Страница 5 из 6
III
, о “смерти” от кровоизлияния в мозг проконсула планеты, становится страшно... Стоп, именно этого и добивается Рэйна: чтобы я начала сопоставлять домыслы и факты, а в бурлящий котел с подобной смесью можно досыпать любые ингредиенты, и скармливать мне по ложечке получившееся варево. – Я же... да, я торопила свадьбу, – продолжила Рэйна. – И собиралась родить от него сына, а затем... нейтрализовать Брендона. Такой расклад автоматически ставил бы меня во главе Империи, а сверху значительно легче предварять в жизнь право на самоопределение отдельных планет. Меня передернуло. – Это же кровосмешение... так мерзко... – Всегда приходится чем-то жертвовать, – пожала плечами она. – Но ты в любом случае помешала нашим планам. Чтобы спастись самой, я была вынуждена распорядиться на счет Брендона раньше... Заметь, не убить, а только усыпить. Я украдкой сжала кулаки. Бездушная стерва! – Что кривишься? Он не оставил мне выбора, охотился за мной, намереваясь отомстить за папочку! Я собиралась воспользоваться банком... для оплодотворения... но там ничего не оказалось... только от... нашего... отца. И я не смогла. Рэйна резким движением опустила голову. Не смогла она... – Зачем ты говоришь мне это? В столь... интимные подробности я не просила вдаваться. Диалог утомил меня. Заклятье рвалось из моих рук, точно хищная птица. Удерживать его и дальше было нельзя, следовало либо направлять на жертву, либо разрывать, а разрыв аукнулся бы мне такой болью, что проще добровольно взойти на дыбу и дать палачу волю фантазии. Тем не менее, я допускала возможность этой боли, все зависело от ответа Рэйны на завершающий вопрос, при всей его неприкрытой брезгливости. – Обличить изнанку красивых декораций, – подумав, проговорила Рэйна. – Тебе следует знать всю картину, а не цензорскую редакцию, чтобы выбирать с открытыми глазами. Выбирать сторону, за которую стоит сражаться. “Поднимите им веки, пусть видят они, как бывает, когда слишком много в крови26”... Серебра?.. Желчи?.. Я не хочу знать, каков запах твоей крови, Рэйна. Ты так пылко ненавидела меня, алкала насладиться зрелищем моих поверженных останков, а теперь предлагаешь выбор? Выходит, тебя бросили. Как кость, чтобы встала поперек глотки врагу. Но — бросили. Умирать. В одиночестве и роскошных одеждах. В саване бессильной ярости. И ты, непреклонная в своей гордыне, готова на коленях умолять меня... нет, не о пощаде, о помощи, не задумываясь — или не смея даже помыслить, что мой выбор давно предрешен. И он — не в твою пользу. И готовность твоя — последний аргумент, подтверждающий то, что я поняла, едва встретившись с тобой взглядом. Оникс в твоем перстне — мертв. Грандиозное было зрелище. Особенно — учитывая силовые поля, заграждающие доступ всему инородному в пределы обители Императорской семьи. Особенно — учитывая потрясающий климат-контроль, исправно функционировавший здесь в течении столетий. Край постоянного раннего лета не ведал таких катаклизмов. Когда, игнорируя все преграды, воздух подернулся дымкой, было еще спокойно. Затем бледную желтизну неба заволокли непроглядно-черные тучи. Свет Капеллы едва пробивался сквозь них. Я шагала к дворцу, навстречу разномастной толпе, выкатившейся на улицу. Я знала, что увижу их, обомлевших, ошарашенных — всех — от рядового персонала до высокородных Лордов. Они вышли, чтобы узреть чудо. А я от него удалялась. Потом тучи пришли в движение, чтобы исторгнуть длинную ломаную молнию. Только одну. Разноголосое цельное восклицание — звуки слились в невнятный гул — затопило мое опустошенное сознание. Грома не было. Зрители ждали продолжения чудес, и я не смогла обмануть их ожиданий. Распахнула ноющую опухоль век. Тучи разверзлись градом. Безликие овалы, пелена