Свето-Тень

III

. Эшти (Тень). День... а черт его знает, какой... Зеленоватый туман меж зубчатых скал... Ущелье, наполненное рекой из тумана... Обрыв. Я — на самом краю, с раскинутыми руками, словно птица, готовящаяся к полету в зеленом тумане, к невидимому дну ущелья... Ветер. Он хлещет мне в лицо, развевает волосы, готовый подхватить хрупкую фигурку с жалкими ручонками, возомнившими себя крыльями... Подхватить, чтобы низвергнуть в бездну. – Ты готова? Раскатистый голос сзади заставляет меня обернуться. Скрипят мелкие камешки под ногами. Несколько срывается вниз, устремляясь в жадный зев ущелья... Рядом со мной никого нет. – Ты готова? Вновь вопрошает мой невидимый собеседник. – К чему?! – выкрикиваю я, не скрывая вызова в голосе. Смех. Кажется, смеются сами скалы, и ветер, разгоняя клочья тумана, разносит этот смех по окрестностям... – Не смешно! – мой голос не утратил наглости. Пока — не утратил. – К чему я должна быть готова?! Смех обрывается. Резко, точно отключили динамики. Скалы погружаются в тишину. Ненадолго. – Ты готова убить дитя? Я опешила. – Ты псих?! – других слов у меня не находится. – Ни в коей мере. Я — предначертание. Подойди. Я делаю несколько шагов вперед на негнущихся ногах. Там, где только что ничего не было, кроме голого камня, высится фигура, окутанная черным плащом и зеленым туманом. Понимаю, что он все время был здесь, просто я его не замечала. – Правильно, – кивает фигура в плаще. На голове его — капюшон. Лица нет. Под капюшоном клубится зеленый туман. – Я всегда на грани видимого. Ведь я — предначертание. Он говорит так, будто эта бессмыслица объясняет все. В том числе и зазубренный нож в его правой руке. Рука вполне человеческая. Он замечает, что я не свожу глаз с его странного оружия, и протягивает его мне. – Он твой. Прикосновение металла холодит мою ладонь. Я разжимаю пальцы, но клинок не падает, словно намертво слитый с моей плотью... – Единожды коснувшись, от него нельзя отказаться. – Но я не хотела! – кричу в ветер... Он не утруждает себя ответом. Вместо этого несколько театрально взмахивает рукой — колышутся складки материи, до того недвижные, несмотря на порывы ветра — и указывает на неровный каменный стол, возникающий из тумана. Нет, не стол. Алтарь. К алтарю прикован обнаженный ребенок. Мальчик лет десяти. – Убей его! Дитя открывает голубые глаза. Разумеется, я узнала его. И, что бы ни нес призрак в плаще, не собиралась я причинять боль Тоду. – Леди Калли? – жалобно позвал брат моей названной сестры. – Все будет хорошо, малыш. В удар я вложила всю свою силу. Нож, распоров черный плащ, только выпустил на свободу немного тумана. Призрак снова засмеялся. – Ты не можешь убить меня. Я — всего лишь предначертание. – Будь ты проклят! – ору от безысходности. – Ты должна убить его. – Но я люблю его! Он брат... Он обрывает меня жестом. – Знаю. Именно потому, что любишь. Убей его. Надрывный плач Тода... – Леди Калли! Я опускаюсь перед им на колени, вытирая слезы свободной от оружия рукой. Наклоняюсь, чтобы поцеловать его. Он впивается зубами в мою шею. Дни с какого-то по какой-то. Они не поддавались нумерации. Пробуждение не из приятных. Бывают, деточка, и просто сны... Образы тумана и бездны уже посещали мои сновидения. Пожалуй, без примеси полу-библейских мотивов... Болела шея. Невольно потянулась пальцами в поисках укуса... Его, конечно же, нет. Просто сны... Я побрела к охладителю. В нем хранилась пища, предусмотрительно расфасованная по тюбикам. В какой раз я сюда брела? Сколько я уже здесь?.. Время быстро потеряло точку отсчета. После первого приступа безумия, пожалуй... Я вздрогнула. Недостойные это воспоминания. Но достойно ли запирать человека просто так, ничего ему не объясняя?! Глубокий вдох. Надо успокоиться. Биться об стены бессмысленно. Это ты уже пробовала. Во второй приступ... Сколько я здесь?! Край бездны. Сегодня здесь, пожалуй, темнее. И прохладнее. Странно, разве сны включают в себя возможность зябнуть?.. Словно в насмешку над рассудительным анализом столь непостоянных материй, как сны, клацают зубы. Озноб. Тишина. – Эй! – рвет тишь мой хрипловатый оклик. – Ты здесь?! Разошедшиеся края тишины сшиваются сами собой. Эха нет. Я здесь одна. Нетерпеливо пинаю камень у самого края обрыва. Злость. Тихая, пока безадресная, но неизбывная. Камень улетает в бездну, увлекая за собой с десяток камушков помельче. Я наблюдаю за их чуть замедленным полетом, просто от нечего делать... – С возвращением. Еще не обернувшись, отчетливо осознаю, кому принадлежит голос. Однако я предпочитаю видеть лицо собеседника. Даже когда вместо лица — туман. – С возвращением, миледи, – повторяет призрак и отвешивает поклон. В его исполнении это выглядит величаво, хоть и немного забавно. – Я с нетерпением ждал вашего визита. Чуть слышно смеюсь. – Ты мой бред. Я схожу с ума, и мой помутившийся рассудок... Его хохот обрывает цепочку моих рассуждений. – Сейчас вы непременно заявите, что я лишь ваш сон, и не стоит принимать во внимание откровения навязчивого демона. Меня знобит, и, кажется, закладывает нос. Ощущения, более свойственные реальности, нежели фантазии. Ежусь. Могли бы мне сниться и покомфортабельней сны. С обогревателем. – Ты верно изложил, навязчивый демон. Странный приглушенный звук из-под капюшона. Очевидно, снова смешок. Однако, я его развлекаю... – Не думали ли вы, миледи, – с нескрываемой издевкой отвечает он. – Что это вы — мой сон? Ошарашенно качаю головой. – Поразмыслите над этим. До новых встреч. Его левая кисть замирает, протянутая к ущелью. К ладони призрака устремляются туманные ручейки, и он очень плавно бросает в меня зеленый дымящийся снежок. Реальность напомнила о себе болью в спине, свинцовой тяжестью век и отсутствием Силы. Это нечестно. Звери в зоопарках не выглядят недовольными, потому как родились и выросли в неволе. Однако и они порой начинают без видимых причин метаться по клетке, издавая полный бессильной ярости рык. Я же в неволе не рождалась... В посадке “Страннику” отказали. Корабль переключили на внешнее управление и вывели на высокую круговую орбиту вокруг Консула I. Случай беспрецедентный и абсолютно неожиданный для всех нас. В глазах Тиора я видела панику. Недоумение и плохо скрываемое беспокойство явно читались на лицах каждого в экипаже. Ана в спешке переливала свои базы в неведомые мне исходники в Эшеровом пространстве. Прошел час. Час в подвешенном состоянии — на заданной извне спин-траектории и в полной прострации. Атмосфера уже отличалась редкостной нервозностью. Первым сорвался Тиор, рявкнувший на помощника, чтобы тот не путался под ногами. Тогда же поступил запрос на транспортировку Леди Калли. Флинер, напоминавший до того каменное изваяние в углу центральной рубки, мрачный, но неподвижный, едва заметно покачал головой. – Не делай этого, милая. Обращаться к прикладной телепатии не имело смысла — одна общая мысль витала в воздухе: что будет в случае моего отказа?.. Однако вслух высказать ее не решился никто. Даже вездесущая Ана. Так мы и стояли полукругом: Тиор, его главный помощник Кетлер Ааст, я и Флинер. Стояли и молчали. Затем раздался сигнал повторного запроса. Отчего-то мне показалось разумным согласиться. Сидеть на холодном полу, даже предаваясь воспоминаниям, вредно для организма. Особенно для ягодиц. Я встала, потянулась и зевнула, прикрыв ладонью рот. Манеры прежде всего, едино, что некому их оценить. В который по счету раз я начала мерить шагами мою маленькую тускло-серую клетку. Воспоминания, размышления. Немного эмоций. Дозировано, дабы не навредить и без того расшатанной нервной системе. Что оставалось мне кроме этого?.. Тишина, многократно, упорно (и не безрезультатно), пытавшаяся отворить врата безумия. И, разумеется, сны. Вместо привычного безмолвия — скрежет камня о камень. Мой неизменный спутник по многоступенчатому сновидению, следующему за мной, стоит мне смежить веки, занят. Вполне вольготно расположившись на жертвеннике, он рисует. Прошлые мои посещения не отразили его своеобразного холста: двухметровой монолитной плиты красноватого цвета, по которой резкими, экономными движениями при помощи наточенного камня наносит неглубокие штрихи художник. Композиция из насечек призвана изображать жирафа, судя по длине шеи и четырем конечностям. Жираф обладает шикарными ушами ухоженного спаниеля, что ничуть не смущает ни его самого, ни его создателя. – От эмпирического мистицизма в примитивизм? – вопрошаю я. Он оборачивается ко мне, не вставая с импровизированной скамьи. Очень отчетливо помню я глаза мальчика, прикованного в этому камню. Впрочем, ни ребенка, ни цепей сейчас нет, и алтарь служит сугубо мирным целям. Он даже не думает отвечать мне. Вездесущий туман окутывает мои ноги. Сыро и холодно. – Въставъ и рече! – начинаю терять терпение я. – Нет глупости большей, чем пытаться разозлить меня, – наконец прерывает молчаливое созерцание он. – Не стоит забывать, что я — предначертание. – О, это мы уже обсуждали... Я осекаюсь внезапно, тугой обруч охватывает горло. – Наглый, маленький, нетерпеливый мотылек. – Ни намека на эмоции в его голосе. – Неужели вы, люди, настолько бездарны, что способны извлекать уроки исключительно из собственных ошибок, да и то через раз? Вопрос явно риторический, прервать его монолог по-прежнему мешает обруч на горле. Он некоторое время молчит. Вынужденно — молчу и я, дрожа от холода. Или страха?.. Нет, точно от холода. – Впрочем, вас оправдывает срок мотыльковой жизни... Многовековое ожидание поневоле учит терпению. Мое порядком простывшее горло освобождается. – Боюсь, именно сейчас я не могу ждать. В неведении о том, что происходит с этим миром... И со значимыми для меня людьми. Порыв ветра — вздох призрака — немного разгоняет туман. – Разве нетерпение в силах развеять неведение? Моя очередь задумчиво молчать. – Надо отдать вам должное, миледи. Вам удалось слегка удивить меня. Он отворачивается к своей “наскальной” картине. Делает вид, что погружен в изучение художества. Я мнусь в сторонке, стараясь не отвлекать и не злить лишний раз существо, в волшебном происхождении которого не приходится сомневаться. Ушастый жираф грустно смотрит на меня единственным высеченным глазом. Наверное, он тут тоже мерзнет. – Мало кто ищет знания. Вам, мотылькам, милее и желаннее власть, богатство, могущество... Качаю головой, словно отметаю его обвинения, пусть и не относящиеся напрямую ко мне. – Власть ни к чему мне, я не знаю, что с ней делать. Остальное — преходяще. Что необходимо мне на самом деле — так это свобода. Он хохочет. Туман пульсирует в такт с раскатами его смеха. – Подумать только, а ведь я сделал тебе комплимент! Решил было пересмотреть свое мнение о твоих умственных способностях! Лицо омывает волна жара. И злости. Кажется, самое время проснуться... Он взмахивает рукой, словно угадывая мои намерения. Хотя, что тут угадывать... – Постой. Ты действительно веришь, что кому-то под силу лишить тебя свободы? В его голосе — неподдельное изумление. – Не просто верю. Наблюдаю это. – Значит, – пожимает плечами он. – Ты не слишком внимательно искала выход. Он говорит уверенно. Стоит задуматься... Но лучше бы в более спокойной, менее пафосной, и — желательно — утепленной обстановке. – Станешь ли ты просить меня о Силе? Заманчиво... Вот только... – Моей Силы было недостаточно, – медленно произношу я, тщательно продумывая каждое слово. – Возможно, не каждую стену надо долбить молотком. Чуть слышно прищелкиваю языком — самой понравилась пришедшая на ум формулировка. – К тому же... Разве достижимо использовать заимствованную Силу лучше собственной? – Ты начинаешь понимать. Крохотная точка в небе, песчинка в просторах галактики — автономный спутник упрощенной конструкции — невозмутимо выписывал круги за пределами атмосферы Консула I. Его единственный обитатель в который раз просыпался в холодном поту... Изнутри спутник был неплохо оборудован: охладитель с запасом питания на долгий срок, система рециркуляции отходов, устройство для очистки воздуха. Меблировано, правда, скудненько — ложе, не впечатляющее габаритами, да сухой душ, который с немалой натяжкой можно отнести к мебели. Свободного пространства — едва ли на четыре квадратных метра. Пятнадцать неразмашистых шагов — если шагать вдоль стенок. Но габариты и отсутствие мебельных излишков — отнюдь не главный недостаток данного обиталища. Недоступным моему пониманию образом спутник был блокирован от потоков Силы. Лучащиеся голубоватые ручейки огибали его стороной. Мне невероятно льстит мысль, что трудились, создавая это место, индивидуально ради меня. Однако выяснить, насколько я права в своем тщеславном убеждении, пока не представляется возможным. Прав был Флинер, не надо было этого делать... Желтоглазый маг всегда знал больше, чем говорил, и еще больше — предвидел. Только смысл сожалеть о содеянном? Сгоревшие в костре дрова не распустят листьев по весне. Заманить меня сюда было задачкой для школьника. Да что там, двоечник из пятого класса решил бы ее без труда. Мне лишь пообещали срочную и тайную встречу с Императором, и я сама шагнула в капкан. Когда же обернулась, чтобы спросить стройного офицера о времени прибытия Сэра Брендона, его — блондинистого офицера — со мной уже не было. Ловушка захлопнулась. У жирафа появилась компания. Под его длинными тощими конечностями примостились две упитанные улитки, на мой непритязательный вкус, выполненные поискуснее жирафа. Голову одной из улиток увенчал внушительных размеров цилиндр, почти упирающийся жирафу в живот. – Как ты находишь мою картину? Его появление совпадает с порывом ледяного ветра. – Конечно, я не ценитель, – стараясь не слишком явно стучать зубами, отвечаю я. – Но, несомненно, она нестандартна. Концепция малость эксцентрична, мне кажется, но это скорее из-за узости моего кругозора. Никогда не была способна оценить перспективу. Мы с призраком далеко ушли от начального стиля общения. И страха он мне уже не внушает. Жуткий грохот за спиной заставляет мое тело прыгнуть вперед и растянуться на острых камнях. Оглядываюсь. Линия края обрыва существенно изменилась. Наверное, прежний край нашел себе пристанище на дне ущелья. – И верно, что меня бояться? – отмечает призрак, плотнее запахивая плащ. Поднимаюсь, тщетно силясь испепелить его взглядом. Отряхиваю колени. Интересно, а, проснувшись, я найду у себя синяки?.. Сегодня здесь особо пакостная погода. Со всех сторон свищет пронизывающий ветрюга, он уже загнал весь туман с округи в ущелье. Я бы тоже с удовольствием спряталась куда угодно от его порывов... Верхушки скал скрывают неестественно низкие тучи. Издалека доносятся приглушенные раскаты грома. Молний не видно — либо гроза еще далеко от нас, либо их попросту нет. Препаршивейшее местечко. – Знаешь, собираясь спать, я поймала себя на мысли, меня озадачившей. Что, если мне приснится другой сон? – Не переживай. Это могло бы случиться, будь он твоим. Но ведь ты снишься мне, а я лишь позволяю тебе наблюдать за своим сновидением. – Мне все еще сложно принять на веру твои утверждения, но ты явно обладаешь большей свободой волеизъявления здесь. Он машет рукой, словно отгоняя надоевшее насекомое. – Не думай о пустяках. Подобные незначительности не должны отвлекать нас. – От чего? – От предначертанного, разумеется. Конечно, для него этот довод весомее и категоричнее прочих. Остается надеяться, рано или поздно я начну лучше понимать его метафоры. Итак уже комплекс неполноценности развивается... – Вот это советую прекратить. – А читать мои мысли — так уж необходимо? Меня раздражает, когда ты начинаешь их комментировать. Возмущение в голосе я даже не пытаюсь скрывать. Поскольку ему ведомы мои мысли, эмоции наверняка как открытая книга. Настольная. – Я вижу нити прошлого, нынешнего и того, что может свершиться. В них я вплетаю нити того, что свершиться до?лжно. Для знания будущих действий мало слышать слова, потому я вынужден слушать и мысли. Он невозмутим, как окрестные скалы. Крупица его спокойствия передается и мне. Остываю. В конце концов, призрак не лжет — это издержки его профессии. – Тогда была бы признательна, если б ты удерживался от ответов на вопросы, не заданные вслух. Что-то в его позе подсказывает мне, что мой требовательный тон был неуместен. – Наша дискуссия беспредметна. Не следует впустую тратить драгоценное время. Киваю. Даже если в его распоряжении — вечность, срок моей жизни ограничен. Тем более не весь его остаток я планирую провести в заточении. Есть у меня интуитивная уверенность, что стоит мне сбежать из плена серых стен, как сны с туманным ущельем и навязчивым демоном прекратятся. – Сейчас твой рассудок настроен надлежащим образом. Снова он отвечает на мои мысли, но я не обижаюсь. Могла бы и сама дойти до разумения: случись такой сон прежде, я мгновенно забыла бы о нем, как о любом легко улетучивающемся кошмаре. Поток рассуждений прерывает новый раскат грома — на сей раз значительно ближе. – В прошлый визит ты отметила, что тебя угнетает неведение о каких-то людях. Тебе важно знать о них? – Верно, – соглашаюсь я. – Очень важно. Ты можешь мне о них рассказать? – Зачем же? – он разводит руками. – Разве я не художник? Меня разбудили сотни иголок, пронзающих левое плечо. Фырча от бешенства, я ругнулась — какая досада, прервать видение в столь важный момент! Чем дальше, тем глубже овладевало мое убеждение, что сны мои являли собой не просто набор разнообразных, но малосодержательных красочных слайдов. Несомненно, в них крылось нечто большее... Вдох-выдох. Постаралась вдыхать поглубже, чтобы успокоиться. Имелся шанс снова задремать, повернувшись на другой бок. Вдох-выдох. Размереннее. Легче. Нечто большее... Он на месте. Стоит, облокотившись на глыбу с рисованной живностью. Мой внезапный уход ничуть его не смутил. Равно как и последующее возвращение. – Отлично. Ты появилась здесь раньше, чем дождь, – заявляет призрак. Не совсем понимаю, о чем речь, но отвечаю коротким кивком. Вымокнуть, пусть и не наяву, мне не улыбается. Туманный демон обходит плиту с живописью, неуловимым взгляду движением достает уже виденное мной стило — заостренный камень. – Не будем затягивать. Четыре резких взмаха, и у картины появляется прямоугольная рамка. – Постарайся выбрать быстро, времени у тебя крайне мало. Кого мне надлежит изобразить? Совсем близко от нас вспыхивает ломанная фиолетовая молния. Мне не нужно долго раздумывать. Мой ответ сливается с раскатом грома, тонет в нем. Покачивается капюшон. – Нет. – Почему?! – кричу я, стараясь оказаться громче завывающего ветра, швыряющего мне в лицо горстями камушки и пыль. – Видение Брендона может повлиять на исполнение предначертанного. Другое имя, скорее! – Флинер. Честное слово, понятия не имею, почему я назвала мага с кошачьими глазами. Но менять решение было поздно, призрак уже зачерпнул пригоршню тумана и швырнул в центр картины. Плиту заволокло дымкой, зоологические наброски потеряли резкость, а потом и вовсе расплылись. Осталась лишь рамка. В рамке... ...Глянцево-розовое море лениво плещется о кобальтовый берег, распространяя мягкое сияние... Прозрачное, будто хрусталь, небо. Вдоль горизонта — дым. Волны отступают от берега, обнажая дно и глубокой синевы глыбу стекла (или льда?..) – внутри нее отчетливо виден контур сидящего в позе лотоса человека с приподнятой рукой. Глаза его закрыты, губы сжаты в тонкую линию. Жидкий розовый глянец смыкается над ним до того, как я успеваю додумать — жив ли заточенный в синеву маг? Изображение мутнеет, из транса меня выводит резкий оклик призрака. – Еще! Фиолетовая вспышка. Грохот. Ана?.. Нет, она же не человек... В памяти всплывает та, что я называла сестрой. – Арна! ...