жениться и произвести на свет сына, но я не желал связывать себя с единственной женщиной, дабы не утратить любовь других. Моему отцу отчаянно не терпелось обзавестись наследником. Это был своего рода залог бессмертия. Батюшка даже нанял поэта, и тот слагал стихи с мольбами ко мне о продолжении рода. Он регулярно приходил в наш дом и наставлял меня в стихосложении, любви и в ответственности моего положения… а потом воспылал ко мне любовью.

– Погодите, – перебила я. – Звучит как‑то знакомо.

Хьюз улыбнулся и продолжил.

– Поэт больше не твердил мне о моей «миссии». Теперь он твердил о том, что я должен смотреть только на него. Так через его сонеты я обрету бессмертие. Как я ни был самовлюблен, мысль пленила меня. Когда поэта отослали, я поехал за ним в Лондон и вступил в его актерскую труппу.

– Вашего поэта звали Уильям Шекспир, – сердито бросила я.

Глаза Хьюза вспыхнули недобрым светом.

– Вы уже видели мантикору, фейри, болтали с вампиром и одно упоминание о Шекспире вызывает у вас праведный гнев?

– Да! – воскликнула я. – Это как на спиритических сеансах! Какого духа ни вызовут, все они в итоге превращаются в Клеопатру или Наполеона.

– Я понял ваш намек. Может, мне в дальнейшем называть его просто поэтом,дабы ваше доверие ко мне не пострадало?

– О, делайте что хотите! – заявила я, подняв руки в оборонительном жесте. Какой смысл подвергать сомнению детали, если я поверила в главное? Кроме того, мне ужасно любопытно. И какой же он был, Уильям Шекспир?

– Одержимый. Безумный. Испытавший прикосновение феи. Порой мне казалось, что он чародей – он моментально завораживал окружающих своими речами. В нем пылало пламя, в сравнении с которым это, – Хьюз обвел рукой миллионы огней Манхеттена, – напоминает мне стайку светлячков. Как же я мог не попасть под его чары? Но вскоре я узнал, что в Лондоне у меня есть соперница.

– В столице? Не в Страдфорде‑на‑Эйвоне?

Хьюз насмешливо вздернул бровь. На миг передо мной предстал жестокий юноша с картины, и я пожалела девушек елизаветинских времен, которые сходили по нему с ума.

– Нет, я ничего не путаю. Женщине, пленившей его сердце, мало было иметь пышные бедра и состоятельного отца. Ей следовало вселять в поэта вдохновение– чудо преображения слов в образы.

– То есть он нуждался в музе.

– Верно. Он не раз ее именно так и называл. Загадочная темноволосая незнакомка… Никто не ведал, откуда она родом. Она редко появлялась на людях и всегда держалась в тени.

– Смуглая Дама?

– Да. По моему мнению, ей дали верное прозвище. Оно похоже на ее истинное имя – Маргарита д'Арк.[36]

– Что? Значит, вы этуМаргариту считаете моим предком? Но она же скрывала свое происхождение.

– Я узнал ее имя, потому что влюбился в нее. – Хьюз надолго умолк. Наконец он сделал глубокий вдох, прозвучавший так, будто порыв ветра пошевелил вереск за нашими спинами, и заговорил вновь: – А она – в меня. Уильям, конечно, был вне себя от гнева. Он сочинил стихи, в которых обвинял ее. Не сомневаюсь, все плохое, что он когда‑либо писал о женщинах, родилось из его злости на Маргариту. Но она никогда не винила его в этих нападках. Она и не подумала забрать у него волшебный дар фей – чудесное зрение, которым она наделила бывшего возлюбленного. А иначе он бы не создал сцены с фейри в «Сне в летнюю ночь». А как насчет Калибана и Ариэля в «Буре»?

И мы были счастливы вместе… Но я обнаружил, что она неспроста вдохновляет Шекспира на мастерские описания фейри. Она‑то была одной из них. Феей. И обладала тем, о чем мечтал я, – вечной молодостью. Я умолял ее сделать и меня бессмертным, но она отказывалась. Она хотела провести со мной жизнь, а я, в своем тщеславии, не мог смириться с мыслью о собственной старости. Она говорила мне, что я просто не осознаю, какой мукой является вечность. Мы поссорились, и она бросила меня.

По его лицу словно пробежала рябь, и он на миг отвернулся от меня. Затем Уилл Хьюз устремил взгляд на реку и застыл, как точеный камень. Он был прекрасен, но странно холоден и инертен.

– Я испытывал ярость, отчаянно желал быть с ней и доказать ей, что она неправа, – спокойно заговорил он. – Я решил прибегнуть к помощи чародеев и алхимиков. Шекспир знал их, но со времени начала правления короля Иакова I многое изменилось. Подозрения в колдовстве могли дорого стоить, и маги стали скрываться. Но мне удалось выследить самого знаменитого из них.

– Джона Ди? – произнесла я боязливо.

– Да. Он и Эдвард Келли якшались с духами. Ди искал секрет вечной молодости. Когда я признался ему, кем является Маргарита, он заявил, что я должен последовать за ней во Францию и выкрасть ее серебряную шкатулку и кольцо. Он пообещал, что с помощью этих двух предметов сделает меня бессмертным. – Хьюз печально улыбнулся. – Почему я ему поверил?.. Я был в полном отчаянии… а Ди говорил очень убедительно. Я поехал в Париж… искал Маргариту по всей Франции и в конце концов обнаружил. Я похитил у нее шкатулку и перстень…

– Но вы вроде бы обменялисьс ней кольцами.

– Я солгал. Простите меня. Но я действительно оставил ей свое кольцо с запиской о том, что скоро вернусь и мы соединимся навсегда. Тогда же я получил весточку о том, что Джон Ди находится во Франции. Я встретился с ним, передал вещи Маргариты. А он вызвал из мрака демона – вампира, который напал на меня и сделал меня чудовищем.Когда я очнулся, Джон Ди посмеялся надо мной.

«Ты получил вечную жизнь, – сказал он, – пока будешь каждую ночь пить кровь, а днем скрываться от солнца».

– Я пытался убить его, но он хорошо подготовился и сумел улизнуть. А я начал бродить по улицам Парижа… полубезумный от жажды и горя. Я даже забрался в катакомбы… Но вам не стоит об этом слушать. Спустя некоторое время Маргарита нашла меня. Я боялся, что вызову у нее отвращение – я превратился в настоящего монстра.