крупных градин, мелькание крыльев Фтэрха — он пытался вкачать в меня Силу. Тщетно. Я пуста. Добровольно. – Зачем до капли? Зачем, Эшти?! – сущность иного порядка практически билась в истерике. – Зачем?! Вот она — истинная человечность. Спасительное забытье, прежде благосклонно распахивавшее объятья, теперь не приходит. Время самооправданий и слабостей вышло. Пора отвечать за свои поступки. Осознанно. – Чтобы помнить, Фтэрх. Всегда. Сейчас я беззащитнее младенца. Силы — ноль. – Ты ведь могла поступить с ней иначе. – Могла. Но так — правильно. Идти. Нет, переставлять ноги. Хорошо б побыстрее... – Не все, что она говорила — правда, Эшти. – Знаю. Ты мог сказать раньше. Только... Не думаю, что это бы что-то изменило. – Леди Калли? Очередной встречный овал обрел голос Сэра Ивенса. А ведь были шансы добрести до спальни... Или до очередного убийцы. – Мы можем поговорить? Это срочно. Я кульком завалилась на землю. Различать, по какой поверхности я бреду, мои почти ослепшие глаза были не в состоянии. – Кофе! – изрекла я. Сначала — бодрость тела, раз уж о бодрости духа речи быть не может. – Незамедлительно. Отдаю себе отчет, что мое появление несвоевременно, и приношу извинения, но причины, вынудившие разыскать вас, весомы и не терпят отлагательств. Чьи-то теплые пальцы вложили в мои ладони чашку с ароматным напитком. Горячим, но не обжигающим. Как я люблю. Отхлебывая кофе, я заторможено приходила в себя. Только зрение никак не нормализовывалось... – Еще, пожалуйста, – сказала я, протягивая опустошенную чашку в неразличимое. – Я готова выслушать вас, Сэр Ивенс. – В первую очередь я хотел бы... Он осекся. – Спасибо за Брендона, – отбросил он цветистость речевых оборотов, и сразу стало легче ему внимать. – Что бы там ни говорили о... методах. Мне передали повторный кофе. – Теперь о срочном. Сегодня с Македонии поступило сообщение... – Дурные новости? – попыталась иронизировать я. – Более чем. Планетарная система Македонии окружена кораблями криогов количеством... более ста единиц. Я переварила информацию. Ивенс-Атир не стал бы утаивать сведения, неточность говорит о недостатке данных. – Они нанесли серию точечных ударов по планете, уничтожив всю возможную защиту. Это то, что успели передать на Консул I. Затем с Македонией пропала всяческая связь. – Все? – переспросила я. – Совсем недавно поступило последнее сообщение. По сути — ультиматум. ...Нападение криогов на Империю начнется раньше намеченного срока, и первый удар придется на Македонию... сбежал осужденный Гейзел, лишенный титула Лорда и должности проконсула Македонии... ...То, что находится внизу, подобно находящемуся наверху и обратно, то, что находится наверху, подобно находящемуся внизу, ради выполнения чуда единства... – В сообщении фигурировал Валт Гейзел? – Именно, – ни тени удивления в голосе. – Суть ультиматума сводится к следующему: Империя отказывается от претензий на Македонию, та становится протекторатом Оплота Кри под управлением Гейзела. Все миры, добровольно желающие также перейти под покровительство криогов, будут сохранены в целости. В случае оказания сопротивления, ответственность за уничтожение планет и истребление гражданского населения всецело ляжет на Империю. – Бескровная экспансия и лидер-человек во главе поглощенных миров?.. Идея не оригинальная, но вполне жизнеспособная. К сожалению. – Согласен. Подавить нас силой криоги уже пытались и не преуспели. Если планеты начнут отделяться от Империи, придется воевать с людьми. – Неприятная перспектива. Третья чашка кофе пришлась к месту, мысли начали стройнее выстраиваться в голове. Сильный план, Валт, своевременный. Предполагалось, что на момент озвучивания заявления Император будет походить на сухофрукт, его названная сестра — сиречь Ирина — нарезать круги в утробе летучей тюрьмы, надежно спеленутая и безобидная, а Императорский Совет испугается риска. Империю ожидал бы крах... Отличная задумка, Валт. Но почему же ты бросил Рэйну? Она сыграла свою роль, и фигуру можно сдвигать с доски, или ты настолько уверен в своем успехе?.. – Сэра Брендона уже поставили в известность?.. – К племяннику я отправился в первую очередь. Он еще недостаточно окреп, но он глава государства. И уже он направил меня к вам, так как вы больше других знаете о криогах. – Я уже объясняла, Сэр Ивенс, мои сведения о них имеют колоссальные пробелы, что возвращает нас к необходимости расконсервации “Странника”. Для принятия решений потребуется всесторонний анализ. – Указания отданы, корабль полностью восстановят к завтрашнему закату, срочная транспортировка членов экипажа завершится через двое суток. Но было бы предпочтительно, чтобы стратегия наших последующих действий была определена раньше. Поступивший с Македонии ультиматум имеет ограничение по сроку исполнения. – Следовало упомянуть об этом в начале беседы, Сэр Ивенс. Сколько? – пальцы, принимающие у меня пустую чашку, дрожали. – Десять стандарт-дней. Мерзавцы знают, что за столь малый срок Империя не сумеет собрать, вооружить и перебросить флот, способный смести криогов. А при затяжных боях они, несомненно, выжгут Македонию. У нас слишком давно не было войн. Приглушенный удар. Похоже, что посудина, помнящая прикосновение моих рук, свалилась в траву. – Если через десять дней ответа от Империи не последует, что они могут предпринять? – Захватят планету. Для себя. Предварительно... очистив ее от людей. Это криоги отметили отдельно. – Тод! Бедный мальчик, он сейчас там... Леди Калли, спасите моего брата!.. – Черт, черт, черт! – я ругалась, пиная мебель. – Я должна пожертвовать ребенком ради высших интересов? – Я не вправе отвечать на этот вопрос, – Фтэрх был откровенно подавлен. Решать — мне. Без подсказок. И отвечать — тоже мне. – Что за дрянь с моими глазами?! Или ты и тут “не в праве”? – Отторжение. Изначально они изменились от мощного выплеска светлой Силы. Затем произошло замещение. Но окончательно контроль над ними ты утратила, сбросив весь внутренний резерв Силы. – Бунт на корабле? Крысы сбегают первыми? Мог бы предупредить. – Ни одна нить не вела к твоему полному опустошению, воздействие на Рэйну не должно было оказаться столь затратным, а уж сливать последки Силы на балаганный номер с градом... – Фтэрх, без нравоучений. Зрение вернется? – Возможно. Я не вижу вероятностей ни за, ни против. – Очаровательно! Значит, мне с этим жить? Без иного зрения, не видя потоков, и с размытым обычным зрением? – Не хочу тебя зря обнадеживать. Кризис внешний и кризис внутренний... Как расставлять приоритеты? – Необязательно видеть потоки для управления Силой. Можно научиться чувствовать их колебания. – Каким образом? – Подключи воображение. Сквозь слабый аромат знакомых духов — запах смирения. И боли. Ей уже втолковали, что судьба маленького мальчика пред судьбами миллиардов подданных Межгалактической Империи подобна свече на фоне горящего леса. Так же пылает, но поди различи... И она смирилась. – Девочка моя, распрями плечи. Я постараюсь выручить Тода. Я не видела Арну, но слышала в отзвуке ее шагов скорбную опущенность плеч и шелест пожухлой полыни. – Ирина, я... Полувздох-полувсхлип. – Ты рано оплакиваешь живого брата. Да и напрасно. – Спасибо за твои слова. Не верит. И разревется — не сейчас, так ночью. Но дать больше, чем шаткая надежда, я была не в силах. Произносить клятву о спасении ребенка, когда сама почти калека, можно лишь от отчаяния и без веры в исполнение. А я так не умею. – Я не о брате пришла просить. Сэр Брендон желает тебя