Позолота на лепном потолке дворца. Полотно в тяжелой золоченой раме с горным пейзажем. Бордовый диван на высоких ножках. На нем — светловолосая девушка с дымчато-серой пушистой кошкой на коленях. Рука Арны размеренно гладит мягкую шерстку, по щекам непрерывно текут слезы. Она не пытается их вытирать. Рябь, легкое головокружение. – Еще! Пыль режет глаза. Пытаюсь проморгаться — не помогает. Сколько видений мне осталось?.. – Койт. ...Двор, мощеный черно-белой плиткой, весь устланный опавшими листьями: багряными, золотисто-желтыми, бурыми. Глубокий мраморный бассейн, заполненный бирюзовой водой, в которой плавают немногочисленные листья, сброшенные ветром, и как всегда великолепный, мускулистый Койт. К краю бассейна подходит рослая брюнетка с отличной фигурой, обтянутой белым закрытым купальником. Цвет ее кожи немного светлее, чем у Койта. Девушка опускается на корточки и что-то говорит — слов, увы, видение не передает — глядящему на нее мужчине. Он улыбается, но мне кажется, что глубокие синие глаза его глядят мимо девушки. Еще миг я вижу в его взоре отблеск далеких звезд, а потом изображение рассыпается. Вместе с каменной плитой. На ее месте нежным облаком опадает груда красно-розовых тонких лепестков георгины. Из отголосков памяти о прошлой жизни всплывает название цветка — Дочь Земли. От ложа до охладителя семь шагов. Каждый раз, просыпаясь, но не открывая глаз, я загадывала желание: очутиться в другом месте. И каждый раз действительность рушила наивную фантазию. Каждое пробуждение: семь шагов до охладителя, восемь до сухого душа. От него четыре шага до каморки с определенного рода удобствами. Весь мой крохотный мирок был измерим шагами. Когда у меня еще оставалось немного Силы, я обследовала свою конуру. Результат, мягко сказать, не порадовал. Следили за каждым сантиметром этого серого убожества. Не исключая душ и каморку с удобствами. Я пробовала дотянуться в направлении исходящих с датчиков моей тюрьмы сигналов, но не смогла. Не хватило накопленной Силы, а почерпнуть новую было неоткуда. Затем меня настиг первый приступ безумия. Хорошо, что я мало о нем помнила. Противно и стыдно, что на поверку меня так легко оказалось сломать. Сейчас, почти насильно вытягивая из памяти разрозненные всполохи сознания, я четко различала лишь одно: как я пыталась ногтями разорвать серую стенку, и выла подобно баньши. Свихнувшийся призрак самой себя. Обломанные ногти до сих пор не отросли. И, как бы ни было мерзко, я сохраню это воспоминание. Однажды стены перестанут быть преградой, и тогда я предъявлю счет тем, кто сделал со мной такое. Пока же спрячу его поглубже, и буду сдувать пылинки шелковым платочком, бережно и аккуратно. Сейчас мне необходимо спокойствие. Мне казалось, будто я вижу глаза Койта... Мягкая, приятная грусть наполнила мое существо... Хочется верить, он сейчас счастлив. Я так мало узнала из видений в рамке... Очевидно, это тот самый случай, когда ответ порождает лишь множество новых вопросов. Один из них — отчего мне не позволили увидеть Брендона? – Ты уже получила ответ на этот вопрос. Влажно, недавно прошедший ливень прибил пыль к земле. Даже ветер, неизменно рыскающий по ущелью, перестал, вволю выбесившись накануне. От россыпи лепестков георгины ничего не осталось, ими играли буйствующие стихии. – Это повлияет на исполнение предначертания, я помню. Но нельзя ли подробней? Я до сих пор плохо понимаю твои иносказания, – признаюсь я. Его тяжелый вздох, полный разочарования, отчетливо слышен в притихших скалах. – Узри ты его, и волнение и прочие человеческие эмоции захлестнули б тебя с головой, – наконец донесся ответ. – А я отнюдь не уверен, что ты смогла бы их сдержать. Было бы недопустимым легкомыслием отправлять тебя сейчас к твоему предначертанию. Ты не готова. Я усмехаюсь. – Полагаешь, стоит подождать очередного приступа безумия? – Безумие очищает. Тебе пока не осознать этого, потому просто запомни. Двусмысленное замечание, на которое у меня нет ответа. Он первый прерывает затянувшуюся паузу. – Знаешь, я не хотел критиковать, но ты довольно глупо израсходовала шанс, который у тебя был. – О чем ты? – Я о них молю: не о ВСЕМ мире молю, но о тех, которых Ты дал Мне, потому что они Твои14, – нараспев цитирует призрак. – Я ценю твою заботу о близких, но разве ты стала счастливее, поглядев на них? Мне снова нечем крыть... – Взгляни с другой стороны. Попроси ты показать тех, кого считаешь врагами, могла бы узнать нечто полезное для себя. Всегда важнее знать, чем заняты враги, нежели друзья. – Пожалуй, ты прав, – поразмыслив, отвечаю я. – Но жалеть уже поздно. Скажи, то, что я видела — происходит сейчас? – Ближе всего настоящее, может недавнее прошлое или скорое будущее. Мои картины не хронометр. И не часы с кукушкой. В том, что заточение мое было полу-официальным, крылось одно, но значимое преимущество. Меня никто не обыскивал, все личные вещи, захваченные со “Странника”, остались при мне. Даже тусклая и бесполезная Звезда Атиров. Чуть больше пользы принесла косметичка, позволившая не опуститься до грязного нечесаного животного. И самой нужной, эффективной и прочее, оказалась моя рукопись. Каждое бодрствование я проводила, перелистывая странички, покрытые неразборчивым почерком, вчитываясь в отдельные отрывки... Зачастую возникало желание что-то поправить, внести новый, более красочный элемент в повествование, но я непреклонно давила его в зародыше. Это ведь не роман, а дневник. Назначение его — не захватывать яркостью художественного изложения, а сохранить в целости мои похождения, злоключения, переживания... Еще у меня появилась привычка: записывать последние сны, ведь реальность, до предела однообразная, не содержала ничего, стоящего описания. Сильнее всего я жалела об отсутствии хорошей книги, она могла бы занять мои мысли. Что ж, ввиду скудости развлечений, дневник мой являл собою весьма приемлемый способ скоротать время... Земля окончательно впитала влагу. Камни потускнели, а зеленый туман вновь расползся по округе, восстанавливая прежние границы царства, ненадолго суженные до бездонного ущелья прошедшей грозой. Дух, именующий себя предначертанием, куда-то запропастился, и мне, привыкшей уже к завсегдашнему собеседнику, стало откровенно скучно... Тогда же мне вздумалось, что здешний мрачноватый пейзаж с налетом таинственности может служить отличным фоном для медитации. Уж всяко лучше серой ограниченной клетки с искусственным воздухом. Сидеть на земле — довольствие для избранных, к коим я себя не отношу, потому пришлось пересилить суеверный страх, внушаемый мне неровным жертвенным камнем. Я ведь уже видела, как его используют в качестве скамьи. Зажмурившись, преодолеваю расстояние до алтаря и забираюсь на него с ногами. Камень шершавый и теплый на ощупь... По правде говоря, это мой первый позыв такого рода: на Земле я не была поклонницей медитативных погружений, да и дела, дела... А в Империи водоворот событий закружил меня, и в водовороте этом не нашлось места для созерцаний. За неимением опыта я принялась импровизировать. Вспомнив образ Флинера, погребенного под гладью глянцевых волн, приняла позу лотоса. Ладони сами легли на колени, веки сомкнулись, отяжелели, и шепот легкого ветерка стал громче, призывнее. В живом его шепоте зазвучал серебряный звон колокольчика, и я устремилась за ним... Меня настиг раскаленный первозданный хаос, его бурлящий поток кипел и плавился, изгибался огненными дугами и взрывался фонтанами лавы. Высоко над огневой феерией раскинулись тончайшие, словно сплетенные из облаков, анфилады порядка. Толщина их не превышала листа картона или, скажем, апельсиновой кожуры. Над всеми этими аллегориями раскинулся мир, обыденный в своей материальности, единый во все времена вне зависимости от захвата территорий. Время от времени особенно высокая дуга пламени прорывалась сквозь не слишком серьезный заслон порядка и извергалась на поверхности неожиданным гейзером. Ни одна из аллегорий не была подписана, но чувство глубокой убежденности не покидало меня: именно порядок и хаос наблюдала я в своей недолгой каталепсии, которая моментально распалась обесцвеченной мозаикой, стоило мне ощутить, что уединение мое нарушено. – А раньше тебе не нравилось это место, – замечает призрак. – Стоило отлучиться ненадолго, как ты обратилась к его гармонии. Однако, не могла бы ты освободить мой камень? Я поспешно сползаю с седалища, на ходу разлепляя воспаленные веки. – Не знала, что ты покидаешь сии скалы. Слишком хорошо ты в них вписываешься. Надеюсь, удивление в моем голосе несколько прикрывает откровенное хамство... – Я и правда стараюсь уходить от них как можно реже. Полагаю, ты оценила их энергетику? Да уж, и мой насморк тому в подтверждение... – Что же может вынудить тебя расстаться с милым краем? – спрашиваю я, не пряча ехидства. Настроение у меня гадкое, не иначе к простуде. – Необходимость встречи с высшими сущностями, – следует абсолютно невозмутимый ответ. Я замираю с разинутым ртом. Кажется, с меня довольно на сегодня метафизики... Но любопытство пересиливает. – С богами? – С Дайр’Коонами, – он занимает освобожденное от моих мощей (я не просто исхудала, я почти растаяла за время заточения) седалище, и принимает вид властителя на троне. Челюсть моя отправляется в свободное падение. Даже заложенный нос внезапно прочистился. – Наверняка тебе сообщали, что эти редчайшие существа не обладают развитым интеллектом и не покидают Опоры, планеты, ближайшей к Капелле, – менторский тон призрака на этот раз раздражает даже сильнее, чем когда-либо прежде. И почему я не могу, скажем, уронить на голову “учителя” верхушку вон той скалы?.. – Угу, – ничего вразумительнее мне из себя не выдавить, не нагрубив — жить мне пока что хочется... – Данные заверения не соответствуют действительности. Дайр’Кооны способны жить везде. Их организмы устроены отлично от человеческих и вообще всего “тварного мира”. Но они не видят смысла удаляться от дома. – Мне говорили, что они гибнут в любой другой среде... – Не гибнут. Становятся с каждым днем более прозрачными. И в надлежащий момент пропадают, попросту возвращаясь на Опору. Таким образом они отгородились от людей, избавились от исследований и избежали участи экзотического зверя в вольере. Потрясающие знания, прямо-таки жизненно важные в моей нынешней ситуации! Они-то сей участи избежали, и не обязательно тыкать мне в лицо тем, что я прошествовала в “вольер”, как говорится, добровольно и с песней. И без напоминаний тошно. Многоступенчатая ненормативная лексическая конструкция застревает в горле — я и так в этот визит скаредничала сверх меры. – Но они разумны? – Разумны? Нет, это неверная категория. Они представляют собой сущности иного порядка. У людей нет критериев, способных пояснить различия. Закатываю глаза и приступаю к мечтам о суициде... – Не понимаю. Он тяжело вздыхает, встает с жертвенника и начинает расхаживать взад-вперед. – Разумнее ли человек пуговицы? – Эмм... да, пожалуй. – При том, что пуговица — неодушевленный предмет, неспособный каким-либо образом мыслить, и не может быть соотнесена с человеком? – Хм. Правильным ответом по твоей логике будет — нет? – Именно. Дайр’Коон отличается от человека, как человек от пуговицы. Я шмыгнула носом. Есть мнение, что снящиеся мне скалы дурно на меня влияли. А именно — чрезмерно затягивали в себя. Конечно, банальный насморк не повод для паники, и проявление простудного синдрома из снов в реальности могло быть совпадением, но разодранные до крови коленки и лиловые синячищи на ногах (все эти прелести я обнаружила в душе намедни), к разряду совпадений не могут быть отнесены. Не случится ли однажды, что, открыв глаза, я увижу вокруг те же хмурые скалы?.. А может, так было бы лучше? Если не думать о мрачности, нельзя отрицать Силу этого места, пусть и чуждую мне, но — Силу! Сила... Будь она у меня, ненавистный спутник плавно и бережно приземлился бы в любой точке на Консуле, которая взбрела бы мне в голову. А приземлившись, распался бы а четыре ровные дольки, как разрезанный грейпфрут. Сколько раз я мысленно проигрывала эту сцену! Не реже, ох не реже, чем красочные, но не эстетичные сцены моего общения с тюремщиками, которое должно было следовать за спутниковым грейпфрутом. Обозлило ли меня заточение? Да. Глупый вопрос. Сомневаюсь, что многие на моем месте пришли бы к смирению. Он парит. Руки раскинуты, плащом играет ветер. Замечая мое появление — как всегда, в тот же миг — чуть лениво взмахивает кистью, и в воздухе под ним закручивается полупрозрачная спиральная лесенка. Призрак неторопливо спускается, и за его спиной тают нестандартные ступеньки. – Меня взбудоражил твой рассказ о Дайр’Коонах, поэтому долго не удавалось уснуть. Поразительно все, что ты сказал о них, но поразительней всего — зачем ты это сделал? – Это была часть сделки. – Сделки?! – сдавленно восклицаю я. Он так расписывал отстраненность Дайр’Коонов от человечества, их интеллектуальное превосходство, что торговая операция не увязывалась с выстроившимся у меня образом. – Дайр’Кооны не общаются с людьми, – терпеливо, точно малому дитяте, объясняет дух. – И моим визитам не радуются. Я напоминаю им человека. Какая ирония! Люди пугаются меня, встречая впервые, потому что им я человека не напоминаю. Не перебиваю его монолога, хоть он и отклонился от волнующей меня темы. Жалеть призрака за его непохожесть на людей кажется мне циничным. – Они не радуются мне, но не отказывают в информации. В прошлый раз ценою ответа стало посвящение тебя в их тайну. Я тихонько ойкнула. Не каждый день мной интересуются высшие сущности и просят передать привет! – Можно спросить? – Если начинаешь задавать вопрос, задавай его целиком. – Что ты хотел узнать у Дайр’Коонов? Аж сама оробела от собственной наглости... – Являешься ли ты той, чье появление было предсказано. – Кем? В смысле, кем предсказано? – Дайр’Коонами. Лишь им доступно предвидеть более, чем мне. – Я в шоке, – честно признаюсь я. — Абсолютнейшем. В голове — каша. Трясу черепушкою, не с целью передвинуть извилины, а чтобы отвлечься от сумбурных мыслей. Помогает. – В чем суть предсказания? Словно для молитвы, он складывает ладони. Опускается ниже черный капюшон. – Сквозь годы и дали приидет Дочь Боли, и взгляд ее будет Светел, даже когда Тень укроет лик ее. И когда сплетутся Свет и Тьма, Боль ее спасет Мир. Я повторяю мысленно каждое слово, стараясь запомнить интонацию, которой призрак подчеркивал отдельные слова, и общий его тон, с помощью которого фраза превращалась в молебен. – Какое отношение сказанное имеет ко мне? Навязчивый демон принимает нормальную позу, ладони прячутся в складках плаща. – Я задал Дайр’Коонам приблизительно тот же вопрос. Мнилось, что спасительница мира должна быть сообразительной... По меньшей мере. – И?.. – Они подтвердили, что ты и есть Дочь Боли. Дочь Боли. Эти два слова заполонили мои мысли, вцепились намертво в душу цепкими коготками, и царапали, царапали, царапали... Они перестали быть простой фразой, нет, два слова, как универсальный замочек, будто избитое связующее звено, скрепили цепь событий. Выявили суть, которую я за малодушием или скудоумием упускала прежде. Осколки чашки с голубенькими цветочками, гжель, три часа ночи. Перевернутая табуретка. – Терра... Древняя легенда. Никогда не думал, что увижу ее. В мое время это невозможно. Капли крови на полу, тазик с двухдневным мусором. – Видимо, не рассчитали мощность – все живое на планете погибло... Серые глаза. Боль... Звезды. Космос, глядящий на меня мириадами глаз-осколков. – Мы побеждали. Тогда криоги, сознавая свое поражение, уничтожили Терру, раздробив ее на множество мелких кусочков. Мы истребили их, всех до единого, стерли с лица Вселенной, только это уже ничего не могло изменить... Тонкий хрустальный звон бьющихся надежд... Боль. Безупречно белая кожа в обрамлении черных локонов. – Кто дал право ей носить Звезду Атиров?! Между прочим, даже я, твоя невеста, не удостоилась этой чести! Горящие зеленые глаза. – Твой отец, Хорин Атир, умер. Брендон, падающий на колени. – Веди себя достойно, Брендон. Я разделяю твою скорбь, но... Император умер, да здравствует Император! Встань, правитель Межгалактической Империи не может валяться в грязи. – Ты права, Рэйна. Скорбеть следует в одиночестве. Металл в его голосе. Боль. Солнце высвечивает заснеженные вершины. Огромные глыбы на каменистом плато, похожие на менгиры. Поток жидкого серебра, окаймленный густо-зелеными зарослями. Вспышка. Запах свежей крови. Месиво из пластика, металла, и тел пилотов. Рубиновый дракон в бледно-желтом небе. Землисто-серое лицо Брендона, без единой кровинки. Мое тяжелое дыхание, направленное в него. Моя первая смерть. Боль. Его красивое лицо в свете звезд. Ночной промозглый ветер и ложе из павшей листвы. Солоноватый привкус его поцелуев... – Если бы я знал, что это ты, я бы... ну, я ни за что не позволил бы себе... Как сложно — заставить голос не дрожать... Боль. Лист дерева, продырявленный выстрелом. Вязкая боль, паралич. Жуткое существо, изучающее меня единственным глазом. – Знаешь, я тоже был потрясен. – Издеваешься? Мне тройную порцию электрошока, пожалуйста. Я думала, вы их уничтожили. – Я тоже. Знания, ничуть не облегчающие ношу... Боль. Дит... Сплошное варево боли в дар от холодной, негостеприимной планеты. Ирнальд... Обрывки тела, взмывающие в воздух. Грохот взрывов за спиной. Эн-гранаты... Долгая, основательная истерика за пеленой снежной бури. Тепло и ласка Койта... Того, на чью нежность я не сумею полноценно ответить. И в этом тоже — боль. Короткий и яркий бой с военным транспортником. Розовые хлысты, планомерно сжигающие защиту. Луч, врезающийся в мою грудь. Вторая смерть. Боль. Пробуждение. Новая кожа, перемежающаяся с остатками старой. Бело-розовая зебра. Пугающая белизна глаз... Записи гибели Терры из Тальрем-архива. Терры, уничтоженной людьми во благо Империи. Во благо Человечества. Какой, к черту, Терры?! Моей Земли. Боль. – Рад, что ты поняла. В его голосе мне мерещится сожаление. Или печаль?.. Я не узнаю, а он не разъяснит. Не важно. – Ни черта я не поняла, демон, именующий себя предначертанием. – Поняла, но принять — боишься. И продолжаешь корить себя за бесконечное нытье, за приступы жалости к себе, за трогательную щенячью наивность и еще за тысячу смертных грехов, которых вроде бы исторически было поменьше, но все это — впустую. Зря, напрасно. Можешь дополнить синонимический ряд, если захочется. Голос призрака, как ни странно, лишен уместных издевательских ноток, он напутствует, успокаивает, но яснее картина не становится. – Посуди сама. Тебя выдернули из привычной жизни в мир будущего. Каждый шаг по этому миру шокировал тебя, но ты приняла его. Правда в том, что каждая новая боль увеличивала твою способность к переживанию и, что важнее, к сопереживанию. – Иными словами, на мне ставили опыты? И кто был заказчиком экспериментов? Возмущению моему нет предела. Живо представляется кролик в клетке, с глазами, полными страха, и трепещущими ушами, которого изо дня в день искалывают препаратами — с самыми благими намерениями. Щенячья наивность, ага. Готовлюсь выслушать череду сентенций на тему спасения мира и благ для всех живущих. – Ты вправе возмущаться. – Еще бы! – я щурюсь и почти что шиплю, как разъяренная кошка. Мою жизнь испоганили, а теперь заявляют, что я “зря корила себя за нытье”! Расцарапаю всем, кто под руку попадется, физиономии — благо ногти почти отросли, пусть не и длинные, зато острые, просто сказка! – Если впоследствии тебе станет легче, можешь на меня покричать. Одним из, как