Выскочка из отморозков

Старуха долго не могла понять, что стряслось с ее садом? Рада была б взвалить вину на Борьку, но тот до позднего вечера помогал Герасиму и на ее дом не оглядывался.

Никто из соседей не жаловался на пацана, потому что тот со временем стал хитрее и осмотрительнее. Зачастую он посылал младших ребят учинить какую–нибудь пакость своим соседям, а сам стоял в стороне и наблюдал. Так поступали крутые, и пацан, запомнив, сам перенял этот несложный метод мести.

За прошедшие два года мальчишка резко изменился. Он вырос, повзрослел. И теперь, встречаясь в городе с крутыми, здоровался с ними только за руку. Недавний пацан превращался на глазах у всех в долговязого парня, непредсказуемого, хамоватого. Никто не верил, что учится он в пятом классе. Он быстро взрослел. Впрочем, не один Борька. Многие его ровесники изменились до неузнаваемости. Неудивительно, что не только соседи, но и родня не решалась говорить с ними грубо или на повышенных тонах. Вчерашние мальчишки быстро становились мужчинами, дерзкими и несдержанными.

— Борь! Кем же ты теперь хочешь стать? — спросил как–то парнишку седеющий Герасим. Тот глянул на отчима растерянно и ответил:

— Суворовцем!

— Борька! Ты ж посмотри на себя! Каланчой становишься. Тебе одному за троих всего потребуется! Не возьмут! Накладно тебя брать.

— Это меня? Да на таких, как я, спрос повышенный всюду.

— С чего взял?

— Да я хоть в десанте, хоть в пехоте один за роту справлюсь!

— Неужели ничего лучшего для себя не нашел? Так и не увидишь жизни в той военке. Да и какой из тебя курсант нынче? Ты ж длиннее всех командиров училища!

— Так я не собираюсь в курсантах задерживаться. После училища — в генералы разом!

— Погоди! Вот закончишь школу, освоишь компьютер, может, что–то другое выберешь! — с надеждой говорил Герасим. И потихоньку, тайком от всех, копил на компьютер для пасынка.

«То не беда, что ростом вымахал, душой он еще ребенок. Вот куплю компьютер, авось увлечется. Поначалу играть будет, а потом всерьез им займется», — уговаривает себя человек и тут же вспоминает, что даже машина не заинтересовала Борьку. Едва научившись управлять ею, внезапно охладел и никогда не просил у Герасима разрешения покататься.

— Почему ты хочешь в армейку?

— Тянет туда. А потом, там я смогу найти себя. Другое неинтересно, скучно.

— В армейке всякое может случиться. Для матери каждый день твоей службы вечностью покажется. Пожалел бы ее, — просил отчим, уже не надеясь на понимание.

— Знаешь, человек может умереть где угодно. У себя дома и среди улицы. Не только старики. Помнишь, в прошлом году один из моих друзей умер? Грибами отравился. Все ели, а вот ему не повезло! В деревне, сам помнишь, молнией девчонку убило насмерть. Никто не знает, что лучше. Иной всю жизнь в армии и на пенсию уходит счастливым, другой в городе умирает, не дожив до тридцати. От простого аппендикса со стола не встают. А знаешь, как в школе ветром раму выбило? Осколок стекла мальчишке в голову попал. И все на том. А пацан был классный! Спокойный, добрый, все мечтал о подлодках. Да не повезло. И ты не дергайся! Может, это моя судьба! А нет — не получится, как ни старайся.

— Где ты сегодня так долго задержался? Почему не хочешь, чтоб я забирал тебя из школы? Иль девчонка появилась? — спросил отчим.

— Нет. Тут конкретно, пахана встретил! — ответил сморщившись.

— Кого?

— Родителя своего! Ненароком столкнулись! Я внимания не обратил. А он трезвым оказался на тот поганый момент и узнал, повис на руке да как заблажит дурным голосом: «Сынок! Кровиночка ты мой!» Я его за психа принял. Ну и стряхнул с руки, цыкнул, чтоб не прикипал ко мне. А он опять клеится: «Как же ты вырос! Совсем большим стал! И меня уже не узнаешь! А ведь сам как две капли воды на меня, молодого, схожий!»