видеть. – Сейчас? – Нет. Завтра в удобное тебе время. Как я поняла, для крайне важного разговора. – Теперь не бывает иных... Хорошая моя, бессловесное горе твое и меня разрывает на части! – Почему ты убила Рэйну? Ты ведь не палач. Откуда такие вопросы, девочка? Не это гнетет тебя... – С чего ты взяла, что она мертва? Оторопь. И снова — неверие. – Пожалуйста, найди для меня отрез плотной материи, Арна. – Зачем?! – Искоренять слабости. День 118. Нет света. Нет звука. Нет времени. Путь свету преградила ткань повязки на глазах, звуковую блокаду организовал Фтэрх, а время само растворилось в беззвучной темноте. Ничего внешнего, полная отрешенность. Сила — рядом, надо лишь поглотить. Я страждала ее, как страждет избавленья осужденный на казнь. Сосредоточиться. Испарина. Не отвлекаться. Очертить контур, шагнуть в него. Слиться с ним воедино. Пальцы заменят глаза. Сама кожа, влитая в контур, их заместит. Тонкой иглы укол. Есть! Небольшой поток. Темный. Густая синь, которую не различили глаза. Главное — не спешить, впивать. Раздувая ноздри, отключив остальные чувства. Поглощая Силу, насыщаясь. Облегчение. Уже не калека. – Ты звал меня, и я пришла. До кипарисовой аллеи, где ждал меня Брендон, меня проводила Тайли. Подвела к скамье, на которой сидел Император, поклонилась и пошла прочь. Я все еще плохо различала окружающее, но силуэты стали немного отчетливее. – Присядь, пожалуйста. Его лицо я видела до предела явственно, но не глазами. Сердцем. – Леди Ивер больше не будет докучать нам? – Нет. В твоем саду появилось малахитовое изваяние. – Ей всегда шел зеленый. Убаюкивающий шорох листвы нашептывал оду безмятежности... – Ты позвал меня не за этим. Чуть поодаль щебетала птица. – Ты права. Но принять решение и озвучить его — два далеких полюса. Ветерок щекотал мои обнаженные руки. Платье выбирала Арна, ее тонкие пальцы были подобны льдинкам... – Переломный период. Все принимают сложные решения. Такое уж время, Брендон. – Ирина, я прошу тебя стать моей женой и Императрицей. Шум. В ушах, в висках. Глухими ударами молота отстукивало сердце. Удар, еще удар... Брендон, душа моя! “Да!” – почти сорвалось с моих губ. Почти. – Почему? Я ведь должна парить от счастья, смеяться и плакать, осыпать его поцелуями... Тук. Тук. Тук. Отзвук в затылке. Смятение. – Никто другой не сможет лучше возглавить Дом Атиров. И ни слова о чувствах... Не звенят колокольчики, не танцуют в сердцевинках лилий сказочные эльфы, оркестр не играет романтических сонат. Даже птица — и та замолкла. – Ты... очень дорога мне, Ирина. Я дорога ему... Он никогда меня не полюбит, но я смогу быть с ним рядом, смогу защищать его. Но где радость?.. – Брендон, что произошло в ночь, когда на тебя подействовало проклятье? До того, как ты уснул. Только начистоту, прошу тебя. – Я был... с женщиной. Но я почти ничего не помню. Он сконфужен, но честен. А женитьба Императора — дело государственной важности. – Арна! – выкрикнула я. Вкупе с криком послала слабенький импульс. Чтобы наверняка. – Рэйна хотела родить от тебя ребенка и править от его имени. Она бы опоздала. Твой наследник уже зачат, Брендон. Я скорее почувствовала, чем услышала приближение Тайли. – Не на мне ты должен жениться. Я поднялась со скамьи и зашагала вглубь сада, не разбирая дороги. Туда, где щебетала птица. – Как ты догадалась? – Разула глаза, Фтэрх. Едино, что они ничего не различают. – Поясни? – Слова Старейших. “Он принял проклятие из рук того, кому доверяет. Оно было жидким. Тот, кто принес его, действовал не из ненависти, но из любви”. Девочка хотела влюбить в себя Брендона, и не могла знать, что к ее напитку добавят чуждые составляющие. – И все же, твое умопостроение чересчур сложно для человека. – Не так много тех, кому бы доверял Брендон