ты выразилась, заказчиков, был непосредственно я. И я же давал указания для скорейшего становления тебя на пути Дочери Боли. Муть схлынула, и проступило дно... – Брендон. Он был здесь, – на место злости приходит безучастность. – Верно, – кивает призрак. Раскаяния в его гласе не слышно. – И он не случайно попал ко мне, – резонно предполагаю я. – Я направил его, – не отпирается призрак. – И осуществил перенос. – Он знал об этом? – за данным вопросом моим стоит иной, его я не обозначу вслух: была ли его искренность тонкой игрой, по своей ли воле наследник престола был так мил и обходителен со мной, глупышкой, так легко бросившейся вслед за ним?.. – Лишь о том, что ваша встреча предначертана. Как и когда она произойдет, ему знать было ни к чему, – дух непринужденно уходит от ответа. – В ночь, когда пропал Брендон, был убит его отец. За этим тоже стоишь ты? – право слово, я уже ничему не удивилась бы. При высоких ставках все средства для победы хороши, и на мне это наглядно продемонстрировали. – О нет. Сеть заговора ты почти целиком расплела. Преступники воспользовались ситуацией, не более того. В любом случае, гибель Сэра Хорина была неминуема. – Почти целиком? – Упущенное ты обнаружишь в надлежащее время. Однако наш словесный поединок затянулся, а ты, я вижу, поостыла. Я пожимаю плечами. Буря эмоций действительно пошла на убыль. Гармония сумеречных скал убаюкивает, уносит ярость на крыльях ветров... – Прежде, чем осудить или одобрить какое-либо действие, остановись, и постарайся увидеть в нем перспективу. Чем дальше, тем меньше я понимаю призрака... Одно можно сказать с уверенностью: сейчас на меня обрушат очередную порцию сентенций. – О чем ты? – обреченно пожимаю плечами я. – Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы15, – напевно декламирует он. Нравится ему, похоже, цитировать библию. Только яснее от его цитат не становится, к сожалению. – Это неверный постулат. Во всем есть и свет, и тьма, добро и зло, инь и янь, как тебе больше нравится. Все зависит от угла, под которым смотришь. – Философские бредни, – безапелляционно заявляю я, пиная некрупный булыжник. – Согласна, мало могу назвать вещей или поступков, являющих только добро. Зато таких, чтобы несли исключительно зло — массу. – Назови любую категорию. – Убийство. Что далеко ходить? – Хорошо, положим... На девушку в темном дворе нападает мужчина с ножом. Они борются, и она его же оружием убивает напавшего. В ее действии — чистое зло? – Ты умеешь все перевернуть. – Отчего же? Вполне жизненный пример из выбранной тобой же категории. Но ты не ответила, кто в такой ситуации зло, а кто — добро? Девушка милая, все знакомые, коллеги и даже собутыльники отзываются о ней крайне положительно. Но, тем не менее, она совершает действие, которое ты считаешь чистым злом. Как быть? – Все же не она на него напала. Значит, скорее она — добро, подвергшееся нападению, а он — агрессивное зло, получившее по заслугам. Демон смеется. – Отлично. Один раз ты уже сменила точку зрения. Давай расширим границы. Итак, девушка, приятная и общительная, пару лет назад отравила свою мать ради неплохой маминой квартирки. Мужчина же был братом означенной матери, который не сумел доказать вину племянницы законными средствами, и решил отомстить сам за горячо любимую сестру. При этих условиях — девушка остается добром, а мужчина злом? – Мне не нравятся правила. Стоит мне согласиться с твоими доводами и изменить мнение, ты приплетешь новые факты, и так до бесконечности. – В этом и кроется урок. Только мысля масштабно, зная достоверно все движущие силы и причины, а также всю цепь возможных последствий, можно пытаться судить. Но и тогда найдутся аргументы в пользу каждой из сторон. Нет, не было и не будет ни одного деяния света, не носившего бы оттиск лапы зверя тьмы, и ни единого действия тьмы, хоть в чем-либо не послужившего на благо свету. Я лежала на полу, размышляя о превратностях судьбы, чтобы хоть как-то отогнать подкрадывающееся на мягких лапках чувство безысходности. Все же не каждый день узнаешь, что тобой, как куколкой на веревочках, долго и успешно играли все, кому только не лень. Я пыталась убедить себя, что в конечном счете никто не желал мне зла, и даже почти убедила, вот только разбитое вдребезги сердце вопиет об обратном... К черту! Нет, ко всем чертям, размусоливать и сетовать на жестокое обращение с животными прекращаем немедля. Валяться, покрываясь слоем пыли, непродуктивно и отдает трусостью. Пора! Ударила кулаком об пол. Резко. Больно. Но оно и к лучшему. Пока затихал отзвук удара — перенастроила зрение. Пульсация боли в кисти дополнительно обостряла чувства. Густой синий поток был совсем рядом, его темная краса притягивала и страшила. Резало глаза — два блестючих кусочка льда, они привыкли к Свету, им эта синь чужда. Вытягивая руку (ту самую, в ней еще не стихли отголоски боли), кончиками пальцев касаюсь потока. Конечно, так его не ощутить, не пощупать... Пальцы мгновенно заледенели. Начала осторожно тянуть. Рука онемела по локоть, по плечо, паралич постепенно завоевывал все тело. Слабость. Я потянула сильнее. Вся — застывшая статуя, распластанная по ровной поверхности пола. Даже веки обездвижены, глаза болезненно сухи. Слабость все сильнее, пошатываясь, плыл потолок. Организм тщательно старался отключиться... Еще сильнее. Против воли началась паника, то, что я сейчас делала — вполне могло меня убить. Сердце не выдержит нагрузки, полопаются кровеносные сосуды, питающие мозг... Нельзя так рисковать, нельзя... Может показаться, что от безвыходности мне приспичило покончить с бренным существованием — способ ничем не хуже перегрызания вен и попыток удушиться бельем — но уж нет, не дождутся. Я могла б и не испытывать судьбу, но тогда пришлось бы изо дня в день подвергать себя однообразным пыткам. А мне осточертело бояться. Сильнее. В ушах — звон, как на стройке. Кажется, размягчались в желе кости. Еще, это не предел! Начался жар, и с ним — горячечный бред. Мерещилось невероятных масштабов поле, до горизонта сплошь усыпанное костями. Кости имели все шансы оказаться человеческими. Порвала видение, оно рассыпалось оранжевыми осколками. Еще! Больше я уже ничего не чувствовала. Вот она, мифическая нирвана! Еще. Последний раз. Нечеловеческими усилиями опустила веки. Все. Сквозь кожу век я продолжала видеть комнатку. Потока больше не было. Вокруг меня медленно падали бархатные иссиня-черные цветы. – Свершилось! – голос призрака исполнен торжества. – М-м?.. Здесь, над ущельем, я не ощущаю изменений в себе. Беспамятство утянуло меня в свои алчущие глубины, не позволив насладиться мощью — возможно, преждевременной. Посему я радуюсь сну. Мое невнятное мычание он оставляет без внимания, и приходится уточнить. – Что свершилось? – Чудо, что же еще? Хмурюсь, ища издевку в его ответе. Не нахожу, и это настораживает. – Нельзя подняться на небо и нельзя ступней и пальцем измерить землю16, – высказывает дух. Развожу руками в знак непонимания. Стилистика фразы намекает на принадлежность оной к изречениям философов Востока, но мне, похоже, ее смысла не разгадать. – Хватит говорить загадками, у меня был напряженный день. – Чтобы понять добро и зло, свет и тьму, необходимо их коснуться, теории либо теургии не помогут раскрыть суть этих противоборствующих и переплетающихся сил. Теперь ты получила основу для счислений. Право, я ощущаю себя полной дурой с ним рядом. Вся эта заумь, утомляющая меня, очевидно, несет в себе глубокий смысл, но от раскрытия его я зачастую дальше, чем стрекоза от ядра галактики. И самое обидное, что призрак преспокойнейше читает мои мысли, и непонимание мое для него не тайна. – Ты поймешь. Позднее. Избито звучит, но так будет. Эта встреча — последняя, а несказанного много, потому — запоминай. – Последняя?.. Почему? – я поистине озадачена. Я к нему... привыкла. – Так было предначертано. Как только ты ступишь на путь Тени, дальнейшее перестанет требовать моего вмешательства, более того, оно может помешать тебе. – И ты подталкивал меня... Предложение Силы, предсказание Дайр’Коонов... Тень укроет лик ее — ты это имел ввиду, когда воскликнул: “Свершилось!” – верно? – Ты лишь в начале пути. Наступит день, когда и эта часть предсказания исполнится. Но время — пыль, и наше разлетается по ветру. Если у тебя есть вопросы ко мне, задавай. Иной возможности не будет. Я ощутила вдруг, как приливная волна событий, несшая меня вопреки моей воле, разбивает меня о борт проходящего судна. И — пеной морскою — я растекаюсь навстречу своей судьбе. Только б не забыть, что “Русалочка” – грустная сказка... – Однажды ты говорил о людях, ищущих власти, могущества и богатства, и что мало кто ищет знания. Мне еще тогда хотелось спросить, неужели никто не просил любви или счастья? – Очень точно: любви ИЛИ счастья. Короткий, немного грустный смешок слышится из-под капюшона. – Оговорка. Не придирайся, пожалуйста. – Я лишь подметил правильность формулировки, любовь и долговременное счастье, увы, несовместимы. О тех же, кто их ищет — не утверждаю, что таковых нет, но мне они не снились. Киваю. А если и снились, то перспективы власти или денег перевешивали эфемерное счастье. – Ты становишься все циничнее, – замечает призрак. Моя очередь грустно усмехаться. – Позволишь еще вопрос? – Да. – Криоги знают о Дайр’Коонах? О том, что они есть на самом деле? – Уверяю тебя, нет. В столкновении криогов и людей симпатии Дайр’Коонов на стороне человечества, однако они против уничтожения Оплота Кри, как расы. Они во всем стремятся к равновесию. Но могу тебе сообщить, что ты не первая узнаешь природу Дайр’Коонов. До тебя было еще двое. – Кто? – Один — живущий поныне маг, другой был Императором. Его имя почти срывается с моих губ, ведь я знаю, что Брендон общался с навязчивым демоном, но застревает в горле. Прошедшее время... История Империи не знала случая, чтобы ее властитель оставлял пост раньше смерти. Раз Император был, значит, он мертв. Только не Брендон... – Им был Гектор Атир. Порыв ветра совпадает с моим вздохом облегчения. Сэр Гектор, объединивший человечество, победивший криогов в прошлой войне, знал о Дайр’Коонах. И он же отдал приказ уничтожить Землю. Как могли допустить такое Дайр’Кооны?! – Гектор противился. Он роптал всей душой против разрушения пра-родины людей, даже зная, что это убережет миллиарды его сограждан на живых планетах. Он не соглашался, пока Дайр’Кооны не приказали ему. Мне кажется, что одна из скал рухнула на меня. Разве может быть правдой, что... – КАК?! – Технически, я не знаю подробностей. Они предпочли скрыть их по соображениям морали. – Но зачем? – Прибавишь толику эмоций, и твой сон прервется, а мне многое хотелось бы тебе передать. Землю до?лжно было разрушить, дабы появилась ты, Дочь Боли. Я опускаюсь прямо на камни. Спокойствие, только спокойствие... Испытать шок от услышанного можно и нужно позднее, сейчас нельзя выпадать из сна... – Итак, пока ты здесь. Нападение криогов на Империю начнется раньше намеченного срока, и первый удар придется на Македонию. – Ох... Это я спровоцировала их... – Речь о визите в туманность Тарантул? Не вини себя, там сошлось много факторов. В любом случае, не будь тебя и твоих действий, Империя и не догадывалась бы о самой возможности нападения Оплота Кри. – И все же... – Сгоревшие в костре дрова не распустят листьев по весне. – Мои слова. – Уже мои, – в тумане, заменяющем лицо, чудится улыбка. – Ладно. Оставь себе. – Благодарю. Еще пара известий. Первое: с транспортника, летевшего к Бетельгейзе, совершил побег один из заключенных. Не без помощи, разумеется. Конкретнее, сбежал осужденный Гейзел, лишенный титула Лорда и должности проконсула Македонии. – Хм. Ничего другого от этого навозного жука и не стоило ожидать, жаль, не пристрелила его на Совете. Побоялась забрызгать кровью прелестные гобелены. Его побег и резкая активность криогов как-либо связаны? – То, что находится внизу, подобно находящемуся наверху и обратно, то, что находится наверху, подобно находящемуся внизу, ради выполнения чуда единства17. Последняя струна арфы моего терпения лопается, морщусь от визжащего эха в ушах. – Хватит с меня твоих маразматических откровений! – Это — Изумрудная Скрижаль. Стыдно с твоим образованием не знать таких памятников, и их толкований. Запомни: все, что случается в этом лучшем из миров, имеет связь. Хотя оккультисты дают кардинально иную трактовку, тебе достаточно знать мое представление. Смиряюсь, не переставая скрежетать зубами, но истерика откладывается до лучших времен, как и посыпание головы пеплом. Видение начинает дрожать. – Я просыпаюсь, – констатирую предельно лаконично. – Вижу. Последнее: прежде, чем направиться к людям и разрезать грейпфрут, посети Дайр’Коонов. Они сумеют направить тебя по наилучшему пути, хотя бы на первых порах. Не представляю, как добраться до другой планеты с атмосферой, богатой сероводородом, не на спутнике же, он для космических перелетов не предназначен, но о таких нюансах можно и наяву поразмыслить... – У тебя есть Тень, не забывай. Призрак бледнеет. А ведь я не сказала ему самого важного... – Спасибо! Я еще увижу тебя? – спрашивая, сознаю: этому не бывать. – Наверняка. Туман под капюшоном складывается в улыбку. На этот раз — точно. Видение выцветает на глазах, блекнет даже черный плащ демона, зовущего себя Предначертанием. – Прощай, – произношу я, не чувствуя губ. – И спасибо за все. Он кивает, принимая благодарность, насколько я могу судить в ускользающем образе. – Прощай, дочка. Света нет. Его придумали наивные человечишки, никогда не ведавшие единения с мерцающей синью. Есть лишь мутноватый полумрак, приятно трущийся к коже. Что-то кошачье кроется в нем. Поток уничтожен. И вместе с тем — он здесь. Теперь я — поток. Первое желание: разнести тюрьму-спутник вдребезги. Я усмехнулась. Легкие пути, как известно, легки лишь в силу своей объективной глупости. Тень направится иной дорогой, извилистой дорогой к солнцу. “У тебя есть Тень”, – в последние секунды ускользающего сна подсказал мне призрак. Тень, как способ вырваться из заключения, не ставя в известность наблюдающих за мною, способ неожиданный и доселе не применявшийся. На Консуле I, в относительно спокойный период, предшествовавший инаугурации, я прочла несколько десятков увесистых фолиантов о магии и возможностях применения двух Сил: светлой и темной, перемежая чтение с уроками Тайли. Образно выражаясь, с практическими занятиями. Позднее и на “Страннике” я коротала время полета с трудами того же рода. Вот где мне пригодилось феноменальное скорочтение, не раз ставившее в тупик преподавателей, и несказанно помогавшее подготовится к экзамену за одну ночь, перед этим весь семестр не подозревая, какого цвета учебник и вся сопутствующая литература. Ни в одной из проштудированных книг не упоминалось ничего, хотя бы отдаленно напоминающего фокус, что я задумала. Улыбка прочно обосновалась на моем исхудавшем лице. Я дышала глубоко и неспешно, каждый вдох отзывался изумительным ощущением уверенности. Разница между этой Силой и той, что служила мне прежде, была заметна даже физически. Сердце стучало гулко, напористо, не было чувства полета, легкость птичьих крыльев не пронизывала пальцы, яркие искры не сверкали перед глазами, всего этого не знала слившаяся с полумраком душа. Но были — глубина чувств и мощь, разливающаяся по венам. Уселась на жестком ложе. Свесив ноги, нащупала холодную плоскость пола. Творить, задействуя Силу тьмы, непросто, а в случае малейшей оплошности — чревато, потому я сосредоточилась, приводя себя в состояние, близкое к трансу. Образ будущего творения высветился сам собой. Идея до такой степени привлекла меня, что я, не сдержавшись, захлопала в ладоши. И плевать, что это по-детски! Соорудив хилое подобие кулачка, я легонько подула в углубление между большим и указательным пальцами. Очень скоро ладошку деликатно пощекотали, и я аккуратно разжала пальцы. Источником щекотки оказалась ворсистая желто-черная лапка, наряду с семью такими же конечностями переходящая в мохнатое черное тельце очаровательного паучка. Сам красавчик постепенно увеличивался в размерах, занимая уже все пространство ладони. Я перестала вливать в него Силу, сочтя переданное достаточным, и невольно залюбовалась результатом своих усилий. Паучок заметил оказываемое ему внимание, и закрутился, демонстрируя себя с разных сторон, как опытный и популярный манекенщик. Шелковистые касания изящных конечностей интимно ласкали кожу. – Вот как можно не любить, а тем паче бояться пауков? Разве они не умилительны? – глубокомысленно изрекла я критику в адрес противников членистоногих, поглаживая брюшко полосатого творения. Паук явно млел от восторга. – Беги, малыш, – добавила я, слегка подталкивая пушистого. Ласки ласками, а пауку еще предстоит долгий, кропотливый труд. Мой маленький союзник спрыгнул с руки на край постели, а затем с ложа на пол. Дважды оббежав мои стопы, он остановился с той стороны, в которую уходила моя угловатая тень. Почти невесомые желто-черные лапки неожиданно громко затопали на одном месте, и арахноид принялся за работу. Он начал ткать паутину. Надрывно и торжественно выводили скрипки мелодию “Серебра” в его акустической версии, даруя желание соскочить с места и зайтись в ликующей пляске. Музыка звучит, однако, не из приемника, невесть откуда взявшегося на спутнике — неоткуда ему браться — и даже не в ушах, а прямо из памяти, из беспечных и радостных дней. Я не вернусь, Так говорил когда-то И туман, Глотал мои слова, И превращал их в воду18… Перелистнув обратно страничку воспоминаний, всплыл клубящийся туман из угрюмого ущелья, из-под капюшона призрака, назвавшего меня дочкой... Настойчивей заплакали скрипки. Мой взгляд скользил по кособоким буковкам лежащей на коленях рукописи. По строкам, несущим в себе пережитые чувства... Нижние страницы пусты, им только предстоит впитать в себя отголоски страстей и событий. Чарующая мелодия мягко увлекала меня в мир сладких грез, столь далекий от неприглядной реальности, и я позволила себе поддаться элегическому порыву. Никаких планов, никаких раздумий — одна незамутненная музыка. Наверное, я ненадолго задремала, а звенящая метель из радости и скрипок замела следы в серый мирок. Очнулась внезапно, от острого, но приятного импульса паучка. Для его работы требовалось, чтобы я оставалась в сознании. – Спасибо, золотце, – прошептала я. – Это именно то, что было нужно. Больше никто не дрыхнет. Я легонько зевнула и расправила плечи, разгоняя застоявшуюся кровь. Сейчас бы чашечку кофе со сливками, и чего-нибудь сладенького к нему, скажем, птичьего молока в шоколаде... От приземисто-бытовых мечтаний оторвал меня знакомый шорох. Ах да, я же не отложила рукопись, она так и осталась под рукой. И сейчас она выглядит... неестественно, хотя лист, загнутый поверх других, чист, как и до моей отключки... Отделяя этот листок от стопки, поднесла к глазам — с моей близорукостью иначе нельзя. Аномальность прояснилась: в отличие от остальных гладких страниц, эта вся пошкрябана, как покрытие на сковороде после металлической щетки. – Чем это я его? – спросила я, обращаясь к паучку. Он оторвался от шелковой нити, пошевелил одной из ножек. Жаль, конечно, что я не могу наделить его даром речи, но, если вдуматься, выходить в свет с большим говорящим пауком даже для меня было бы чересчур эпатажно. Я вгляделась повнимательнее в искореженную поверхность листа, сопоставила со знаком паука, и прозрела. Страница испещрена штрихами, нанесенными ногтем. Исходя из того, что в помещении, кроме меня и членистоногого, никого не было, следует вывод: черточки наносились моим ногтем. Хм. Послание самой себе из подсознания? Воздействие извне на мою волю? Порча листа выглядела до безобразия странно, и побуждала к выяснению причин. Поколебавшись буквально мгновение, я подула на страничку, присоединяя к обычному дыханию частицу Силы. Чуть различимые вдавленные штрихи поднялись, набрали ежевичного цвета и опустились на лист, образуя.... рисунок. Я охнула, едва не выпустила страницу из пальцев, спохватившись в последний миг, что без контакта с моей кожей краска пропадет, и рисунок снова станет комбинацией невидимых штрихов, на этот раз без возможности их выцветить. Рисунок... портрет... смотрел мимо меня глазами Брендона. Ничего не выражающими глазами. Две глубокие морщины пролегли по высокому умному лбу, как и в тот последний день, когда я была рядом с ним. Щеки, кажется, чуть ввалились. Надо думать, не от плохого питания... Весь облик его излучал усталость, замешанную на грусти. Печальнее всего пустые, безжизненные глаза. Глядящие, но не видящие. Я вздрогнула. От листа ощутимо веяло холодом, как из промозглого склепа с давно разложившимися трупами. Живо представился Брендон, спящий беспробудным сном в гробу без крышки, накрытый куском дерюги, из-под которой виднеется обрубок руки хозяина склепа, решившей обогреться живым теплом. Ком в горле пришлось сглотнуть. Мне, юной, впечатлительной особе, подобные вещи представлять противопоказано. Слишком глубоко погружаюсь в представленное, вплоть до трупного запаха. Проморгавшись до полного уничтожения образа, я выдохнула. Похоже, пока мое воображение баловалось с могильной атрибутикой, легкие решили бросить дышать. Однако, шутки в сторону, с Брендоном определенно что-то не так. Если не смотреть в неживые портретные глаза, кошмары не мерещатся, но ощущение безысходности так же пронизывает до самого нутра. Аритмично стучащее сердце не лжет — Брендон в беде. – Узри ты его, и волнение и прочие человеческие эмоции захлестнули б тебя с головой, – повторила я вполголоса давешние слова призрака. – Все верно. Увидела. Эмоции — как пена из пивной бутылки. Кидаться вырывать любимого из цепких когтистых лап фурий ада — идея не из разряда блестящих. Нет, родная, так дело не пойдет, прав был дух, утверждая, что ты не готова. Брендон — не мальчишка из подворотни, он Император, его защита — лучшая в пределах известной Вселенной, да и бросаться в львиную пасть, не имея отравленного дротика — удел храбрецов и самоубийц. А у меня нет права на ошибку. Мой писчий материал не горит. Если подразумевать обычный огонь... Вызывая витую свечу цвета слоновой кости, я очень старалась не плакать. Фиолетовый магический огонек жадно соскочил с фитиля на листок... От него почти не осталось пепла. Ту же малость, что ссыпалась на постель, я смахнула на пол, в противоположную от почти сплетенной паутины сторону... Я не умею рисовать. Эта единственная мысль преследовала меня с момента сожжения портрета. Попроси меня изобразить домик на разлинованном листе простым карандашом, и в лучшем случае выйдет перекошенная неказистая сараюшка, денно и нощно мечтающая развалиться на запчасти. Уж промолчу про несчастные окошки и двери, изогнутые под невозможными углами, и давно съехавшую крышу. Крыша домишки съезжает ровно вслед за крышей пыхтящего от усердия, с позволения сказать, художника. В школьную пору учителя, хватаясь за сердце и отводя взгляд от журнала, на ощупь выцарапывали напротив фамилии Калинина четверки по черчению и рисованию, после продолжительной беседы с директором, втолковывавшего им, что куриные лапки, данные мне природой, отнюдь не повод портить аттестат почти что отличницы. Хорошие ученики, как известно, являются плюсом к реноме образовательного заведения. Сохраняя равномерную перекошенность лиц, учителя соглашались с доводами, и настойчиво просили меня лишить их занятия своего присутствия. Надо заметить, долго упрашивать не приходилось. Иными словами, в моем лице мир обрел абсолютную художественную бездарность. Но нацарапанный лик Брендона убеждал в обратном! Маловероятно, чтобы глубоко скрытый и надежно заколоченный талант проявился столь своевременно... Вот уж где повод задуматься! – Я назову тебя Ах, – тоном, не терпящим возражений, заявила я паучку. Выслушав мою реплику, паук не умер от эйфории и не утрудился симулировать восхищение. – Ты огорчен? Ну извини, ничего оригинальнее не придумалось. Сказанное было чистейшей правдой, омытой родниковой водой искренности. Кроме предания о талантливой ткачиха Арахне, победившей саму Афину в соревновании по соответствующему профилю, в голову не пришло ничего подходящего. А так как Арахна — имя однозначно женское, и переделать его в мужское оказалось затруднительно, пришлось прибегнуть к сокращению. Получившееся имечко лично мне нравилось, почти не отдавало плагиатом, и могло свидетельствовать о тонкой душевной организации называющего. Паук с именем Ах способен вызвать милую, не обойденную пафосом, ассоциацию с томной дамочкой, изящно закатывающей глаза при виде членистоногого и аккуратно оседающей в глубокий обморок на что-нибудь мягкое. В идеале — на руки пылкого поклонника. К слову о душевной организации, как раз настало время ей покинуть бренное тело. Сложные глаза Аха выразили нежелание впрыскивать в хозяйку яд. – Оптимистичнее, друг мой. Из того, что умирает, может возродиться нечто лучшее. И вообще, темноокая девушка в белом — моя старинная приятельница, нам есть, о чем поболтать за заточкой косы. Убеждая наивное существо, я поднесла ладонь к основанию паутины, где он восседал, как ястреб на скале над обрывом. Хорошо, однако, что полученной мной Силы было просто чудовищно много, и наложить вуаль одновзглядности на Аха, его паутину, витую свечу на ладони и даже на сгорающий портрет было легче легкого. Никто, кроме меня, не мог увидеть их, пока продолжалось действие вуали. Ах за время моих размышлений вскарабкался на мою ладонь и теперь нежно касался конечностью запястья. – Давай уже, зачем тебе иначе даны хелицеры? – подбодрила я нерешительного малыша. Укуса я не почувствовала. Зато успела различить плывущим зрением, как Ах обернулся маленькой серебряной копией себя, и мои цепенеющие пальцы крепко сжали фигурку. Затем по паутинной дороге вниз скользнула сиреневатая полупрозрачная тряпка-душа... Тень своенравна. Она не лучшее вместилище для сознания и священной души, зато ей доступно много больше, чем хрупкому телу. Она не нуждается в воздухе, день и ночь для нее равнозначны, и воспринимаются как постоянный сумрак, перепады температуры или давления и вовсе остаются незамеченными. Тень может существовать в любой среде, хоть в жерле извергающегося вулкана, хоть в вакууме, хоть на дне океанской впадины, с равным успехом. Сложность в том, чтобы заставить ее повиноваться. И добрые намерения — отнюдь не тот довод, которым можно добиться милости от нее. Чтобы подчинить Тень, нужна ненависть. Непритворная, до остервенения, до скрежета зубов, разрывающих живую плоть. Без боли — нет искупления. И всепожирающее пламя вырвалось из недр моей души, сжигая самое себя... И тогда Тень покорилась, принимая меня. Дорога Тени — один лишь долгий шаг. И я шагнула, прочь от своих мощей, от серебряной фигурки паукообразного, от убогости серых давящих стен. Короткая вспышка, несколько мгновений абсолютной темноты, затем — разноцветный калейдоскоп. Подо мной и надо мной — слои ватных облаков. Калейдоскоп же на поверку оказался телами величавых Дайр’Коонов, парящих рядом. – Приветствую тебя, Дочь Земли, – раздался прямо в сознании уверенный голос. – С прибытием, девушка-тень, – вторил ему другой. Драконов пытались описать сотни, если не тысячи, раз, и ни одно из описаний не сподобилось доподлинно передать их облик. Как описать совершенство? Изящество линий, сияние чешуи, ошеломительные глаза — настоящие запруды, отражающие вспышки светил и водовороты тьмы... Невозможно пересказать словами, что есть венец творения Вселенной. Пока я пребывала в эмоциональном ступоре, они парили вокруг меня, едва шевеля крыльями, которые вовсе необязательны для их полета — летать Дайр’Кооны могут и на потоках Силы. Прекрасные, восхищающие, они различались окрасом и размерами. Обязательно однотонные, разных оттенков красного, темно-зеленого, почти переходящего в черный, несколько серо-стальных, и два разительно отличающиеся от всех остальных: снежно-белый и золотой, самых внушительных габаритов. Издали их вполне можно было принять за крылатые горы: одну — заснеженную от вершины до основания, другую — залитую предзакатным солнечным светом... Чудом избегая столкновений с гигантскими собратьями, по немыслимым траекториям носилась пара резвых малышей, не крупнее пустелыги, нежно-голубой и густо-фиолетовый. – Примите мое почтение, великие, – мысленно произнесла я. В том, что меня услышат, сомнений нет. – Мы рады, что ты нашла короткую дорогу к нам, – услышала я уже знакомый голос. И снова за ним следовал второй. – Мы готовились ждать дольше. Кажется, со мной говорят только два Дайр’Коона, белый и золотой. – Верно, девушка-тень. Мы — старейшие, и выражаем волю как тех наших соплеменников, что ты видишь, так и тех, что уже ушли. – Другие лишь внимают тебе, во избежание путаницы. Гуманно. Предусмотрительно и заботливо. – Тех, что ушли?.. Неясности следует прояснять сразу, без ложного страха показаться не-умной. Дайр’Кооны во сто крат мудрее меня, а мои знания о них скупы и непоследовательны. – Мы сообщаемся друг с другом. Когда для любого из нас наступает время уходить, он передает другим свои знания и все, что он видел. – Таким образом ушедшие живут в нас. Их опыт, переживания. Срок нашей жизни велик, но не безграничен. Действительно, мы и они — это люди и пуговицы. Мудрость, помноженная на опыт, возведенный в степень вечности, целиком передающиеся собратьям, гораздо эффективнее книг, которые еще и не каждый станет читать. Неудивительно, что Дайр’Кооны не общаются с людьми. О чем могут толковать волхвы и бабочки-однодневки? – Не торопись с выводами. Чем короче жизненный путь, тем он ярче. – Ваша история хранит людей, которые по праву могли бы считаться Дайр’Коонами. Великие философы, поэты, ученые, исследователи, изобретатели... Конечно, все так, но уже их прямые потомки были самыми обыкновенными людьми... Хотя стоит ли сравнивать? Мы просто слишком разные, у нас нет точек соприкосновения, у глубоко материального мира людей: наши постройки, оружие, одежда, сиюминутные ценности; и у абсолютно духовного мира Дайр’Коонов. Им чужды блага цивилизации, ничто мирское не волнует их, важны лишь мысль и мудрость. Глаза, видевшие рождение звезд, блеск бриллиантов не прельстит. – Жаль, что ты не одна из нас. Мы хотели бы внимать тебе вечно. – Но это возможно, только когда ты рядом, ведь ты не связана с нами по крови. Я спохватилась. Невежливо вот так уходить в дебри размышлений, когда в твои мысли вслушиваются! – Нет-нет, девушка-тень, твои мысли прекрасны, как глоток свежего воздуха. – Мы должны благодарить тебя, Дочь Земли. – Призрак, зовущий себя Предначертанием, утверждал, что вы сторонитесь общения даже с ним, не говоря уже об остальных людях, – я старалась как можно четче формулировать мысль. – Обычно так и есть. Но ты напоминаешь нам юного Дайр’Коона, или же малого. Они живут значительно меньше, но активнее. Маленький бирюзовый истребитель в подтверждение пронесся перед носом золотого, никак не отреагировавшего на выпад дерзкой осы. – В сущности, малых во многом можно сопоставить с людьми. Они не менее беспокойны. Но ты скорее юный Дайр’Коон, так ярки твои мысли. – Однажды нас уже посещал человек с душой Дайр’Коона. Мы не звали его, как тебя, он пришел сам, и сам же достиг понимания нашей природы. – Как и ты, он оперировал с обеими Силами, но по прожитым годам ровнялся молодому Дайр’Коону. – Он прибыл так же, с помощью Тени? – Нет, но он был защищен. Среда нашего обитания не самое подходящее для человека место. – Он пробыл у нас немало, потому как понравился малым, и они подпитывали его защиту. Озарение снизошло ко мне: бирюзовый малыш явно имел отношение к светлым потокам, а его фиолетовый собрат — к темным. Фиолетовый закружил вокруг меня, задорно показывая длинный язычок. – Как его звали? Человека, что был тут до меня? – Мы не запоминаем людские имена, они для нас не несут смысла. Тому же, кто заслуживает нашего внимания, мы даем имя, отличающее его от других людей. – Скорее не имя, а признак. Так ты для нас Дочь Земли, единственная из живущих, рожденная на погибшей планете. Того, что был здесь до тебя, мы звали Глядящий-сквозь-Время. Иногда его взор проникал в грядущее, и он мог разобрать узор вероятностей, из которых и состоит будущее. – На погибшей планете?.. Не вы разве приказали ее уничтожить? – Погибла она по вине людей. Вы выжгли все живое, и отравили саму ее сердцевину. Земля никогда не вернулась бы к прежнему обличью. Вы ведь сжигаете своих мертвецов? Так и мы, отдавая неприятный для нас приказ, только кремировали труп. – Для нас решение не было легким. Старейшие из нас — а нас осталось лишь двое, но тогда было вшестеро больше — прожили на Земле долго, очень долго. Дайр’Кооны жили там задолго до появления человека. Но для того, чтобы из узора выплелась нужная нить, останки Земли пришлось распылить. Так решили мы, видевшие рассвет чудесной планеты, и почти все из нас ушли, не перенеся тяжести воспоминаний. Приказ наш мы оплатили сполна. – Значит, Земля была и вашей родиной? – Нет, девушка-тень. В начале своей жизни нам нравится путешествовать, как и людям. Наш дом здесь, у Капеллы, как вы называете эту звезду. Земля была восхитительна без людей, и многие Дайр’Кооны выбрали ее своим вторым домом. – Мы покинули ее, когда вы начали строить свои первые города. Нам было тяжело, но старейшие — не мы, другие, мы тогда были молоды — решили, что наше присутствие на Земле повлияет на новую расу. Мы оставили Землю вам, и старались не вмешиваться в ваше развитие. Вот где истоки многочисленных преданий о драконах, особенно распространенных у ранних культур. В каждой сказке есть ломтик правды... Все события — это песчинки в огромных песочных часах вечности. Их много, не счесть, и каждый раз они ссыпаются по-разному, перемешиваясь, создавая немыслимые коллизии, делая невозможное вчера — обыденным послезавтра. Когда пересыпается весь песок, вечность перемещает два стеклянных конуса, заставляя песчинки сыпаться новыми волнами, где-то повторяя прежние, где-то комбинируя что-то совсем небывалое. Но при всем многообразии, количество песчинок ограничено, и рано или поздно песок пересыплется так же, как и за тысячи лет до того, и тогда Уроборос закусит свой хвост. Дракон и человек встречались на заре цивилизации. А теперь я встречаюсь с Дайр’Коонами. Может, песчинок не так уж и много в песочных часах вечности?.. – Сейчас самое время замкнуть меньший круг, Дочь Земли. Одна из нитей прошедших событий вела к твоей гибели, но мы ее отсекли и заменили правильной нитью, направившей тебя к Предначертанию и к нам — через заточение. – Соединить нить должна ты, шагнув, как сейчас сквозь пространство, через время. Если не сделать этого, правильная нить прервется, что с большой вероятностью повлечет твою смерть. – Но я не умею обращаться со временем, мне неоткуда взять знания о нем! А если бы и умела, как я пойму, куда — когда? — мне следует попасть? – Существует человек, который подскажет тебе лучше нас, как подчинить временной поток. – Относительно нужного момента не беспокойся, тебе помогут. Однако шаг должна сделать ты сама. Призрак говорил: “Они сумеют направить тебя по наилучшему пути”, – значит, идти мне в прошлое. Направо пойдешь... Окольные пути выбирают для меня Дайр’Кооны и дух, назвавший меня дочкой... – Предначертание — множественная личность. В некотором роде устройство его памяти можно соотнести с нашим. – Составляющие его личности подобраны из отживших людей по признакам гуманности и решимости. В их числе мог быть и твой отец. А мог и не быть, слияние с предначертанием стирает большую часть воспоминаний, остаются только служащие усовершенствованию этого конгломератного создания. – Кто производит отбор? – Некорректно. Отбирает их место, оно же питает предначертание Силой и раскрывает некоторые нити вероятностей. – Он же является стражем места, поддерживающего его существование. Там проходит последняя граница между порядком и хаосом. А теперь — самый главный вопрос. Тот, что терзает страшней раскаленных щипцов... – Глава Империи людей... Брендон Атир. Можете ли вы сказать, что с ним? Мне кажется, он в беде... – Мы знаем о том, кто так значителен в твоем пути. Он принял проклятие из рук того, кому доверяет. Оно было жидким. Тот, кто принес его, действовал не из ненависти, но из любви. – Он жив, но смерть повелевает им. Кровь его движется, но тело его холодно и бело. Глаза его открыты, но ничего не видят. – Ему можно помочь? – Задай этот вопрос себе, когда узнаешь источник проклятия. – Если цена не покажется тебе непомерной, ты сможешь его снять. Пожалуй, разобраться в происходящем проще, раскладывая пасьянс, чем пытаться получить точный и доходчивый ответ от Дайр’Коонов. Любая оплата за спасение Брендона будет приемлемой, иначе и быть не может. Потребуется стереть галактику — можете начинать удалять упоминания о ней в атласах, надо будет отрезать руку — сама посильно помогу при ампутации. – Настолько глобальных мер не потребуется. – Твоя искренняя решимость достойна восхищения, Дочь Земли. Чувствую, как сознание начинает растворяться в манящем дымчатом сумраке. – Благодарю вас, Старейшие, мне пора уходить, иначе есть риск не вернуться из Тени. – Верно, девушка-тень. Но мы не можем так отпустить тебя. – С тобой отправится хранитель. Он уверился, что нашел в тебе родственную душу, и теперь будет следовать за тобой неотступно. Прощай, Дочь Земли. Аудиенция закончилась. Мою Тень буквально швырнули обратно к телу, и я была только рада такой срочной доставке. Вид родненького тельца принес сладкие мечтания о долгом полноценном сне, желательно, без кошмаров и пророчеств. Вернуться назад, не потеряв Тень, и не лишиться рассудка, можно только с помощью любви, чувства, бесконечно далекого от ненависти, и вместе с тем уже на следующем витке спирали они идут рука об руку. Любовь, безусловно, тоже должна быть истинной. Обратное слияние прошло легко, по обоюдному согласию, и, ощутив мое возвращение, Ах из серебряной игрушки стал нормальным пауком. Действие яда прекратилось. И только тут я обратила внимание, что полку моего зоопарка прибыло. – Зови меня Фтэрх, – раздался в голове лукавый голосок. Темно-фиолетовый Дайр’Коон с некрупного голубя — только что крылья посолиднее — завис прямо над Ахом. Мда, для полноты зверинца, выражающего многогранность моей натуры, не хватает еще пары животных. В дополнение к арахноиду Аху нужны: ехидна Эх, олицетворяющая одноименное с названием семейства свойство характера, и блоха Ох. Зачем блоха? А она тоже маленькая и вредная. В сторону лирику и зоологию, пора почивать. – Так. Паука не есть, меня не будить, огнем не плеваться. Ах, ты тоже с ним не дерись, меня не кусай, его, впрочем, тоже. Я сплю, меня не кантовать. Динамики выключились. Если какие-либо мятежные видения и стремились посетить мой измученный разум, то неизбежно натыкались на непреодолимую стену усталости. Вследствие чего выспалась я просто-таки роскошно. Вопреки опасениям моим, вся живность пребывала в здравии и вела себя вполне прилично. Дайр’Коон и паук сидели на полу, не спуская друг с друга глаз, но агрессии не проявляли. – Чудненько, все даже живы, – изрекла