Наши за границей

Гостинница была роскошная, съ великолѣпной лѣстницей. Супруговъ встрѣтилъ на лѣстницѣ цѣлый сонмъ прислуги: тутъ были и кельнеры во фракахъ и бѣлыхъ галстукахъ, и горничныя дѣвушки въ форменныхъ коричневыхъ платьяхъ и бѣлыхъ чепцахъ и передникахъ, мальчики въ сѣрыхъ курткахъ съ зеленой оторочкой. Все это кланялось и повело супруговъ въ корридоръ показывать комнаты. Супруги выбрали большую комнату въ четыре гульдена и остались въ ней. Двѣ горничныя бросились снимать съ Глафиры Семеновны ватерпруфъ, два кельнера стаскивали съ Николая Ивановича пальто… Третій кельнеръ стоялъ въ почтительной позѣ и ждалъ приказанія.

— Я думаю, Глаша, прежде всего чайку и закусить, — началъ Николай Ивановичъ, обращаясь къ женѣ, и, получивъ утвердительный отвѣтъ, хотѣлъ отдать приказъ кельнеру, но тотъ уже, почтительно поклонившись, пятился къ двери и бормоталъ:

— Ich verstehe, mein Herr… Gleich werden Sie kriegen…

— Понимаютъ по-русски-то, но только не говорятъ, — замѣтила Глафира Семеновна, когда кельнеръ исчезъ за дверью.

LXXXVII

Такъ какъ супруги положили остаться въ Вѣнѣ всего однѣ сутки, то умывшись, напившись чаю и закусивъ, они тотчасъ-же отправились осматривать городъ. На этотъ разъ они уже были осторожны, и дабы не разыскивать свою гостинницу на обратномъ пути, какъ они разыскивали въ Парижѣ, запаслись адресомъ гостинницы у швейцара. Когда они брали карточку и адресъ у швейцара, вдругъ передъ ними завертѣлся знакомый уже имъ тоненькій еврейчикъ. Снимая шляпу и раскланиваясь, онъ спрашивалъ, не нуженъ-ли супругамъ экипажъ. Дабы супруги могли его понять, онъ одну и ту-же фразу произносилъ по-французски, по-нѣмецки и по-польски.

— Вотъ навязывается-то! — сказала Глафира Семеновна. — Не надо. Ничего не надо! Нихтсъ Геензи прочь. Мы идемъ гуляхъ, шпациренъ.

И супруги отправились пѣшкомъ. Вскорѣ они вышли на большую улицу, блистательно освѣщенную газомъ. Направо и налѣво сплошь были магазины съ великолѣпными выставками товаровъ и съ обозначеніемъ цѣнъ. Такого сильнаго движенія въ экипажахъ, какъ въ Парижѣ и Берлинѣ, на улицѣ не было, но за то на тротуарахъ была толпа отъ пѣшеходовъ и эта толпа изобиловала евреями всѣхъ мастей и степеней полировки. Прежде всего, что поразило супруговъ, это масса накрашенныхъ женщинъ извѣстнаго сорта, пестро расфранченныхъ, въ высокихъ шляпахъ съ широкими полями, ухорски надѣтыхъ на бокъ и непремѣнно съ громаднымъ бѣлымъ страусовымъ перомъ, развѣвающимся на этихъ шляпкахъ. Женщины дымили папиросками и бросали вызывающіе взгляды на мужчинъ.

— Въ Парижѣ и Берлинѣ такихъ бабьихъ стадъ на улицахъ вѣдь мы не видѣли, — замѣтилъ женѣ Николай Ивановичъ. — Это ужасъ сколько ихъ! И всѣ съ бѣлыми перьями. Форма здѣсь такая, что-ли?