Понял я, на кого налетел. Доперло. Ну и спросил его: «Чего тебе из–под меня надо? Чего липнешь, как репейник к собачьему заду? То мечтал урыть вместе с матерью, теперь виснешь? Иль снова деньги понадобились на буханье? Так я покуда не работаю. А и получай я, ни копейки тебе не дал бы за все прошлое!» А он как завелся, твердит свое: «Давай поговорим!» — «О чем нам с тобой трепаться? Все давным–давно сказано. Никто из нас не изменился ни в чем, и я все помню. Потому отвали!» А он ни в какую. Зубами готов вцепиться в меня, умоляет поговорить с ним, — невесело хмыкнул Борис.

Герасим слушал молча.

— Короче, понял, что не отвяжется. Свернули с ним в сквер. Он увидел возле скамейки недопитую бутылку пива, взял ее, предложил обмыть встречу. — Борька крутнул головой и продолжил глухо: — Послал я его на лифте по всем этажам. Сам закурил, чтоб не сорваться. Так детство вспомнилось! — Подбородок пацана дрогнул. Борька сцепил руки в кулаки. Молчал.

— Чем же закончилась встреча? — спросил Герасим.

А парнишке вспомнилась лютая зима. Он катался с мальчишками на санках и жестоко простыл. Ангина дала высоченную температуру. Мать вызвала врача. Та сделала уколы, выписала таблетки и посоветовала поставить на ночь водочный компресс. Мать сделала все. Но к ночи заявился отец и залпом выпил водку, потом выхватил из постели Борьку и вместе с матерью вышвырнул на улицу, на лютый мороз.

Борька стоял на снегу босиком, в одних трусах. Отец закрылся в доме на засов. В тот вечер их приютила соседка, жившая в доме напротив. А Борька подхватил пневмонию и целый месяц пролежал в больнице. Он и там вскакивал среди ночи от кошмарных снов. Ему виделся отец. В обезумевших глазах ярость, в руках нож, он бросается к матери, та вжалась в стену.

— Мама! Бежим! — срывается мальчишка с больничной койки. Такое много раз случалось наяву. Он стыдился отца. И только друзья–мальчишки знали правду о нем.

Помнилось и другое… Опять зима, он катался на лыжах с горы. Первый раз. И налетел на корягу. Удар! Лыжа в щепки, нога неестественно вывернулась, и жуткая боль пронзила все тело. Кажется, он закричал. Мальчишки сбегали к нему домой, хотели привезти Борьку на санках. Но, опережая их, к горке прибежал Герасим. Без шапки и куртки, как был дома. Он бережно принес Борьку домой, вызвал врача. Нет, отчим не отдал его в больницу, Борьке дома наложили гипс. А вот вылечиться и снова встать на ноги помог Герасим.

— Пить, — еле слышно просил пацан и видел перед собой встревоженные усталые глаза и руки с чашкой воды.

— Пей, сынок! Только выздоровей…

Борька лежал в постели, отчим кормил, поил, переодевал и умывал его каждое утро. А на ночь читал интересные книги и все успокаивал, что нога скоро заживет.

Чужой… Он много раз средь ночи вставал к пацану, сидел возле него до утра. И никогда не напомнил, не попрекнул провинившегося мальчишку тем, сколько сил и души вложил в него, даже когда тот откровенно хамил.

— Так как закончилась ваша встреча с отцом? — нарушил молчание Герасим.

— Он стал у меня клянчить на выпивку.

— Вот как?

— Потом хотя бы на пиво. И тут я не выдержал. Напомнил ему, сколько мне лет. Сказал, что в таком возрасте все отцы помогают детям. Он очень обиделся за это напоминание, хотел наказать, как когда–то в детстве, ну и нарвался. А не надо наезжать…

— Избил Николая?

— Ну кого там трамбовать? Я просто слегка поддал, он и улетел в кусты. Искать его или поднимать и отряхивать не стал. Докурил сигарету и ушел. Думаю, больше он не захочет останавливать и виснуть у меня на руках.

— Не стоило бить, Борис! Плохой или какой, он твой отец.

— Ты знаешь, как он там, в парке, материл нас с матерью? Даже лютые враги вот так не посмели б, родные и тем более. Мне было обидно за мать. Не за себя, за нее этого прохвоста в куски стоило б порвать. Он все еще грозит, — трясло парня.

— Николай с чего запил? — спросил Герасим.

— По–моему, таким родился. Иным не помню. Не знаю, как мама за него вышла? Как–то на Пасху мы с мамкой пришли к заутрене, отстояли службу, освятили куличи и яички. Я слышал, как мать просила Бога образумить и исцелить раба Николая, своего мужа. А после церкви пошли мы с ней на кладбище, на могилы ее родителей. И там увидели отца. Знаешь, что он там делал? Сказать стыдно…