я, сладко потягиваясь. – Молодцы, дети мои, продолжайте в том же духе, мама вами довольна. Парочка немедля оторвалась от созерцательного процесса, и кинулась оказывать мне знаки внимания: Фтэрх поднялся в воздух, Ах начал поспешно карабкаться на постель. – Ну ты и поспать, – заявил нахальный драконенок. С целью облегчить труд ближнему, и обеспечить себе маневренность, я подхватила паука и усадила на плечо. – Привыкай. Поспать я люблю и жутко бешусь, если мне мешают во время столь приятного занятия. Я зашагала к охладителю. Есть мне нравится едва ли меньше, чем спать, хоть я и предпочитаю более разнообразную и вкусную пищу. Но за отсутствием выбора и пюре из тюбика, напоминающее о дыне и цитрусовых, сойдет за деликатес. – Кстати, Фтэрх, чем ты питаешься? Меня настораживают взгляды, которыми ты награждаешь моего членистоногого. – Не стоит тревожиться, Эшти. Его вид лишь наводит меня на воспоминания о похожем творении из чистой темной Силы. Создатель его был мастером. А питаюсь я по большей части Силой, думаю, не надо пояснять, какой. Я не вникала более в речь Дайр’Коона. В сердце зашевелился крохотный осколок льда. Эшти. С иреа — Тень. Чувства не лгут: под именем Эшти мне и предстоит войти в историю Империи. Нильда. Женщина с некогда каштановой шевелюрой и удивительным даром перемещения. Она — тот самый единственный человек, способный научить меня проходить сквозь время. Дайр’Коонам ведомо несравнимо больше, чем любому из людей, и к предупреждениям их стоит относиться с максимальной серьезностью. Значит, навестим Нильду. Отчего-то я пребывала в убеждении, что на “Страннике” ее нет. Монолитная плита с вырезанной рамкой отразила по моей просьбе двоих из постоянного экипажа звездолета, и оба были показаны вне корабля. Наверняка и Нильду следует искать в ином месте. Ее местонахождение, неизвестное мне, не составляет, в целом, особой проблемы, так как я четко представляю “предмет поиска”. Сама Нильда и выступит своеобразным маячком. Проблема в другом. Нильда — не маг в широком смысле этого слова, ее талант узко направлен, специализирован, а в остальном она обычный человек, едва ли умеющий выколдовать огонек или иллюзию бабочки. Тень ей попросту не увидеть, это доступно лишь изначальным созданиям Сил, как Дайр’Кооны, либо магам класса Творец. Скажем, Флинер углядел бы Тень без малейшего напряжения. Стоп. Флинер. Он-то мне и нужен! Не факт, что он до сих пор пребывает в толще то ли стекла, то ли льда, но направлюсь я определенно на кобальтовое побережье, о которое разбиваются волны из розового глянца. Никогда вживую не видела такой исключительной красоты. – Ах, мне снова нужна паутина, – зашептала я паучку. Импульс глубокой печали в ответ. – Да-да, и кусать меня тоже придется! Но ведь я возвращаюсь, стало быть, нету повода грустить. – Эшти? – позвал меня Фтэрх. – М-м?.. – Правильно ли я понимаю, у нас скоро начнутся приключения? Я уселась на ложе, отправляя паука трудиться. Приподняла брови, задумалась на минутку. – Хотелось бы мне, чтобы ты ошибся... Увы, такого везения ожидать не приходится. Самые сложные деяния сложны лишь впервые. Повторять их уже значительно проще. Пока Ах сплетал дорогу из шелковых нитей, а Фтэрх нетерпеливо носился по помещению, врезаясь в стены, я тихонько мурлыкала под нос все, что припомнилось из репертуара “Арии”. Фальшивила, разумеется, безбожно. Ах закончил паутину, когда я по третьему кругу завывала: “Я свободен — с диким ветром наравне19”... Паук покорно укусил подставленное запястье, и вновь обернулся куском благородного металла. Дальше все пошло по накатанной: скольжение сиреневой дымки по шелку в обрыв, холод, Тень, далекий шаг. Хех, “Аптека, улица, фонарь20”... ...На небе только и разговоров, что о море21… ...Божественно. Сегодня волны цвета карамели с легким розоватым отливом. От вод исходит мягкий свет, одухотворенный и фантастический. Берег поблескивает некрупной галькой, сверкая вкраплениями кварца. Солнца не видно, мерещится, будто освещает округу именно море, поющее песнь вечности. Небо кажется отлитым из хрусталя, безупречно ровного, без единой трещинки или пятнышка облака... Я прониклась. Не важно, как обернется колесо фортуны, но я обязана побывать в этом мире целиком, без ограничений, накладываемых обликом Тени. – Эшти, он здесь. Фтэрх кружил над водами, то и дело цепляя крылом верхушки волн, и теперь разбрасывал во все стороны блики от морских брызг. Речь явно о Флинере. – Как, интересно, я буду его доставать?.. – задумчиво вопросила я не то, чтобы Фтэрха, скорее, тихо сама себя. – А я на что? Удивил. Что может сделать крошка-дракон с морской гладью? Фтэрх выдохнул. Не огнем, а потоком чистой Силы. Волны расступились, словно на их пути выросла невидимая преграда. На дне показался силуэт мага, закованного в синь. – А вот тут придется потрудиться, – чуть озабоченно подметил Дайр’Коон. Он облетел глыбу вокруг, будто примеряясь. Затем начал аккуратными струями пламени обжигать ее с разных сторон. Круг — струя огня, каждый раз в новом участке. Вскоре появилась первая трещина. Еще серия вспышек — и вся закопченная поверхность глыбы пошла сетью жирных трещин, похожих на рваные раны. – Позови его. Он узнает тебя, и сам разрушит остатки щита. Я расшатал его защиту, но дальше жечь опасаюсь, могу и его задеть. – Флинер! – послушно окликнула я. – Это я, Ирина. Хватит расслабляться, ты мне нужен. – И вправду ты, милая. Я уж заждался. Сине-черные, прихваченные гарью, осколки брызнули ввысь, едва не зацепив Фтэрха, ровно за миг отлетевшего в сторону. Видеть разминающегося Флинера не в стандартном костюме, а в светлых брюках и рубашке в тон, было донельзя непривычно. – Может, теперь ты объяснишь, какого черта ты тут делаешь? – На Ациле? Живу. Правда, давненько не случалось заглянуть, но здесь мой дом. Оп-па! Кого я вижу! – Флинер узрел моего дракона, решившего обратить на себя внимание. – Фтэрх! В присутствии людей тебе стоит вспоминать о невидимости, иначе мы рискуем производить фурор при каждом появлении! – Эшти, я не так мудр, как мои большие собратья, но и не туп, как ящерица. В присутствии людей — несомненно, но Глядящий-сквозь-Время Дайр’Коон духом. – Сдается мне, я снова меньше всех информирована... – Эшти... Мне нравится, – Флинер улыбнулся. – Можно, я тоже буду звать тебя так? – Да делайте вы, что хотите! – справедливо возмутилась я. – Не искушай меня, милая... – Ну, с Тенью ничего особо не сделаешь, хоть из пушки стреляй, – я мысленно махнула отсутствующей у Тени рукой. – Я так понимаю, паука тоже можно съесть? Если очень хочется, – вставил маленький нахал. – Цыц, пока самого на бульон не пустила. Фтэрх, будь ласка, дай нам с Флинером поговорить. Я понимаю, что тебе неймется, и вы тоже знакомы, но наш разговор очень важен. Фтэрх демонстративно отлетел подальше и уселся на берегу, повернувшись ко мне хвостом. Обидчивый, надо же! – А мне они не дали хранителя... Тебе повезло. – Да уж, – буркнула я. Потом вспомнила, как дракон освободил Флинера, и поняла, что не так уж и не прав вызволенный маг. – Кстати, не знал, что у тебя есть паук. Ты сегодня просто кладезь сюрпризов. – Его и не было. Завела на днях, и у него масса положительных качеств, например, отличный яд и молчаливость. Но заседание общества любителей животных состоится не сегодня, потому ближе к делу. Почему ты не на “Страннике”, и что это за гадость была вокруг тебя? Флинер посерьезнел. В вечно юных глазах цвета осени, видевших столетия, мелькнуло сожаление вперемешку с озабоченностью. Со времен Дита я научилась неплохо разбираться в его настроениях. – Команду “Странника” распустили, сам корабль направили в карантин, дезактивировали Ану. Кетлер и Тиор под арестом. Остальной экипаж разослали по родным мирам, с лишением званий и возможности поступить на другой звездолет в имперском флоте. Приказ Леди Ивер, с печатью Императора. – Рэйна! Вот ведь су... самозванка! Флинер, я сомневаюсь, что Император сам поставил печать под приказом, скорее всего, он уже находился под действием проклятия. – Знаю, – кивнул маг. – Сейчас замещает временно недееспособного — как тебе формулировочка? — Императора Малый Совет под руководством Сэра Ивенса. Но до того, как он долетел с Вельзевула, Леди Ивер успела поруководить. Значит, сейчас все в руках Ивенса-Атира и Малого Имперского Совета, который я в свое время успешно проредила... Что ж, любой вариант лучше Рэйны. Интересно, как она избежала встречи с Брендоном? Ох, нельзя было его оставлять, стоило мне улететь с Консула, как с ним случилось несчастье...Дайте мне только добраться до виновников, мало не покажется! Прислуге, которой придется сметать пепел. – С Рэйной надо что-то делать. Вот только что? – я снова задумалась. – Как что? У меня дома хранится обширная коллекция ядов. Змее такой финал впору. – Я не в курсе, о ком речь, но заботу о ней могу взять на себя, – оживился недолго промолчавший Фтэрх. – Обещаю, она потом будет неплохо выглядеть. В гробу. – Так, мальчики, спустите паруса. Никто никого не убивает, по крайней мере, пока. А ты, Фтэрх, стыдись, где ты вообще набрался таких выражений? – Очевидно же, от тебя, Эшти. И я еще только учусь! Пока мы общались, от хрустального свода отделился солнечный ободок, налился сочным карминным светом и начал крениться к волнам. Изумительно море тоже потемнело, все больше приближаясь к однажды виденному мной розовому глянцу. Потрясающее место. Абсолютно исключительное. – Флинер, напомни, как называется этот рай? – Ацила. Неужели не слышала? У нас лучшие виноградники в Империи, благодаря мягкому климату и питательной почве, виноград тут вызревает круглый год. Все знаменитые вина производятся на Ациле. – Знаешь, я как-то не привыкла разглядывать этикетки на бутылках. В современных винах я не знаток, потому обычно доверяюсь вкусу того, кто наполняет бокалы. Но здесь невероятно красиво, просто слов не хватает, чтобы выразить... – Я знал, что ты полюбишь это место, – самодовольно и чуть мечтательно заулыбался маг. – Еще бы, – согласилась я (к чему спорить с очевидным?). – Но мы не закончили. На каком основании арестовали Тиора и его помощника? – Капитан отказался покинуть корабль без приказа самого Императора, – Флинер нахмурился, сведя брови в одну линию. Что-то подсказало мне, что не стоит встречаться в ближайшее время с моим добрым другом любому из участников ареста. – У Тиора с Сэром Брендоном давняя дружба, и он не поверил, что за фиктивным документом от Рэйны мог стоять его друг. Кетлер поддержал капитана, вот и вся история. – Мда... Хорошо, хоть стрелять в них не начали за неповиновение, от Рэйны и ее приспешников всего можно ожидать. Они до сих пор в заточении? Известия безрадостные... Понимаю, я не угодила Рэйне, но ребята-то пострадали ни за что... – Не могу сказать. Видишь ли, я некоторое время назад выпал из цепи событий. – Да! – всполошилась я. Таки мыслительные способности мои, и прежде не блистательные, за время заточения вовсе пришли в негодность. – Здорово, что напомнил. Ты так и не рассказал, как дошел до жизни такой, и почему я тебя обнаружила в несколько стесненных обстоятельствах? – На меня напали, – Флинер рассеянно пожал плечами. – Кто?! Нет, в сам факт нападения поверить нетрудно, у всех ведь имеются враги, и, если учесть немалый срок пребывания желтоглазого мага на этом свете, врагов у него может быть легион, а вернуть застарелую злобу с процентами — это ж святое дело. Но мне крайне смутно представляется противник, которого столь сильный и мнооопытный маг не сумел бы одолеть. Скажем, я бы не рискнула бросить вызов Флинеру, человеку, которого признают за своего Дайр’Кооны. – Если бы я знал... Ого! Чтобы осознать такой расклад, мне никакого воображения не хватит, а оно у меня буйное. – Ацила — очень спокойная планета. Все пространство суши разделено на шесть провинций, каждая из которых занимается виноделием. Кроме того, существует общая торговая зона с космопортом и рядом увеселительных заведений, в основном для туристов, Адонаи. В Адонаи представители провинций встречаются с поставщиками, но никто из прибывающих извне не ступает на внутренние земли. – Похоже, мне повезло, – вставила я. Пока из лекции об устройстве жизни на планете я ничего полезного не вынесла. – Можно сказать и так. Но для тебя, поверь, везде и всегда особые условия. – Ну да, ну да. Названная сестра Императора и все такое. Даже тюрьма у меня особая. – Эшти, мне плевать на твои звания, но в пределах провинции Руах ты всегда будешь самой желанной гостьей. Я сопоставила данные. Стопка личных дел, которую мне пришлось изучить на “Страннике”, оставила в памяти определенные зарубки. Родовое имя Флинера звучало как раз так — Руах. – Значит, ты... – Да, милая, наследный Лорд Руах, о чем я, право, стараюсь вспоминать как можно реже, – он состроил забавную виноватую рожицу, и будь я “в теле” — расхохоталась бы, до того умильно выглядел грозный Творец. – Делами провинции много лет управляют потомки моей сестры, даже теряюсь сказать, в каком на сей день поколении. Нынешний проконсул Ацилы — один из моих внучатых племянников. К чему я это все тебе повествую: мне отлично известны возможности ныне проживающих на планете магов, и я легко считаю как общий эмоциональный, так и магический фон любого жителя Ацилы. Напавший на меня определенно прибыл с другой планеты. – Подожди. Но ведь дальше Адонаи посторонним ход закрыт? – Потому я и удивлен. Опознавательный контур в свое время я укреплял лично, но кто-то сумел его обойти. – Флинер, ты долго отсутствовал. Пока ты летал на “Страннике”, тут мог поселиться неизвестный тебе сильный маг. – Класса Творец? Исключено. Поверь, я бы его обнаружил, хотя бы во время дружеской поездки по провинциям. У нас здесь старые устои, после отлучки глава рода обязан нанести визит каждому дому правящих семей. К слову, твое приближение я ощутил даже сквозь щит, только не сразу идентифицировал. – Ясно. Допустим, тот, кто на тебя напал, прилетел на Ацилу, как турист или торговец, преодолел контур и направился по твою душу. Но зачем? Кому ты мог так насолить? – На столь оригинальный вопрос могу привести лишь еще более озаренный оригинальностью ответ: не знаю. Конструктивного разговора у нас не случилось. – Ладно, оставим рассуждения. Опиши мне, как все произошло. Он нахмурился. Случившееся явно не грело самолюбие Творца... – Он застал меня врасплох. Ожидать нападения на земле Руах было немыслимо для меня. Сама идея, появись она вдруг, показалась бы кощунством. Но, тем не менее... Я гулял, с детства люблю здешние закаты... Тебе обязательно надо увидеть закат на Ациле! – Не отвлекайся, Флинер, прошу тебя, – перебила я нетерпеливо. – Прости, – он мечтательно сощурился, вглядываясь в перламутровые дали. Точь-в-точь как кот, налакавшийся сливок. – Я иногда жалею, что не родился поэтом. Итак, я наслаждался созерцанием заката, когда ощутил чье-то присутствие. Он не пришел, а переместился прямо ко мне, причем сохраняя невидимость. Я даже не уверен, что это был именно “он”, с тем же успехом атаковать меня могла и женщина. Стоило мне заметить его появление, как он попытался парализовать меня. Его сеть я сжег на подлете, благо, прожитые годы выработали реакцию. А вот потом я допустил ошибку, ударив в ответ. Я внутренне подготовился к изнурительной битве Сил, как бывает всегда при поединке двух Творцов. Но вместо то, чтобы отразить мой удар, он начал поглощать его. – Постой, я встречала где-то упоминание о таком, – вспомнила я описание из еще на Консуле I прочтенного талмуда. – Ты ловишь направленный на тебя поток, и через него выпиваешь внутреннюю Силу мага, верно? – Подобный случай зафиксирован лишь однажды, тогда молодой, но крайне даровитый парень, использовавший Тьму, напал на одного из своих учителей и выпил его до донышка, тот так и не восстановил впоследствии и сотой доли своих Сил, но другие учителя покарали отступника. Как — история умалчивает. – И с тобой пытались проделать то же самое? – уточнила я. Если Флинер ничего не путает, у нас имеется архисложный противник. – Ага, – недобро усмехнулся мой друг. – К счастью, я тоже вспомнил тот омерзительный пример и успел создать щит. Продолжи я атаковать его Силой, он только стал бы сильнее, потому мне пришлось выложить практически весь мой резерв в глубочайшую защиту, из которой не мог выбраться сам, но и он не мог ни разрушить ее, ни поглотить, ни продолжить выпивать меня. Мера неприятная, но против абсолютного поглощения на скорую руку мне ничего другого не придумалось. – Ты сумеешь восстановиться? – Разумеется, пара дней транса и парения в потоках, и старенький Флинер будет бодр, как молодая лоза, – он потянулся и блеснул янтарными глазами. Хвастается, и не краснеет ведь! – Всем бы такую старость... Итак, что мы знаем: он не местный, иначе сидел бы на бережку и дожидался, пока тебе надоест отдыхать внутри щита, и — что важнее — он пользуется темными потоками, по аналогии с описанным прецедентом. Оба утверждения можно оспорить, но пока положим, что они соответствуют действительности. – Я склонен согласиться с тобой, Ирина. Добавлю от себя: пока я думствовал на дне морском, кто из сильных магов мог иметь на меня зуб, пришел к выводу, что либо никто, либо я о чем-то не знаю, либо я что-то забыл. А забываю я что-то крайне редко. Мне кажется, личного повода у него не было. До меня начала помаленьку доходить цепь его умозаключений. – Флинер, мне в ближайшие дни будет не до того, так что проверкой твоей версии заниматься тебе же. Постарайся выяснить, имели ли место быть в последнее время нападения на магов на прочих мирах Империи. – Эшти! – оклик Фтэрха ошеломил меня. – Если не хочешь застрять в Тени, прощайся с Глядящим-сквозь-Время и назад! Живо! – Черт! Спасибо, а то я увлеклась. Флинер, очень скоро я снова приду, разыщи способ связаться с Нильдой. – Тебя я готов ждать веками, – неожиданная, резкая грусть прорезалась в голосе Флинера. Сумрачный смерч уже увлекал меня обратно. Опустошение и апатия. Вместо мыслей — звонкая пустота. Чувство такое, будто меня грязно использовали, затем по капле сцедили жизненные силы, а для полноты — переломали кости. Ощущения вызваны как несвоевременным возвратом из Тени, так и гадким последующим сном. Все, что запомнилось мне из того сна, кроме гнилостного осадка на душе, это снег. Гигантские снежные мухи, медленно оседающие на землю. Цвет снега — черный. И сам он — больше, чем просто снег. Он — гибель. Провожу ладонью по лицу, словно стараясь стереть с него грязь. Она не желает стираться, раз за разом, с каждым ударом сердца, напоминая о том, что я вынесла из сна. Снег, несущий гибель, неизбежен. – Эшти, мне не нравятся твои мысли. Невольная усмешка, злобненькая такая. – Полагаешь, они нравятся мне? Видишь ли, Фтэрх, я всего лишь человек, и мне отвратительно принимать такую неизбежность как факт, сколь бы великой и важной не была конечная глобальная цель. И тем более я не расположена получать от нее удовольствие. – Я не говорил, что это должно быть приятно. Прости, но лично я ничего не могу изменить. – А кто-то просит? В любом случае, всегда кому-то приходится выполнять грязную работу. Закрыли тему, времени для депрессий и упаднического настроя у нас нет и не скоро появится. Посиди пока с Ахом, а то он совсем захандрил, бедолажка. Я рывком встала, расправила плечи. Душ, завтрак, новая паутина. Сегодня девочке надо быть сильной, как бы гадостно не было на душе. “Ночь, улица, фонарь, аптека22”... – Я скучал. Флинер отпустил золотистый поток и направился к креслу. Похоже, я застала мага в его кабинете. – В некоторых устах одно простое слово звучит слаще, чем