— A ты считай, считай сколько. Для женатаго человѣка это занятіе будетъ самое подходящее, — раздраженно отвѣчала Глафира Семеновна. — Тьфу, противныя! — плюнула она и вдругъ замѣтила еврейчика изъ гостинницы: онъ то забѣгалъ впередъ супруговъ, то равнялся съ ними и шелъ рядомъ. — Смотри, смотри, жидъ опять ужъ около насъ. Вотъ неотвязчивый-то! — указала она мужу.

Они проходили мимо колоссальнаго потемнѣвшаго храма и остановились взглянуть на барельефы. Еврейчикъ подскочилъ къ нимъ и произнесъ, указывая на храмъ:

— Die berühmte Stephanskirche.

Глафира Семеновна улыбнулась на еврейчика и перевела мужу.

— Церковь св. Стефана, онъ говоритъ.

Далѣе Глафира Семеновна стала останавливаться около оконъ магазиновъ. Въ окнахъ было свѣтло такъ, что больно было смотрѣть, до мельчайшихъ деталей виднѣлась вся внутренность магазиновъ и въ нихъ опять-таки носатые и губастые евреи, хоть и одѣтые по послѣдней модѣ.

— Приказчики-то также все изъ іерусалимскихъ. Какъ-же намъ сказано, что Вѣна славянскій городъ. Вотъ тебѣ и славянскій! — замѣтила она мужу.

Жиденькій еврейчикъ не отставалъ отъ супруговъ и при каждой ихъ остановкѣ около оконъ магазиновъ вертѣлся тутъ-же. Глафиру Семеновну поразили своей дешевизной шелковые чулки и перчатки, лежавшіе въ окнѣ на выставкѣ.

— Надо купить. Это ужасно дешево. Въ Петербургѣ чуть не втрое дороже, — произнесла она, лишь только хотѣла взяться за ручку двери магазина, какъ еврейчикъ уже ринулся впередъ и, распахнувъ эту дверь, придерживалъ ее рукой, пропуская супруговъ.

— Дизесъ… Ихъ вейсъ нихтъ ви оуфъ дейчъ, — указала Глафира Семеновна приказчику на чулки.

— Strümpfe… Damenstrümpfe… — отдалъ еврейчикъ приказъ приказчику.

— Фу ты, пропасть! И чего этотъ жидюга трется около насъ! — поморщилась Глафира Семеновна.

— Да это непремѣнно коммиссіонеръ, факторъ. Теперь я ужъ вижу, — отвѣчалъ Николай Ивановичъ.

Чулки и перчатки были куплены и деньги за нихъ заплачены. Продавалъ курчавый еврей съ фальшивыми брилліантовыми запонками въ сорочкѣ. Еврейчикъ-коммиссіонеръ все время перекидывался съ нимъ непонятными для супруговъ словами, и когда тѣ стали уходить, сунулъ приказчику свою карточку.

Супруги шли дальше, и еврейчикъ около нихъ.

— Вотъ надоѣлъ-то! Брысь, окаянный! — крикнулъ на него Николай Ивановичъ и даже махнулъ зонтикомъ.

Еврейчикъ мгновенно приподнялъ шляпу и отскочилъ, но когда супруги оглянулись, онъ шелъ сзади. Они вышли на площадь, на которой виднѣлся театръ, и стали любоваться фасадомъ. Еврейчикъ не утерпѣлъ и крикнулъ по-нѣмецки:

— Оперный театръ!

Противъ театра было нѣсколько ресторановъ и кофейныхъ. Супруги зашли въ одну изъ кофейныхъ и спросили себѣ мороженаго. Еврейчикъ исчезъ. Но когда они доѣдали свои порціи мороженаго, то опять увидали еврейчика. Онъ сидѣлъ въ отдаленіи отъ супруговъ и дѣлалъ видъ, что читаетъ газету, но на самомъ дѣлѣ наблюдалъ за ними, и когда они стали разсчитываться, онъ подошелъ къ нимъ и протянулъ имъ двѣ красненькія бумажки.

— Билеты въ оперный театръ. Могу вамъ предложить по дешевой пѣнѣ,- сказалъ онъ по-нѣмецки и тотчасъ-же перевелъ по-французски. — Zwei Gulden, nur für zwei Gulden.