и кто любил бы его. Она влюблена в него с детства, и она — одна из тех, кто проверяет еду и питье Императора на безопасность. Когда я только очутилась здесь, Брендон поручил ей заботу обо мне. Да и сама Тайли пыталась признаться в содеянном, когда приходила сообщить о выздоровлении Брендона. – А о ребенке? – Видение в рамке на каменной глыбе. На ее коленях сидела Миара, а она признает только Брендона, да еще меня. К Арне она могла прийти, только ощутив в ней частицу хозяина. – У тебя и впрямь душа Дайр’Коона. – И ум. Жаль, я редко им пользуюсь. Ой, склеротичка я имбицильная, у меня же террорист в гробу мается, пора бы извлечь! Я наскоро замкнула контур прямо посреди комнаты, навесила на помещение все доступные заклинания против прослушивания и подглядывания. Фтэрх помог, подпитав Силой костяк сооружения. Убедившись, что все готово к приему дорогого гостя, я вызвала из теней Саркофаг. Пролистав в памяти список вопросов к блондинчику (их немало скопилось, одни перстни с ониксами чего стоят), разомкнула замки. Уфф... Позыв избавиться от скромного завтрака прямо здесь и сейчас, с горем пополам, но удалось сдержать. Я ошиблась в расчетах. Блондин не был магом, а воздухоснабжением снабдить Саркофаг мне в голову не пришло. И, как наглядная иллюстрация к явлению “колдунья неопытная, торопливая”, из недр Саркофага на светлый пол вывалился весьма несвежий труп. И, в довершение трудного дня, вместо долгожданного допроса, я была вынуждена упрашивать Дайр’Коона уничтожить “благоухающее” смрадным духом тело, а также спешно распахивать окна, дабы выветрить из помещения вонь... Странно, но совесть не издала и писка, хотя при моем попустительстве умер человек, пусть и не невинный. Вот сведений упущенных (к данному субъекту я не постыдилась бы применить ментальные пытки, затейливые и разнообразные) было откровенно жаль. Перед отлетом я повторно встретилась с Сэром Ивенсом-Атиром, на сей раз с глазу на глаз, поделилась опасениями касательно Лорда Хелина и бездействия подотчетных ему спецслужб, рассказала о покушениях на себя любимую, а также предупредила насчет носителей колечек с ониксом. Выслушав меня, проконсул Вельзевула схватился за голову и выдал матерную сложноподчиненную конструкцию на полтора листа мелким шрифтом, за что я его невольно зауважала — даже мой воспаленный рассудок такого рода образов не рождал... – И это стадо винторогих баранов называет себя “оплотом государственной безопасности”! – в довершение, уже вполне литературно, припечатал он тайную службу. В устах Сэра Ивенса, человека крупного, как телесно, так и статусно, звучало все вышесказанное очень и очень внушительно. – Проблемы в стаде, как правило, начинаются с пастуха, – наплевав на манеры (после таких-то реплик от собеседника!), предположила я. – Если вместо работы тискать служительниц по дворцовым альковам, то и от подчиненных ждать трудолюбия не приходится. Служба изнежилась, превратилась в скопище дармоедов с привилегиями, и чего им не хватает — так это хорошей встряски. Сэр Ивенс опустился в кресло, и обжег меня крайне внимательным взглядом. Стало несколько неуютно, я вся подобралась, но глаз не отвела. Мне-то скрывать нечего, я ни в каких заговорах не замешана. – Это уже становится скучным, но я снова с вами согласен, Леди Калли, – он покачал головой. – Лорд Хелин либо изменник, либо бездельник, и неизвестно еще, что хуже. За первое его следует казнить, и это неприятно, но многое упрощает, а во втором случае выбор значительно шире. Так не вовремя, Македонский ультиматум, война... А мы вынуждены решать кадровые вопросы! – Не думала, что когда-либо скажу подобное, но война как раз-таки кстати, – я злобно усмехнулась: у меня родилась идея, как подложить свинью Хелину. – Чем