ворох комплиментов от других, – мои несуществующие губы расплылись в несуществующей улыбке. Умеет он поднять настроение, ничего особого для этого не предпринимая. – Все оттого, что льстецов ты видишь насквозь, а я искренен. – Не забалтывай меня, языкастое создание! Я огляделась. Вдоль каждой стены стояли стеллажи с книгами, только несколько дальних от меня полок хранили множество склянок и колб, этикетки на которых заполнялись явно одной рукой, и не менее неразборчивым, чем мой, почерком. Без сомнений, та самая коллекция ядов, которую Флинер упоминал в связи с Рэйной. Массивный стол. Над ним — картина, изображающая кроваво-алый солнечный диск, наполовину поглощенный гладью сияющего моря. – Смею надеяться, однажды мне удастся показать тебе весь дом, а не только этот жалкий чулан. – Это такой же чулан, как я звезда балета. Здесь хорошо. Я ничуть не кривила душой, в комнате чувствовался особый уют, которого не дождешься от шикарных гостиных, и осмысленность. Сюда приходили работать и размышлять, а не слоняться без дела или играть в кости. Из-за раскрытой на середине книги показался охристый скорпион и живенько пополз по столу. На пути его материализовался Фтэрх, убедившийся, что в комнате нет чужих. Скорпион и дракончик обменялись приветственным шипением. – Очаровашки, – умилилась я. – Не говори. Теперь ты понимаешь мой интерес к твоему пауку? – Предупреждаю, скрестить не получится. По-моему, они оба — мальчики. Флинер расхохотался. Щелчок пальцев — и в руке его появился фужер, наполненный белым вином. – Так и говорил бы с тобой часами, Ирина. Ты — удивительный собеседник. – Взаимно. Не несущая особой смысловой нагрузки, наша пространная болтовня была для меня жизненно необходима сейчас, она помогала ненадолго отрешится от забот и окончательно избавиться от депрессивного состояния. Кажется, Флинер меня понимал и не торопился переводить разговор в серьезное русло. И верно, к чему преждевременная суета, если волна событий сама захлестнет нас в надлежащий момент. Когда все вокруг рушится, не психуйте, найдите минутку, чтобы выпить бокал вина и улыбнуться, тогда и обломки, летящие в вашу голову, покажутся не такими крупными. – Мне тоже хочется кресло и вино, – тепло произнесла-подумала я. – Все впереди, милая, стоит тебе только пожелать, – Флинер покрутил фужер в ладонях. Стоит ли искать потайной смысл там, где его может не оказаться?.. Пожалуй, нет. – Пора возвращаться к нашим баранам, – решилась я. Увы, у теплой дружеской беседы есть суровый временной ограничитель, имя ему — Тень. В несколько крупных глотков один из сильнейших магов современности допил вино. Фужер красиво замерцал и исчез. Когда-нибудь и я дойду до столь изящного исполнения, если доживу, конечно... – Согласен. Я бы не желал, чтобы из-за меня ты испытывала такие перегрузки, – Флинер явно имел ввиду сложности запоздалого выхода из Тени. – Пока тебя не было, я попробовал связаться со знакомыми мне Творцами Невозможностей. До двоих достучаться не смог, что меня тревожит. – Хорошего мало, но их могло просто не оказаться дома. – Ирина, – покачал головой мой боевой товарищ. – Я вызывал их напрямую, минуя технические средства. Я такого не умею... Вот, что значат сотни лет практики. – Это хуже... А где они обитали физически, ты не в курсе? – Краух безвылазно сидел на Корвинте, он кабинетный маг-исследователь, что совмещается с преподавательской деятельностью. Он читает — или уже читал, хотелось бы ошибиться — лекции по истории до-имперского периода. Я справился, он несколько дней не появлялся на кафедре. – Будем надеяться на лучшее, ты тоже не сразу выбрался из щита, за что, кстати, надо благодарить Фтэрха. Кроме того, вариант совпадения исключать нельзя. – Спасибо, приятель, – обратился к дракону Флинер. У Фтэрха происходило молчаливое общение со скорпионом. – Обращайся, – посигналил Дайр’Коон так, чтобы слышали его мы оба, и отравил воздух клубами дыма. Скорпион волновал его откровенно сильнее, чем люди. – Тебе, милая, отдельное спасибо. – Я еще не рассчиталась за должок с поры латания моей шкурки. И вообще, моя роль в твоем спасении минимальна. Проехали. С первым магом ясно, уверена, ты потребовал провести поиск. Что второй? – С ним сложнее. Последний раз мы пересекались на Вавилоне, одном из первых обжитых людьми миров, после Терры, естественно. Но дело было давно, а Вирчет редко подолгу задерживался на одном месте. – Двое — еще не статистика. Тем более, про местонахождение второго мало что можно сказать достоверно. – Эшти, я сказал, что связывался со знакомыми Творцами. А я знаю далеко не всех, никогда не стремился стать ходячей энциклопедией. Но я отправил запрос о происшествиях за последние сто стандарт-дней по ключевому объекту “маг”. Результаты пока не поступили. – Вот в кого ты такой умный, и что бы я без тебя делала? – Это не ум, а дотошность, переходящая в занудство. На вторую часть вопроса я затрудняюсь ответить. Зрачки кошачьих глаз расширились, заполняя практически всю радужку. Я отметила про себя, что у Флинера очень красивая улыбка. Настоящая. На полуфальшивые гримаски я за свою недолгую жизнь уже успела насмотреться. Мне удивительно импонировала его улыбка и расслабленно-безмятежный настрой, окутывающий меня в присутствии Флинера. Остается только восхвалять богов за ниспослание такого замечательного друга. – Ты просила, чтобы я нашел Нильду, – напомнил Флинер. Ох, я ведь чуть было не запамятовала основную цель моего визита! Так уж сильно расслабляться не стоит... – Да. У тебя получилось? – А ты сомневалась? Минутку, милая. Я приготовилась ждать, заинтересованно поглядывая на корешки книг. Янтарного цвета тетраэдр вытянулся из подлокотника кресла, отозвавшись приглушенным голосом немолодого мужчины. – Да, сэр? – Будьте любезны, Дютен, соедините меня по координатам, что я дал вам намедни. Я буду говорить из кабинета. – Слушаюсь, сэр. – Спасибо, Дютен. Янтарь растворился в кресле. Между Флинером и мной дрогнул воздух, приобретая очертания женского тела. Изображение быстро стабилизировалось, и совсем скоро центр комнаты заполнил полупрозрачный силуэт Нильды. Мы застали ее в постели: вся взъерошенная, оголтелая, одна щека примята сном. В этот миг, как никогда, Нильда была непосредственно мила и хороша, и, несмотря на седые пряди, молода. Молодость — это не отсутствие жизненного багажа и морщин, это состояние души. Как же я соскучилась по Нильде! По правде, не только по ней, по Альдобрасту, Тиору, Ане... По всей команде. Нильда потянулась и села на кровати, закутавшись по плечи в одеяло. Флинер, как истинный джентльмен, терпеливо дожидался, пока разбуженная женщина приходила в себя после сна. – Не ожидала так скоро вновь тебя узреть, Флинер, – наконец выдала приветственную фразу наша общая приятельница. Изображение качнулось, когда она потянулась к прикроватному столику за расческой. – Не сердись, если я не вовремя. Такова суровая необходимость. К тому же, я ведь никого, кроме тебя, не спугнул с этих волшебных простыней. В направлении экрана полетела расческа, прицельно брошенная Нильдой. Пролетела насквозь и с глухим стуком ударилась обо что-то уже за пределами видимого. – Ты ведь знаешь, нахал, что я не могу долго на тебя злиться! Я приличная женщина, имей в виду! – А так же на удивление свободная и греховно привлекательная. Но разбудил я тебя с иной целью. Здесь со мной Ирина, увидеть ее или поговорить с ней напрямую не удастся, общаться вам придется через меня. Она мгновенно собралась. Такую, сосредоточенную, редко улыбающуюся, Нильду я и запомнила по заснеженной планете, собравшей обширную жатву из нашей крови. – Слушаю. – Я готов поработать для тебя передатчиком, – мысленно обратился ко мне Флинер. – Выкладывай, милая. – Попроси Нильду объяснить, как перемещаться через время, конкретно, в прошлое, при условии, что с пространством я уже разобралась сама. Маг задумчиво кивнул и озвучил мой вопрос. Нильда нахмурилась. – Во-первых, в будущее она и не смогла бы отправиться, оно не монолитно. Во-вторых, так ли ей обязательно попадать в минувшее? Любое, даже самое незначительно вмешательство в события некоторой давности, может расшатать Вселенную в дне настоящем. – Скажи ей, что я знаю, что делаю. Я — этого передавать не надо — следую пути, указанному Дайр’Коонами. – Подтверждаю, – вставил Фтэрх, на сей раз вполне уместно. Флинер не выказал ни малейшего удивления. – Что ж, раз так, – продолжила Нильда, выслушав Флинера. – Скажи ей, что принцип схож с пространственным перемещением. Главное: точка притяжения. Ею должно быть какое-то точно произошедшее событие: разговор, разбитая тарелка, что угодно. Если подробности неизвестны, но доступны сведения о последствиях случившегося, следует идти вдоль последственной тропы, до нужной точки. Понятно? Не уверена, что смогу объяснить лучше. Я призадумалась. Последствия: мое заточение, ранее — беседа с блондином-офицером, который действовал целенаправленно, а значит, получил приказ. Да, кажется, я смогу пройти вдоль этой тропы и не соскользнуть. – Я поняла, – сообщила я Флинеру. – Передай мою благодарность и извинись за беспокойство. Тревожить спящего человека я всегда считала преступлением. – Ой, еще вопрос, – всполошилась я. – Насколько давно “Странник” прилетел на Консул I? А то у меня не было возможности считать дни. Нильда свела брови в одну прямую черту. Видно было, как она загибает пальцы. – Флинер, Ирина меня слышит? – Да. И видит тоже. Каким-то непостижимым образом она перевела взгляд туда, где находилась моя Тень. Интуиция подчас сильнее зрения... – Беспокойство пустяковое, а благодарить особо не за что, я рада помочь тебе. По поводу последнего вопроса: если я не сбилась со счета, то прошло сорок девять стандарт-дней. Может, на день меньше, свой перелет с Консула я могла неточно учесть. Без малого полсотни дней забвения... Одиночества, тишины, балансирования на грани безумия. Флинер уловил отголоски оцепенения, захватившего меня. Он тоже неплохо разбирался в моих настроениях — со времен Дита. – Я отпущу Нильду, милая? – Угу. – Не грусти, Эшти, мы с тобой покажем всем, что к нам не стоит тянуть конечности. Люди ли, криоги — все свое получат, обещаю тебе. Спорить с Глядящим-сквозь-Время было... нерезультативно, так что я предпочла поверить. Как Флинер прощался с Нильдой, я пропустила, только увидела, как повторно содрогнулся воздух, рассеивая образ зеленоглазой заспанной женщины. – Пока ты со мной, – взгляд Флинера был устремлен вниз, на вытянутые длинные ноги. – Позволь мне сказать одну вещь. – Разве я могу что-то тебе запретить? – поразилась я. – Дело не в запрете, а том, готова ли ты меня услышать. Ирина! Бывают дары, принесенные из самых чистых побуждений, из благодарности, из доброты... Но принять такой дар — значит предать и себя, и дарящего. А после, возможно, и заплатить за принятие его презрением к самой себе. Он замолчал, явно не собираясь прояснять значение произнесенных слов. – Эшти, нам пора. Неумолимый, как острие меча, Фтэрх. – Держись, милая. Я многое отдал бы, чтобы тебе помочь, но это только твой Рубикон. Смерч, пустота и обмякшее тело. Приблизительно 115 день (по ст. исч-ю). Клетушка, два на два, если измерять в метрах, или пятнадцать шагов по периметру, уже не воспринималась мной, как нечто ужасное и необратимое. Ведь, по сути, определенную свободу я уже обрела, и серые стены держат лишь мое тело, являясь обязательным пунктом возвращения, сама же я перемещаюсь, куда захочу. Человек — это не просто комбинация из рук, ног, ушей, спинного и головного мозга. Он — либо она — прежде всего индивидуальность. Слияние действий, образа мыслей, воли, рассудка и самокритики, разочарований и побед, и чего-то более тонкого, но незаменимо важного — это и есть человек. Синкретизм мыслей, чувств и душевных порывов — суть личность. Тело можно запереть, личность — никогда. Эту простую истину мне следовало понять давным-давно, но чего-то во мне не хватало. Возможно, опыта, может, полета. А может, и неопределимой для меня мудрости. Безумие очищает, прав был туманный демон, страж последней границы между порядком и хаосом. Оно очищает, если за ним следует рассвет. Тогда оно сгоняет пену. Кто бы мог подумать, что за полсотни дней можно повзрослеть, как за несколько десятилетий?.. Свобода! И до нее — только шаг. – Фтэрх, поможешь мне? Паутина — последняя! — сплетена. Страха нет. Совсем. – Разумеется, Эшти, – дракон то исчезал, то появлялся, подобно улыбке Чеширского кота. – И не только я. Озарение — явление капризное. Оно либо приходит, либо жеманно поворачивается спиной. И не угадаешь... На сей раз — пришло. Чуть снисходительно, но ему простителен строптивый нрав. Посредством Фтэрха и нашего с ним тесного общения меня будут направлять Старейшие. Мне вспомнились их всевидящие, всепонимающие глаза, и сознание начало меркнуть. – Сделай милость, дружок, – сказала я Аху, поднося запястье. Волна морозной дрожи. – Пора! – просигналил Фтэрх. Шаг длинной в десятки дней. Рэйна. Вестимо, больше ведь некому... Я осмотрелась. Она определенно одна в ажурной беседке цвета ванили, увитой зеленью. Первая дама Империи расселась на мраморной скамье. Оранжево-красное платье и комплект украшений из гранатов призваны были подчеркнуть ее хищную красоту. Я вдруг поняла, что не завидую ей. Яркая, броская Рэйна привлекала взгляды, но внутри была подобна прогнившему до трухи сухостою. Я на святость не претендую, но во мне есть нечто большее, чем желчь, злоба и властолюбие. Как в тех снах, что были реальнее яви. Нечто большее. – Она должна быть раздавлена, уничтожена и убита, – презрительно скривила сочные губы Рэйна. Разговор с самой собой или я кого-то не углядела?.. – Не уверен, что это разумное решение. Лучше свалить на нее немочь твоего Брендона. Голос был совсем рядом, но никого, кроме бывшей невесты Императора, окрест не сыскать, Тенью я рассмотрела бы и сквозь Кокон Невидимости. Странно... – Он не мой, этот мерзкий, самовлюбленный тип! – заверещала Рэйна, пиная изящный столик. Кто б сомневался, если Брендон не семенил на задних лапках при виде тебя, прелесть ты наша, он самовлюбленный. И мерзкий. Неоспоримо! – Не кипятись. Главное, он нам больше не повредит. Теперь очередь Леди Калли кануть в безвестность. Я знаю чудное местечко, как под нее сделанное... – Она встала на моем пути, и должна умереть! Только так! – Рэйна сорвалась на визг, вскочила со скамьи и заметалась, подобно раненому гепарду. Я силилась понять, с кем же она общается... – Ее руки, – подсказал Фтэрх. Белокожая красавица как раз с хрустом заломила пальцы в приступе истерии, позволив мне подметить перстень с массивным ониксом, выбивающийся из гарнитура остальных побрякушек. Злая я стала, и не ценю прекрасное... – Ты горячишься, – точно, голос исходил из перстня. – Живая она гораздо полезнее мертвой. И еще я хочу получить ее Силу, а для этого она нужна мне слабой, но не убитой. Кто же он? Голос не был мне знаком, но я мало с кем общалась на Консуле. Иногда проскальзывало что-то такое... Почти позабытое... Голос с двойным дном. Жаль, анализировать недосуг, пора было вмешаться в приятную дружескую беседу на фоне пасторального пейзажа. Рэйна начала набирать воздух для очередного вопля. Выкричится позже. Я окутала ее. Долго воздействовать на человека Тень не может, но мне и не надо. Достаточно пары минут и небольшого внушения. – Ладно, – выдала я посредством тела Рэйны. – Пусть будет то чудное местечко, лишь бы она оттуда не вырвалась. И тщательно закрепила мысль, что такой исход будет лучшим, заточение непременно раздавит меня, как ей и хотелось. Цемент из мстительного удовольствия... Готово! Меня разрывал гомерический хохот, до желудочных колик и крокодильих слез (будь у Тени желудок и слезные железы): как проклинала я упекших меня в серую клетку, какие красочные сцены отмщения готовила в мечтах, а теперь по всему выходит, что в тюрьму отправила себя я сама. Шедеврально! День 116. Казалось, будто в каморку врезали окно. И сквозь него заструились лучи весеннего солнца, еще такие нежные и как бы несмелые, но уже дарящие радость. Меня охватило чемоданное настроение, в лучшем смысле этих слов. Дописать последние строчки в дневнике, подправить макияж, подкрепиться густой синевой темного потока, объяснить пауку, чтобы не смел слезать с моего плеча — и в путь. Извилистая дорога к солнцу почти пройдена. Остался последний штрих. Грейпфрут. Я сплела три потока в нечто наподобие абстрактной сети впечатляющей вместимости, и водрузила конструкцию поверх внешней оболочки спутника. Видеть сквозь стены порой так полезно! Отсекла сигналы датчиков. Хватит, насмотрелись. Укрепила защитный слой комбинезона, кто знает, какой нам попытаются оказать прием Рэйна и ее присные? Спуск через атмосферу пришлось отменить, незачем доводить до инсульта следящих за околопланетным пространством специалистов. Стало быть, спутник перебазируем по принципу Тени. Со всем его содержимым, включая меня и питомцев. Если проделать все аккуратненько, никто из нас не пострадает. Будешь бояться смерти, не сумеешь насладиться жизнью. И не факт, что успеешь пожить. – Сейчас может тряхнуть, – предупредила я мелюзгу. Хотя для них, учитывая их происхождение, опасности не было никакой. – Не тяни уже, – завредничал Фтэрх. С его тягой к приключениям мои долгие сборы были в тягость. Без четкого представления о порядке действий приходилось импровизировать. Займите мне кто-нибудь отваги, самую малость! Не мешкая боле, я раскинула руки, запрокинула голову. На правом плече уселся паук, над левым реял Дайр’Коон. Я зажмурилась и одним броском переместила сеть со спутником внутри на вечнозеленый цветущий луг позади императорского дворца. ...