— И досадно на него, да и смѣшно, — произнесла Глафира Семеновна. — Билеты въ театръ предлагаетъ по два гульдена.

— Да вѣдь ужъ теперь поздно, — отвѣчалъ Николай Ивановичъ.

— Да все хоть что-нибудь посмотримъ. Ну давай… Гебензи.

Еврейчикъ встрепенулся. Супруги хотѣли заплатить ему деньги за билеты, но онъ замахалъ руками и заговорилъ: Nachher, nacher werden Sie zahlen.

— Не хочетъ брать. Говоритъ, что потомъ… — перевела мужу Глафира Семеновна.

— Да вѣдь это для того, чтобы связать насъ съ собой.

— А ну его! Вѣдь ужъ все равно, онъ отъ насъ не отвяжется.

И супруги побывали въ театрѣ. Въ театрѣ публика оказалась также на половину еврейская. Носастость такъ и выдавала себя. Давали какую-то неизвѣстную супругамъ оперу, которой они уже не застали одного акта, и маленькій балетъ.

— Бьюсь объ закладъ, что и оперу-то поютъ жиды, — проговорилъ Николай Ивановичъ.

— Непремѣнно, — отвѣчалаГлафира Семеновна. — Прислуга, что отъ насъ верхнее платье на храненіе приняла, положительно жиды безъ подмѣси.

Когда супруги вышли изъ театра, еврейчикъ коммиссіонеръ встрѣтилъ ихъ на подъѣздѣ. Приподнимая шляпу, онъ произнесъ по-нѣмецки:

— Прикажете экипажъ? Прикажете показать вамъ лучшій ресторанъ для ужина? Супе, — пояснилъ онъ по-французски и прибавилъ по-нѣмецки:- Я могу указать на такой ресторанъ, гдѣ есть кельнеръ, который понимаетъ по-русски.

Глафира Семеновна перевела мужу предложеніе еврейчика. Тотъ улыбнулся и отвѣчалъ:

— Да ужъ чортъ съ нимъ! Пусть везетъ. Должно быть, ужъ такая судьба наша, чтобы онъ нами завладѣлъ. Ахъ, жиды, жиды! Вотъ въ душу-то къ человѣку мастера влѣзать!

Явился экипажъ. Еврейчикъ посадилъ въ него супруговъ, что-то сказалъ извозчику, вскочилъ самъ рядомъ съ нимъ на козлы и они поѣхали.

LXXXVIII

Еврейчикъ привезъ супруговъ въ прекрасный ресторанъ. Когда они ѣхали по улицамъ, еврейчикъ, прицѣпившійся на козлахъ рядомъ съ извозчикомъ, все оборачивался къ супругамъ и разсказывалъ, какъ называются тѣ улицы, по которымъ они проѣзжали, указывалъ на достопримѣчательныя зданія, попадавшіяся по дорогѣ. Болталъ онъ безъ умолку на четырехъ языкахъ, но супруги понимали его плохо. Ресторанъ, въ который онъ ихъ привезъ, состоялъ изъ громаднаго зала, блестяще освѣщеннаго электричествомъ и уставленнаго маленькими столиками съ мраморными досками. За столиками сидѣло много публики. Прислуга въ ресторанѣ была на половину женская, состоявшая изъ и молодыхъ красивыхъ женщинъ въ черныхъ платьяхъ и бѣлыхъ передникахъ, и очень интимничала съ мужчинами. Нѣкоторыя изъ этихъ женщинъ, подавъ какое-нибудь блюдо или питье посѣтителю, прямо присаживались къ его столу, пригубливали изъ его стакана пиво или вино и весело болтали. Посѣтители, въ свою очередь, не стѣсняясь, хватали ихъ за талію, щипали за пухлыя щеки, трепали по спинѣ. Это не уклонилось отъ взора Глафиры Семеновны.