бы не закончилась ситуация с Македонией, на ней война не завершится. Расширьте круг обязанностей тайной службы, пусть примут участие непосредственно в боевых действиях. Разумеется, в первую очередь — глава организации. Чрезвычайная ситуация, как-никак. – А если Лорд Хелин откажется? – заинтересованно уточнил дядя Брендона. Кажется, задумка моя нашла отклик в его сердце. – У вас будет повод усомниться в его верности Империи, – торжествующе улыбнулась я. Ведь знатная получается свинка, как ни крути! – И основание для проведения многоступенчатых допросов. На сей раз взгляд проконсула был еще дольше и внимательней. По сути, ему, дипломату со стажем, высочайшему Лорду по праву рождения, диктовала методы управления государством — девчонка без роду и племени. И что совсем парадоксально — он с этой приблудной девчонкой соглашался! – Я аплодирую вашей изобретательности, Леди Калли, – произнес наконец Сэр Ивенс. – И радуюсь, что вы не причисляете меня к своим врагам. Участь их незавидна. У меня только один вопрос: вы доверяете мне или весь сегодняшний разговор — проверка моей лояльности? Было бы логичнее с вашей стороны высказать те же соображения Императору. Я же в ответ явила политику самую теплую и лучезарную из арсенала своих улыбок, и напряжение мое (ох, как мне не хотелось ошибиться, а риск был) выдавал лишь легкий прищур глаз. – Я вам верю. Если б вы были причастны к попытке переворота — одним ясным утром медики просто-напросто нашли бы труп в постели Императора. Не множьте сущностей без нужды, Сэр Ивенс, я говорю именно с вами потому, что ваш племянник три дня, как вышел из комы, и у него достаточно причин для волнений, а я не вижу рядом с ним никого, кто мог бы помочь ему лучше, чем вы. Он глубоко вздохнул, поморщился, как от зубной боли, и кивнул. – Будь по-вашему. Мое первое имя — Грэм. Доверие в наши дни — товар баснословно дорогой, а я предпочту видеть в вас союзника, нежели соперника. Он поднялся из кресла и протянул мне руку. Я подалась ему навстречу, принимая рукопожатие. – Ирина. И вы только что сняли тяжеленный груз с моей души. День 119. – Как же я рада вас всех видеть! По правде, я была едва ли не сильнее рада самому факту — видеть, пусть пока неполноценно, боковое зрение до сих пор почти на нуле, да и удаленные объекты для меня не яснее цветных бликов, но все лучше недавнего. Однако уроков работы с потоками с повязкой на глазах я не прекратила. Нащупать единственный поток — далеко не предел мечтаний. Вот научусь полноценно оперировать Силой, не опираясь на костыли визуального — урежу тренировки. Встреча с командой “Странника” прошла даже теплее, чем я ожидала, словно большая семья снова собралась под одной крышей. Если исходить из цифр, то кают-компания вместила сорок восемь человек, но какими мерами исчислять душевное тепло, взаимное доверие и удивительно дружескую атмосферу, что царили в тесном для такой толпы помещении? Тиски неуклюжих объятий Альдобраста, рукопожатие и подмигивания Тиора (напоминание о нашей попойке), обмен поцелуями с Нильдой (целовали друг дружке щеки, а не воздух), галантный поклон и улыбка Флинера... Бесценные воспоминания. Нет, все-таки была одна накладка. Койт. Точнее, высокая брюнетка рядом с ним. – Это Леа, моя жена, – представил брюнетку мой недавний любовник. – Рада знакомству. Поздравляю! Улыбка далась легко, я пребывала в отличнейшем настроении. – Только наш поезд скоро тронется, просьба пассажирам занять свои места, а провожающим — освободить вагоны. Спасибо за внимание, не смею задерживать. – Ирина, Леа отправится с нами. Как член экипажа. После... потери Ирнальда у нас... неполная команда. – Дама заменит Ирнальда? Полагаю, она такой же превосходный стрелок, и обладает отменными физическими