Треск, грохот, забористый мат, вспышки, истошный женский вопль... Шучу. Мирно мы приземлились, без происшествий. Остатками подтаявших потоков я разрезала металлическую коробку, добавила внутренней Силы — и остов покореженного узилища рассыпался в прах. Нечего засорять территорию, лучше удобрим почву. С непередаваемым наслаждением вдохнула я вкусный, чуть пряный, живой воздух. Я сидела на траве, умиляясь малейшему дуновению ветерка. Давно я так сидела... Преступно мало. Ах сполз на мою коленку и тянул лапки к лиловому цветку. Ему это все в новинку, он впервые увидел что-то кроме серых стен, которых больше нет. Аминь! Я крутила меж пальцев травинку, любуясь ее трогательным несовершенством. Давно не было мне так безоговорочно хорошо! – А почему нас никто не встречает? – Фтэрх валялся на спине, крылья в стороны, перепончатые лапы кверху. Он успел уже научиться быть видимым только для меня. – Не нас, а меня, вас с Ахом не ждут. А вот для встречи меня, замечательной и высокопоставленной, полагаю, искали делегацию посолиднее. Увы, я не ошиблась. Со стороны дворца в сторону нашей живописной группки двигалось человек десять. Я надкусила травинку, горьковатую и терпкую на вкус: ничего вкуснее за последние пятьдесят дней я не пробовала. Провела рукой по зелени, задевая цветочные бутоны. Под моей ладонью рождались облачка из пыльцы, свежий аромат щекотал ноздри... Ах плюхнулся в траву. Зеленые стебельки почти скрыли его от меня. – Приятной прогулки, малыш. Не теряйся. В мои планы входило еще немного посидеть тут, пусть кроха порезвится. – Бесконечно рады видеть вас в здравии, Леди Калли. Я подняла голову. Сэр Ивенс-Атир. Похудел, на мой взгляд. Чуть усталый вид, но все внутреннее достоинство при нем. Строгое темное одеяние. – Взаимно, Сэр Ивенс. И вас приятно наблюдать, Лорд Хелин. Присядете? Покидать мирное местечко так скоро не хотелось, и глядеть снизу вверх тоже. Сомнительно, правда, что великие мира сего снизойдут до сидения на траве. Хелин пожал плечами, он не был готов к публичному унижению статуса. А вот умудренный не сединами, но летами Сэр Ивенс добродушно хмыкнул и уселся передо мной. Я расплылась в улыбке. Дядя Брендона, похожий на сидящую гору (я ведь упоминала ранее, что он весьма... хм-м... большой человек) улыбнулся в ответ. Однако, очень поверхностно знала я этого политика, стоило приглядеться. Еще раз передернув плечами, Хелин устроился чуть поодаль. Остальные пришедшие рассредоточились вокруг, они были слишком хорошо вымуштрованы, чтобы пялиться на объекты охранения или мозолить глаза. Молодцы. Четверо — в форме телохранителей, вторая четверка из личной гвардии Императора. Неслабое сопровождение. Я мельком глянула на ближайшую пару телохранителей, которые держались буквально в трех шагах от меня и моих “гостей”, и сердце пропустило пару ударов. “Оля-ля!” – возопил мой внутренний голос. Сюрпри-и-из! Правого охранника я уже имела “счастье” наблюдать, но в ином облачении: в прошлую нашу встречу блондинчик был в форме офицера флота, и именно он сопровождал меня в заключение. Вот так встреча! Пришлось срочно одернуть себя, чтобы перестать таращиться в сторону блондина, и принять расслабленный вид. Только бы не вспугнуть!.. – Признаться, я был обеспокоен вашим отсутствием, Леди Калли, – чинно произнес Сэр Ивенс. – Попытки отследить сигнал Звезды, которую вы носите, приводили в пустоту, – вставил Хелин, сощурившись. Подозревал он меня в чем-то, что ли?.. Ага, говорите, говорите, я всегда зеваю, когда мне интересно (избитый штамп, но очень уж в тему). Я трижды успела пожалеть, что высвободила практически весь свой резерв, а без Силы я почти беспомощна, что тот котенок, и оружия у меня никакого, в отличие от хамелеона-охранника, ему по должности положено вооружение, понять бы еще, почему он сейчас здесь (если из-за моего появления, то отчего он ничего не предпринимает?), и каким образом он переквалифицировался в телохранители, да еще и приставлен к персонам такого уровня?.. Куча вопросов, которые так и тянет задать, а нельзя... – Недоброй традицией уже становится блокирование сигнала Звезды, – ответила я после непродолжительной паузы, глядя Хелину в глаза. – Полагаю, определенным службам следовало бы тщательнее контролировать ситуацию, и разработать методики нахождения сигнала посовременнее. И без того длинная худая физиономия Хелина вытянулась еще сильнее. Скучно, господа, скучно... Ваша организация допускает пропажу носителя Звезды (которых всего-то два!) на нехилый такой срок, а вы ищете виноватых на стороне. – Возможно, вы правы, – через силу выдавил из себя Хелин. – Несомненно, правы! Звучный баритон Ивенса-Атира заставил вздрогнуть второго советника Императора, тесно связанного с тайными службами. А блондинчик-то невозмутим, аки статуя! Не могла я ошибиться, его лицо мне врезалось в память, не брат-близнец же это, в конце концов! – В который раз с сигналом Звезды Атиров неполадки, – повелительно продолжил Глава Совета. – И для исправления их ничего не предпринимается. Прокурируйте работы по данному направлению, Лорд Хелин. Тот коротко кивнул. Умеет держать удары... – И все же, Леди Калли, где вы пребывали столь долго? – мне померещилось, голос первого лица Империи — на время болезни Брендона — потеплел. – Буквально над вашими головами, – усмехнулась я. – Если пройдете дальше, обнаружите пепел, его еще не разметал ветер. Это останки моего недавнего пристанища. Проконсул Вельзевула сумел оценить мой зловещий юмор. Хелин — нет. Охранник вообще никак не прореагировал на мое заявление, чем запутал меня окончательно. Я вздохнула. Откинулась на спину, подогнув ноги в коленях, и коротенько живописала, как меня заманили на спутник. К финалу повествования я снова села, и уставилась прямо на блондина. – К сожалению, имя офицера, доставлявшего меня в импровизированную тюрьму, осталось неизвестным, – задумчиво протянула я, откровенно провоцируя своего подозреваемого. – Но я могу его описать. Стройный, светлые волосы, голубые глаза, прямой нос... Последующее превзошло все мои ожидания — в наихудшем смысле... Я даже не уловила его движения, только что между нами была трехметровая дистанция, а через секунду он уже рывком поднимал Сэра Ивенса с травяного покрова (и откуда силы взялись, проконсул Вельзевула же весьма солидного телосложения, вес его раза в три превышал вес преступника), демонстрируя зажатый в левой ладони округлый предмет. Я встрепенулась, перестав дышать. Семь остальных охраняющих, уже направившие оружие на блондина, замерли. Бывший офицер флота держал в своей руке смерть, наделенную красивым названием, уже знакомым мне не понаслышке — эн-граната, от слова НЕОБРАТИМОСТЬ. Причем тот факт, что она относилась к числу боеприпасов, запрещенных к ношению и применению на Консуле, ничуть не беспокоил этого подонка... Допровоцировалась... – Она активирована, – бесцветным голосом сообщил блондин, словно кто-то мог питать сомнения на сей счет. – Малейшее неподчинение моим приказам — и все мы взлетим на воздух. Камикадзе доморощенный, чтоб тебе тошно было в посмертии, а оно тебе при любом исходе светит!.. Вслух я, разумеется, этого не произнесла. – Чего ты хочешь, предательская душонка? – не верилось мне, что он намерен оставить меня в числе живущих, потому и терять мне было нечего. Его оскал заставил меня содрогнуться: похоже, повезло мне нарваться на маньяка... – Фтэрх! – мысленно заорала я. – Что у Старейших с прогнозами для меня на сегодня? Кончина включена в расписание?.. – Неа, – ехидно отозвался Дайр’Коон. – Но ты всегда можешь сымпровизировать. Сумел утешить меня малыш, осталось придумать, что ж такого учудить, чтобы вообще никто не пострадал в этот погожий денек, кроме одной светловолосой сволочи... – Коллеги, – меж тем решил объявить требования блондин. – Перестаньте целиться в меня, лучше наведитесь на эту нахальную Леди. – Эта Леди — названная сестра Императора, – очнулся от потрясения Лорд Хелин, внося свою лепту в ситуацию. – На вашем месте, Бонел, я бы... – Молчать! – рявкнул преступник, но имя его уже прозвучало. Я взглянула на Сэра Ивенса, шею которого удерживал в захвате Бонел (настоящее имя или вымышленное?), дядя Брендона утвердительно смежил веки. Ага, он тоже не боится террориста, и готов к моим действиям. Отлично! – Леди, – он почти выплюнул это слово, а я подметила, что охрана послушно перевела прицел с Бонела на меня. – Закройте глаза и заведите руки за спину. Чтоб никаких магических штучек, иначе мои коллеги проделают в вашем теле несколько дырочек. Уяснили? Я кивнула, выполняя его указания. А еще я успела высмотреть на мизинце блондинчика перстень с черным ониксом, и похолодеть — сколько же еще заговорщиков и их подручных не раскрыто? Ведь могла сообразить и раньше: Круфтсис, криогский шпион, не мог знать обо всех изменниках из числа имперцев... Одним богам известно, чем обернулся бы захват заложников на лугу близ дворца, если б не Фтэрх. Именно он, используя мое плечо как перекладину, передал мне достаточно Силы для Творения, именно его глазами я продолжала наблюдать за террористом, и именно ему я адресовала односложную команду: – Жги! – выворачивая слои своей защиты наизнанку, и сбрасывая ее (защиту) на эн-гранату, всей душою надеясь, что та поглотит взрывную волну. Когда струя синеватого пламени обожгла спину Бонела, он взвыл, выпуская Сэра Ивенса-Атира и эн-гранату (она вспыхнула и исчезла, точно падающая звезда). Мне осталось лишь слегка подтолкнуть неудачливого камикадзе в сотворенный мною Саркофаг, и захлопнуть крышку. Полупрозрачный Саркофаг, сотканный из теней, вместе с содержимым рассеялся в теплых лучах Капеллы... – Продолжим беседу? – мило улыбнулась я. Ответом мне были две донельзя ошарашенные физиономии, причем особенно перекосило Хелина. – Н-не лучше ли п-переместиться в-во дворец? – чуть заикаясь, предложил Лорд Хелин правильный (на первый взгляд) вариант дальнейшего развития событий. С одним упущением правильный: согласись я, и разговор затянется в разы, а то и вовсе плавно перетечет в допрос... – Нет! – отрезала я, наплевав окончательно на официозность и правила хорошего тона (в печенках они у меня уже сидели). – Я держу над лужайкой защитный барьер, но надолго его не хватит, а сил на новый у меня нет. Я слукавила, но не слишком, силы-то есть, но они пригодятся мне и вне полянки, а потому, пользуясь замешательством “великих”, я заново развалилась на траве, всем видом показывая, что с места они меня сдвинут только с помощью парочки флаэрелей. – С вашего позволения, теперь говорить буду я, – пока не опомнились первые лица Империи, я решила “брать быка за рога”, в данном случае — двух “бычков”. – Первое. За моим похищением стояла Леди Ивер, и в данном контексте мое безотчетно-должное велит мне провести профилактическую беседу с этой лишенной принципов и совести особью. Возражений нет? – Совет не расстроится известию о внезапной кончине Леди Ивер, – веско заключил Сэр Ивенс, чем беспримерно порадовал мстительную часть моей натуры. – Или организует ей пышные проводы к Бетельгейзе в комфортную, отлично охраняемую тюрьму. Официальный карт-бланш на убийство... Эк же достала вас раскрасавица Рэйна! Сей облачный день оказался невероятно богат на шокирующие сюрпризы, граничащие с умопотрясением. ...А облака воздушны и легки... Но любоваться трансцендентностью небесных сфер будем позже. Я оторвала спину от мягкой травки, под которой была довольно прохладная почва, а мне только простуды с осложнениями в виде цистита сейчас не хватало до полного счастья. – Далее, – взлетели и опустились ресницы. – Звездолет “Странник” по указу Леди Ивер на карантине. По крайней мере, был. Его капитан вместе с первым помощником арестованы. Какие были для этого основания и под арестом ли они до сих пор? Ивенс-Атир вопросительно взглянул на Хелина. Тот пожал плечами. Они и не в курсе! Та-а-ак, штрихпунктиром очертим границы, которые не стоит переступать, даже задыхаясь от возмущения. Уфф... – Лорд Хелин. Прошу вас. Проследите. Тиор Райли, Кетлер Ааст. Должны быть освобождены. Сегодня. Лицо второго советника было непроницаемо. Пусть рискнет не исполнить!.. – Вернуть “Странник” в нормально состояние. Восстановить КР корабля. Оповестить команду и в полном составе вернуть экипаж. Он по-прежнему молчал, но глаза его превратились в две узенькие щелочки. А крыть-то нечем! – Отчет о результатах разведывательной операции о позициях криогов вы получили? Хелин побледнел, от шеи к вискам становясь схожим с рисом в суши. Я поперхнулась. – Можете не отвечать, вижу, что не получили, – укоризненно покачала головой я. Немудрено, если они не знают о судьбе “Странника”. – Отчет предоставит бортовая система, либо в краткой версии капитан. Когда вы исполните мои предыдущие указания. Правый глаз Лорда Хелина мелко задергался в нервном тике. Сэр Ивенс порывался высказаться, пресекла попытку жестом. – С удовольствием просветила бы вас, но значительную часть наиболее информативно-содержательного периода я была мертва. Хелин совсем поник, должно быть, сознавая весь масштаб провала своей организации, пропустившей мимо внимания буквально все на свете, а я недоумевала, как подобное могло произойти... В Датском королевстве уже не “что-то неладно23”, и даже не бардак, а выпас розовых слоников в стенах дурдома, а скорее — на его развалинах... Однако больше неосведомленности главы тайной службы меня пугало и настораживало то, как запальчиво реагировал он на получаемую информацию. Я припомнила его поведение на Малом Совете: там Хелин проявлял завидную выдержку, уместную отстраненность, и эмоции его (причем не факт, что истинные) выдавали лишь пальцы рук. А сегодняшнее поведение “второго советника” смахивало на прежнее, точно фея на Кинг-Конга... Как же мне это все не нравилось! – И последнее на сегодня, – я нахмурилась, уставившись в небеса. Перистое облако было подобно парящему с распростертыми крыльями альбатросу, мнящего объять крылами солнце. – Пусть меня проводят к Императору. Было бы неплохо привести его в чувства. Портрет не лгал мне. Пустота... Она была во всем облике Брендона, моего любимого, родного Брендона, и рвались, как леска под тяжестью огромной рыбины, натяженные нервы, и по лицу струилась липкая влага, окропляя его пергаментную кожу... Я рыдала в голос, не пытаясь сдерживаться. Бесполезно. Отвернулась. Сопровождавший меня гвардеец глядел в пол. Вид у него смущенный, подавленный... Я перевела внимание на гвардейца, чтобы отвлечься, чтобы вернуть способность мыслить. За моей спиной — беспомощный человек. Надо собраться... Чувства сейчас только помеха. – Фтэрх! – в обращении моем звенели повелительные нотки. И мольба. Да, мысленное общение может быть эмоциональным. А еще оно всегда искреннее произносимого вслух. – Я здесь, Эшти, – фиолетовый Дайр’Коон сосредоточен. – Должен быть способ снять проклятие. Тебе что-то известно? Глаза мои закрылись. Но обоняние настырно докладывало об отчетливом запахе смерти. Я спасу его. Я люблю его. – Он есть. Я замерла, напряженная. – Проклятие завязано на твою кровь. Дрожь по телу. – Что?! – Повторю. Ключ к снятию проклятия — твоя кровь. Или я помешалась от потрясения, или... Похоже, Фтэрх не шутил... – Он должен напиться твоей крови. – Как? Он ведь... Одернула себя. Не овощ. С ним все будет в порядке. Скоро. Непременно. – Значит, его надо напоить. – Нужна вся моя кровь? – Сомневаюсь. Но точного количества не скажу. Бредовость ситуации оправдывалась только ее мрачностью. – Мне нужна глубокая посуда. И, желательно, широкая, – проговорила я вслух. Гвардеец кивнул. Чуть одуревший взгляд, но исполнительность близка к совершенству. Он направился передавать мой наказ незамедлительно. Ждать пришлось долго. И все это время я простояла с закрытыми глазами, спиной к Брендону, не в силах глядеть на него. Наконец мне принесли каменную чашу с высокими краями. До чего ж символично... – Подержите. Еще более обескураженный, гвардеец, тем не менее, повиновался. При виде созданного мной зазубренного клинка, точной копии того, что холодил мою ладонь в далеком сне, он отшатнулся, но затем сделал над собой усилие и шагнул ко мне, поднимая чашу. – Вам не обязательно присутствовать. Если мои действия пугают вас, попросите прислать кого-нибудь из прислуги. Дернулся кадык, когда он отрицательно покачал головой. Мне и самой было не по себе, но нельзя позволить рукам дрожать... Я люблю его. Полоснуть по запястью — легко. Сложнее справиться с темными кругами перед глазами, и направить текущую жидкость в чашу. Даже боли я не чувствовала, только противно дергало в месте пореза. А разрез вышел хороший, глубокий. Часть гранатовых капель запятнала пол и руки гвардейца. Ерунда. Чаша наполнилась быстро, и я свела края раны вместе, скрепляя. Теперь там будет шрам, как напоминание о людской подлости. ...Он принял проклятие из рук того, кому доверяет. Оно было жидким... Жидким должно быть и средство исцеления. – Теперь напоите Императора. Я отвела взгляд. Да, я трусиха, и не могу сама поить Брендона ЭТИМ. Украдкой слизнула остатки крови с ладони с запястья, наблюдая за бледным гвардейцем, исполняющим мое требование. Струйка, сбегающая из уголка губ, проложила путь по шее до ложа... Меня заколотило. – Довольно? – спросила я Фтэрха. Чаша вместительная, должно было хватить. – Нет. Брр... Подозвала гвардейца, сделала новый развез чуть выше затянувшегося. Какой абсурд... Весело хлестала кровь. Готично. Я запечатала рану в еще один шрамик. На сердце их больше, и там — больнее и глубже. ...Тот, кто принес его, действовал не из ненависти, но из любви... И впрямь, сильной была, наверное, любовь! Бред, бред, бред! – Теперь все. А по виду и не скажешь... Что ж, за неимением альтернатив, будем верить Фтэрху. ” – Что это ты выдумываешь? – строго спросила Гусеница. – Да ты в своем уме? – Не знаю, – отвечала Алиса. – Должно быть, в чужом. Видите ли... – Не вижу, – сказала Гусеница.24″ Точь-в-точь про этот погожий денек! Мне вдруг стало тяжело дышать. Конечно, кровопотеря... Я сегодня перевыполнила все донорские нормативы, притом извращенным способом. Несколько неуверенных шагов. Возможно, я перечитала сказок в детстве? – Оставьте нас, пожалуйста, – попросила я. Краткий поклон в ответ. Неживое лицо Брендона. Все вокруг наполнено еще не смертью, но уже не-жизнью. Она просачивается сквозь мои барьеры, свиваясь ядовитой змеей вокруг сердца, всплескивая в мои вены частицы погибели. Я наклонилась над ним. Поцеловала замаранные багряным губы. Конечно, ничего не произошло. Да никто и не ожидал. – Кровь — тоже жидкость, любимый. Надеюсь, я утолила твою жажду. День 117. Я потянулась, приподнимаясь на ложе, и чуть не свалилась с него от хохота и умиления. В моих ногах мирно посапывали, свернувшись рядышком, Миара и Фтэрх. Дайр’Коон заботливо накрыл крылом дымчатую кошку. Идиллия! Как в старые добрые времена, вслед за моим пробуждением явилась Арна с подносом фруктов и кофе, который вообще-то на Консуле никогда не пользовался особой популярностью — до моего появления. По слухам, теперь он вошел в моду. Я в очередной раз повествовала о своих приключениях, исподтишка разглядывая подругу. За время моей отлучки с Консула она изменилась, посерьезнел взгляд, проступила некая новая пластика движений, даже волосы были собраны в пучок, чего я прежде никогда не замечала за Тайли. Вечная девушка-ребенок уступила место молодой женщине. И я не могла понять, нравилась ли мне такая перемена. Она слушала меня внимательно, изредка кивала, ни разу не перебила, только при упоминании темных потоков слегка скривилась. – Тот обряд, что ты проводила над Сэром Брендоном, он тоже был темным? Никогда не слышала о подобном. И тут меня прорвало. Арна получила в ответ бурную, насыщенную тираду, в которой фигурировали: потомственные ворожеи из Вологодской глубинки, темный маг Завулон, недифференцированность обрядов в доклассовом обществе и, до кучи, христианские младенцы. На русском. На удивление, Тайли прекрасно меня поняла. И заплакала. Я дернулась, чтобы обнять ее, успокоить, но она отшатнулась от меня, смахивая слезы. – Все в порядке. Я плачу от радости. Сэр Брендон сегодня очнулся. Я так виновата... Я вскочила, как была, нагишом. Помогло! Бредовая волшба с кровопусканием, навеявшая ассоциации с синей Гусеницей, курящей кальян на шляпке гриба (кланяюсь в пол гению Льюиса Кэрролла, профессора математики), она сотворила чудо! Очнулся! Слава Гусенице, Фтэрху и Старейшим! – Как он? К нему можно? – Тебе — да. Твое имя было первым, что он произнес. Так мне сказали. Это все, что мне известно, прости. Я звонко поцеловала в щеку Арну, не замечая — или не желая замечать — странной поволоки в ее глазах. – Тут остались еще мои платья? Надо бы подобрать что-то посимпатичнее. Сердце пело: получилось! Коридоры дворца с бесчисленными гобеленами, статуями, букетами живых цветов в вазонах и прочими красотами будто проносились мимо меня, а не я торопливо шла по ним. Не бежала лишь потому, что в платье и на каблуках неудобно бегать. Шла к Брендону. Все прочее перестало быть существенным. Криоги, предательства, друзья и враги, загадочные предсказания Дайр’Коонов, предостережения Стража-Предначертания. Все важное и не очень осталось за прозрачным, но крепким стеклом. По эту его сторону были серые глаза Брендона, и я что угодно отдам, только бы в них вновь заиграло весеннее солнце! По дороге я успешно пресекла два покушения (обрушившийся на мою голову потолок буквально в дюжине шагов от моих апартаментов едва ли был случайностью), и если с потолком пришлось повозиться, водворяя его на место и воссоздавая заново структуру вплоть до лепнины, то незнакомого служителя, вознамерившегося меня пристрелить, я, не мудрствуя, отдала на растерзание Фтэрху. Очень уж понравился дракончику приказ: – Фтэрх, жги! Разве могла я не порадовать крошку?.. Хотя сажа и копоть на белых стенах смотрелись потом не слишком эстетично. Перепуганного же до икоты душегуба пришлось зашвырнуть экстренным порталом в Ривал — охлаждаться и думать над своим поведением. Из доброты душевной выбросила я его не на стремнину, а к бережку, чтобы не утоп ненароком... Будучи раздосадованной нежданными заминками, я едва не снесла телохранителей перед входом в покои Брендона (ничего, их позже наверняка откачали). Затем пришлось разгонять кудахчущий медицинский персонал, развивший бурную деятельность теперь, когда Император пришел в себя. Когда же укоризненно хмурящиеся медики покинули помещение, я пооткрывала все оконные панели, предварительно усилив внешнюю защиту, и только потом позволила себе встретиться взглядом с Брендоном. До сих пор бледный, как оголодавший вампир, он уже не был пергаментно-серого цвета. Хорошо. Глаза, чуть печальные, но осмысленные. Видящие. Еще лучше. – Пациент скорее жив, чем мертв, – констатировала я итоги осмотра. – Да? Меня только что пытались убедить в обратном, – его голос был слабее прежнего, но все так же ласкал слух. – Эти-то? Кто б сомневался... Ты больше слушай всяких изуверов, косящих под врачей — у них же во взглядах прямо плещется жажда убийства! – неся эту ересь, я пыталась его хоть немножко взбодрить. Боюсь, не особо успешно... – Поможешь встать? Пока никто не видит. Вместо ответа я подошла и протянула ему руку. Брендон — не из тех, кто может беспомощно лежать в постели в окружении гиперзаботливых медиков. Он — человек действия, и лишняя опека только угнетает его. Он почти не опирался на меня, только вздувшиеся вены на шее выдавали его напряжение. И невнятно-бежевая хламида смотрелась на нем нелепо... – Во что они меня обрядили? – задался тем же вопросом Брендон. – Лучше не спрашивай. Клоунский костюм — и тот бы выглядел пристойнее. Как же хорошо я его понимаю... Прямо как сестра-близнец. Сестра. Пора бы уже привыкнуть к этому, и только этому, статусу. Мы дошли до кабинета, в котором когда-то спорили с Рэйной о дате ее свадьбы с новоявленным Императором. Брендон грузно осел в кресло. – Просить тебя принести мне одежду я не буду, – усмехнулся он. – Вот еще! Сам сходишь, но сначала мы пообщаемся. Потерпи неудобства, пожалуйста. Я присела напротив. Это было бы слишком унизительно для тебя, знаю. Ведь и я, едва придя в сознание после операций, ползла за своей косметичкой. Никто не должен видеть твоей слабости, даже самые близкие. Ты — Император. – Это ведь ты меня откачала? Мне кажется, я видел тебя во сне... И снова сны! Не многовато ли? – Угу. Он выдался у тебя долгим. Расскажешь содержание? – Чем обоснован интерес? – Сведения. Любая зацепка может указать на составителя проклятия. – Сначала ты скажешь мне, как сняла его. В голосе — решимость. Как ни странно, наша словесная пикировка давалась мне, здоровой и бодрой, гораздо сложнее, чем только-только очухавшемуся после комы Императору. А легкий налет недоверия на каждом его слове неприятно щекотал мне нервишки... – В тебя влили с литр моей крови. – Выходит, составитель знал тебя и твое первое имя. И у него была либо прядь твоих волос, либо недавно пролитая кровь. – От Рэйны мое имя может знать пол-Империи. А без нее точно не обошлось, гарантирую, – дожили! Я оправдываюсь перед Брендоном! – О волосах и крови я поразмыслю, кто и когда мог раздобыть их. Теперь твоя очередь отвечать. – Хорошо. Я помню, как лег спать. Это было спустя... подожди, припомню... да, спустя двадцать три дня по окончании собрания Малого Совета, на котором ты присутствовала. О, я отлично помню Совет! Если нужно, могу привести цитаты. – События того периода тебе пересказывать? – Позже, – легкомысленно отмахнулась я. Брендон вздохнул, чуть натужно. Белки его глаз отливали краснотой, заметной даже мне, с моим отвратительным зрением. Он начал вещать, с хрипотцой в голосе и тоской во взгляде, а я слушала, забывая дышать, и очень живо домысливала... Во сне он падал. Ввысь, в облака, серые, ватные, нескончаемые. Падал — и ждал, когда завершится падение, или хотя бы останется позади слой облаков, но напрасно... Пытался проснуться — и не мог, но решил не паниковать. Однажды посреди облаков он увидел меня, в руках у меня была белая стопка, он потянулся и взял из нее верхний лист. Писать было нечем, поэтому он пальцем начертил: “Помоги”, – и показал мне. Я даже не шелохнулась. Тогда он смахнул ладонью буквы и постарался нарисовать свое лицо, ему показалось важным сделать так. Рисунок я у него меня забрала и исчезла вместе с облаком. ...Да, силу воли в нем не погасит никакое проклятие. Брендон пробыл в коме, в монохромном ужасе, дольше, чем я в стенах спутника, и сумел сохранить ясность мыслей. А это дорогого стоит. И где, скажите мне, в каком закоулке неисповедимого, пересеклись наши видения, чтобы затем отразиться в моем бытии?.. – Эшти, выдвигайся. Вероятности сложились идеально, – просигналил Фтэрх. Вовремя. Я поднялась и поцеловала Брендона. В лоб. – Мне надо бежать. Скоро увидимся. Да, чуть не забыла. Не доверяй Хелину, сдается мне, он темнит, и происшествий, проходящих по его ведомству, чрезмерно много, а мер по их исправлению — шиш с маслом. – Тебе нужен западный выход из дворца. Когда окажешься снаружи, выпусти на землю паука. Я помогу ему довести тебя до места. – Договорились, сладкий мой, – съехидничала я, пытаясь скрыть охватившее меня смятение. Самой правильной эмоцией сейчас был бы гнев. Праведный. Фтэрх, умное и тонко чувствующее создание, удержался от ответной реплики. Ах вывел меня по мощеной янтарным и синим дорожке к знакомой беседке: в ней я сама себе выносила вердикт. Добраться до нее удалось почти без приключений... Он выпал из дерева. Раскидистого такого, цветущего, похожего на яблоню. Мальчишка, похожий на Тода, с испуганными голубыми очами и лазером, неловко перехваченным левой рукой (наверное, правой он цеплялся за ветку “яблони”). Потряс головой, и неумело наставил на меня оружие. Будь он постарше, поопытнее, это покушение (третье за день) могло бы стать успешным: я глядела под ноги, на паука, а не на садовые насаждения. А так — паренек только добавил мне моральных терзаний, право, не убивать же ребенка за глупость? Я вздохнула, прищелкнула пальцами, лишая супостата средства изничтожения магичек (в моем лице), и с громким “хрясь!” разбила лазер все о ту же “яблоню”. Телекинез мне давался легко с первых же дней освоения Силы. Обезоруженный убивец втянул голову в плечи, очевидно, ожидая от разъяренной жертвы участи, аналогичной той, что постигла лазер. – Совсем с ума посходили со своими переворотами, – в сердцах сплюнула я, гадая, куда девать мальчугана. Ставить второй портал за день перед встречей с Рэйной я не хотела, расход Силы велик и неоправдан, Саркофаг у меня только один, и тот занят (я ведь задолжала блондинчику увлекательный экскурс в закрытое помещение, вот он нынче и релаксирует в гробике). – Из детей киллеров лепить! “Киллер” ссутулился, насупился и тонким голосочком, надрывно так, пискнул: – Моя смерть не будет напрасной! – и зажмурился, готовясь к немедленной и скоропостижной гибели. Какие мы, оказывается, патриотичные, просто Зоя Космодемьянская в брюках! – Тебя пытать или сам скажешь, кто послал? – боюсь, подвига героической партизанки пареньку не повторить, так он испугался моей, в общем-то шуточной, угрозы. – Ле-ди... Леди Рэйна, – трясясь, как осиновый лист на ветру, сдал заказчика моих внеплановых похорон убивец. Я закивала, мальчик меня не удивил, как раз-таки при больном воображении Рэйны предвидеть подобный поворот сюжета можно было без обращения к гадалкам и высшим сущностям. – И что мне теперь с тобой делать, горе ты луковое? – всплеснула руками я, мысленно насылая на Рэйну, которая так меня подставила, целый букет проклятий. Горе мялось в сторонке, не предпринимая попыток к бегству. Легкий вариант имелся только один: убить. Стирать память, делать ментальное внушение или просто проводить воспитательные беседы у меня банально не было времени. Эх, была не была! – Знаешь что, ступай-ка ты отсюда, и запишись что ли в армию, там тебя хотя бы научат правильно держать оружие. – Правда?! – дитя просияло, не веря своим ушам. – Ага. Злая ведьма тебя отпускает. Иди, и чтоб глаза мои больше тебя не видели! – я картинно нахмурилась, повела бровью, только что пинка для ускорения не дала, а он все стоял, очумело уставившись на “злую ведьму”, пока я наконец не рявкнула: – Бегом отсюда, чучело! Парнишка ойкнул, отмер и побежал в сторону дворца. Я же утерла выступившие на лбу капельки пота (перенервничала, да, я вообще чувствительная и детей люблю), и потопала дальше по дорожке, на долгожданную встречу с прекрасной и кровожадной Леди Ивер. – Я думала, ты объявишься раньше, – произнесла Рэйна. Длинные изумрудные ногти ее впились в мрамор с царапающим звуком. Маникюр в тон глаз и одеяния. – Порой приятнее оттянуть удовольствие, – широко улыбнулась я в ответ. Конечно, она так меня ждала, так ждала, что посылала одного за другим гонцов, в надежде, что я поскорее явлюсь пред ее ясным взором! – Ты собираешься убить меня? – отрешенно выговорила она. – Отнюдь, – я покачала головой, поражаясь однолинейности мыслей Рэйны. Неужто кроме убиения ей вообще ничего на ум не приходит?.. Такое не лечится... – Зачем же ты пришла? – сощурилась Леди Ивер в недоумении. – Как вариант, поговорить по душам, – предположила я, улыбаясь еще шире и сердечнее. – Наивная! Ждешь, что я стану тебе исповедоваться? Она расхохоталась. – Даже если ценой откровенности будет свобода? Я действительно готова была отправить Рэйну на все четыре стороны и надеяться, что новых каверз с ее стороны не последует. Никакого обмана. Лишенная власти, титулов, помощников, Рэйна не будет представлять опасности для Империи. У каждого должен быть еще один шанс, а милосердия не бывает много. Колебалась она недолго. – Пошла ты, – выплюнула она, добавив смачное ругательство на иреа. Куда подевалась недавняя отрешенность?.. – Как будто ты не знаешь, что я могу разговорить тебя без твоего согласия, – не оставляла попыток я. Я не блефовала, способы имелись. От слияния она, скорее всего, защищена, но ведь есть и альтернативы. Только, боюсь, ни о какой свободе речи уже не пойдет. – Чушь, – воскликнула она. – Ты можешь меня убить, но не заставить... Фраза ее оборвалась, хоть она и не сразу осознала случившееся. Губы Рэйны продолжали шевелиться, но уже беззвучно. Тогда она закрыла рот и ошеломленно взглянула на меня. Этот урок мне преподал призрак из края ветров и тумана. Горло Рэйны стянул тугой ошейник, и все звуки застревали на полпути. Я хлопнула в ладоши, отпуская обвивавший Рэйну поток. Хлопок — скорее для пущего эффекта, чем по необходимости. Рассчитанное пижонство. Рэйна глотала воздух, хотя дыханию ее ничто не препятствовало. Я ждала, пока она обдумает и взвесит возможные решения. Надо признать, страха в ней не было. Ожидание затягивалось, каждая из нас буравила противницу взглядом. И тут я ошиблась. – Также я могу гарантировать свободу твоему возлюбленному, бывшему Лорду Гейзелу, – сказала я, пытаясь подтолкнуть ее к верному, с моей точки зрения, выбору. – Идиотка! – сорвалась на крик она. В глазах — маниакальные блики. – Да что ты знаешь о Валте? Видишь, я дарю тебе его имя! Ничего ты с ним не сделаешь, зато он сотрет и тебя, и эту никчемную Империю! Я слушала, не делая попыток вмешаться. – Тощая дура! Что ты можешь противопоставить мощи Валта?! Неужели Гейзел и есть голос из кольца? Мощи Валта... Это не лишено смысла... – Может, и ничего. Там будет видно. Только здесь его нет, и он не спешит помогать тебе. Как ты могла заметить, поблизости нет никого, кроме нас двоих. Я чуть искривила истину, рядом непривычно молчаливый Фтэрх и некрупный, но смертельно ядовитый Ах, но знать о них Рэйне — лишнее. Она еле слышно зашипела, точно змея перед нападением. А я тем временем неторопливо плела заклятье. Я начала его, едва завидев Рэйну, и теперь уже значительно продвинулась в его изгибах. До определенного момента — заклятие обратимо. Но вот после.... Поэтому я не спешила. Пока. – Зачем вам падение Империи, Рэйна? Ведь у вас было все, только пожелай! К чему отгрызать руку, которая кормит и гладит по шерстке? Она буквально кромсала меня взглядом, кусая губы, словно и хотела высказаться, и боялась. – Чего вы хотите добиться? Я просто хочу понять. Рэйна решилась. Утвердительно кивнула, поправила черный локон, взъерошенный ветерком. – Чего? Свободы, только и всего. Для всех. Ты столь благостно вещала о свободе, которую стремишься нам подарить, а сама ничего не смыслишь в ней. Я отрицательно покачала головой в знак непонимания. – Я расскажу тебе притчу о садовнике. Ее очень любила моя мать. Садовник был молод и дотошно аккуратен. От прежнего садовника ему достался неухоженный, неопрятный куст, который, по словам его предшественника, потрясающе красив, когда расцветает. Первым делом садовник подрезал куст со всех сторон, приводя его в строгую форму. Затем, месяц за месяцем, год за годом, он срезал каждый побег, выбивающийся из заданной формы. И все удивлялся, почему куст так ни разу и не зацвел. Постепенно он свыкся с мыслью, что старик, завещавший ему заботу за кустом, попросту обманул его. Спросить было не с кого, старик давно почил. – Я знаю, чем заканчивается твоя притча, – перебила я. – Садовник, сам уже в преклонном возрасте, бредет к какой-нибудь навозной куче и видит растение с изумительными цветами. Он подходит, восхищенный, и понимает, что это такой же куст, проросший из выброшенного побега, только его никто никогда не равнял. – Довольно похоже, – ухмыльнулась Рэйна. – Мораль с аналогией свободы прозрачна, но связи с Империей я не наблюдаю. Разве что вы стремитесь к воцарению анархии? – Скорее, к праву на самоопределение. – Бунтовщики всегда наносят на знамена красивые лозунги. А потом шагают по трупам. – Ты не дослушала, – отмахнулась она. – У этой притчи есть более реальное воплощение. Точнее, было. Мы сделаем все, чтобы подобного не повторилось. – Все больше наносного фанатизма, все меньше смысла. Я начинала терять терпение. Если миленькая, но наивная притча хоть как-то развлекла меня, то теперешние бредни сложно оправдать чем-либо вразумительным. – Излюбленным инструментом управления Сэра Хорина Атира было убийство. Физическое устранение недовольных. Таким образом он срезал выбивающиеся побеги. Это было бы смешно, не будь столь бесстыдным. Заявление Рэйны, неправдоподобное и претенциозное, нуждалось в обосновании. Либо — в опровержении. – Ты выбрала легкий путь, – выговорила я. – Оклеветать мертвеца. Убедительно своей невероятностью, и никто не оспорит. Удобно. – Мне безразлично, веришь ты мне или нет, – пожала плечами она. – Я говорю правду. Могу молчать. – Продолжай. Это не худший способ занять время. – Тогда заткнись и слушай внимательно. За годы правления Сэра Хорина не произошло ни одной кризисной ситуации. Если отбросить единственное неудачное покушение, правление его признано наиболее спокойным за всю историю династии Дома Атиров. Это на поверхности. На деле блестящий дипломат был редкостным ублюдком. С момента, как его чело увенчала тиара со спиралью, не прошло и десятка стандарт-лет, как сменилась большая часть высокопоставленных чиновников. – Что вполне естественно, – вставила я в образовавшейся паузе, пока Рэйна переводила дух. Когда она говорила, я могу поклясться, изо рта ее вылетали сизоватые облачка пара, несмотря на теплую и сухую погоду, привычную для резиденции Императора. Изморозь и ливни — для других долин. – Я же просила заткнуться, – без злости одернула меня Рэйна. – В тот же период около половины проконсулов — наместников Императора на планетах — обновилась. За редчайшим исключением, должность проконсула является пожизненной, либо до добровольного ухода с поста, скажем, в связи со здоровьем. В состав Империи входит сто восемьдесят четыре обжитых мира. Считай сама. Наместники погибали последовательно и внезапно, освободившиеся места наскоро занимались угодными Сэру Хорину людьми. – Бездоказательно. – Ага. Рекомендую тебе запросить статистику смертей в правящих Домах за последние сорок шесть лет, а потом суди, нужны ли вообще доказательства. Родителей Валта убили в их собственной постели, когда ему было семнадцать. Посланный маг усыпил всех в доме, кроме самого Валта и его матери, у них обнаружилась наследственная устойчивость. Жена проконсула пыталась звать на помощь, потому маг умертвил и ее. Никого не удивила одновременная гибель супругов от остановки сердца. Валта, нового Лорда Гейзела, всячески обласкал Император, а вскоре и назначил на должность отца, несмотря на юный возраст. – И он ждал столько лет, что бы отомстить? – Императора слишком хорошо охраняли, да и одной смерти его было мало. Требовались возможности, которые появились не сразу. – И сообщники, – подсказала я. – Называй, как хочешь. – Ну а ты? – спросила я, переваривая историю семьи Гейзел — еще неизвестно, правдивую ли. – Какой у тебя повод ненавидеть Императора? По рассказам Тайли, жизнь Рэйны с раннего детства была подобна постоянному катанию в малиновом сиропе; любые причуды, самые нелепые и дорогостоящие, немедля исполнялись за счет казны. В чем может она обвинить Сэра Хорина относительно себя самой — в недостаточной яркости игрушек, полученных на девятый день рождения? – Я его дочь. Однако! Поверить в массовое истребление Лордов и жесточайший геноцид на нескольких отдельно взятых планетках было бы проще. В разы. Я даже поперхнулась от изумления. Минутку. Рэйна родилась позднее Брендона, а у Императора может быть только один наследник, и после рождения мальчика, по идее, потомков быть не должно, так объяснял мне сам Брендон. – Никто не стерилизует Императора, дурочка, – угадав мои мысли, сказала Рэйна. – А если с наследником что-то случится? Дети так подвержены болезням и несчастным случаям... Этот мерзавец... изнасиловал мою мать, напившись. Охоч он был до алкоголя и красивых женщин. Тварь! Глядя на Рэйну, легко представлялась исключительная внешность ее матери. Но поверить заявлению в духе “Хроник Амбера” я не могла, с Рэйны станется солгать мне, попытаться запутать и пробудить сопереживание... А Огненного Пути25 нет, и не проверишь... Температура моего неверия неуклонно возрастала, все сильнее уподобляясь пузырящейся лаве в жерле вулкана, и тем настырнее тщилась я выявить причину настолько примитивной лжи. Протянуть время, ослабить внимание? Его-то (времени) как раз остается все меньше, немногое отделяет заклятие от порога необратимости. – Если то, что ты говоришь, правда, Брендон — твой сводный брат. Как мог Сэр Хорин желать вашего брака с ним, да что там, ты же сама настаивала на ускорении свадьбы?! – С чего ты взяла, что он знал о своем отцовстве? Прознай он, что у него есть дочь от кухарки, меня бы тут не было. И вообще нигде не было. Он исправил бы оплошность, не раздумывая. Жизнь ничего для него не стоила, кроме собственной, и, пожалуй, Брендона, как наследника. Он ведь заставил жену, Императрицу, наложить на себя руки, и ты об этом знаешь! Зернышко истины... Ларта Атир покинула этот мир самостоятельно, вскоре за неудачным покушением на мужа. Кто помог ей принять такое решение? А если вспомнить рассказ Тиора о подавлении мятежа на Зинерии