данными? Потери Ирнальда... Весьма тонкая формулировка. Скользкая. – Нет, – опережая супруга, подала голос сама Леа. Голос сладок, аки прогорклый жир. – В таком случае, потрудитесь растолковать, чем вы можете быть полезной команде? Девушка фыркнула. Ох, и везет же мне на брюнеток! Стоило обратить в статую одну, как волею небес заявляется новая. А анекдоты травят исключительно о блондинках... Тем временем Леа предпочла, не злоупотребляя объяснениями, продемонстрировать свои умения, метнув в меня ураганчик — завихрение светлого потока, в высшей степени болезненное и даже смертельное, если вложить в него достаточно Силы. Если. Я сдержала усмешку, перехватывая вихрь и распыляя его под потолком. Салютик из золотых и бледно-голубеньких искр получился на загляденье. Мне вспомнились бенгальские огни, поджигаемые под бой курантов над бокалами с шампанским, мандаринками и счастливыми лицами. – Что ж, раз Леа с нами, мое присутствие на звездолете представляется не особенно ценным. Пора мне на покой. Ой, чуть не забыла! Я закрутила два темных потока, проделала серию чисто показательных пассов и материализовала перед девушкой надтреснутый горшочек с запыленной фиалкой. – На свадьбу принято дарить цветы. Не интересуясь боле судьбой своего презента, я отправилась дальше. Обмениваться приветствиями менее язвительного свойства. – Мне ее вышвырнуть? – Тиор дотронулся до моего плеча, привлекая внимание. – Но тогда, боюсь, мы можем лишиться и Койта. – Пусть живет, – махнула рукой я. – Надеюсь, ей хватит ума не путаться под ногами. День 126 (по ст. исч-ю). Переливы шелка пены морской и облачная проседь свыше. Сумрачные небеса, кажущиеся шершавыми, и неизменный бег волн. Неизменный. Все может быть изменено. Все может быть... уничтожено. Россыпь алмазной пыли вместо песка. Как явственно помнила я предание о том, кто шагал по такой вот пыли босыми ногами. Стопы его были изрезаны, иссечены до костей, но он шагал, оставляя кровавые следы, с высоко поднятой головой. Несмотря на боль пустых глазниц на месте выжженных очей, заполненных алмазной пылью27. – Что это еще за дрянь?! – Леа выбралась из капсулы. Мне удалось удержаться от комментариев, что или кто, на мой взгляд, лучше всего подпадает под определение дряни, особенно, после устроенной дражайшей Леа истерики, направленной на утверждение ее в составе отряда, отправляющегося непосредственно на Македонию. Ана превзошла себя, исхитрившись провести “Странник” через четыре кольца оцепления криогов в планетарной системе и перебросить капсулу в безопасность прибрежных скал, обрамляющих громадность океана. В алмазную пыль. – Умничка, Ана. Спасибо, – шепнула я в кулон. Он не активирован, но при составлении отчета Ана наткнется на мою благодарственную реплику. А как не сделать приятное подружке? Хруст под ногами. Скалам недоставало разбитого галеона, заросшего тиной, с просоленными деревянными боками... ...И губы жжет подруги поцелуй, пропитанный слезой28… – Тиор, ты знаешь, что делать, – я улыбнулась капитану. Детское соперничество наше кануло в лету. – Да, Ирина, – кивнул Тиор, и начал раздавать указания. – Альдобраст, Нильда — подготовьте операционную. Флинер, Листенн — передовой отряд, в прикрытие — Койт. Один криог, как обычно. Быстро и тихо. Направляю вас я, дистанционно. Ирина, продержишь защиту над периметром? – Конечно. Флинер, не жалей Силу на Коконы, тебе сегодня менять ориентацию, – попросила я. – Как скажешь, милая. Ни одного ехидного смешка. Желтоглазому магу вскоре предстояло сойти со светлой тропы на неприглядную стезю мрака. Мне могла понадобиться его помощь. – А я? – подала голос моя головная боль. – Что — ты? – откликнулся Тиор. – Что делать мне? – Леа приняла вид оскорбленной невинности, и вполне правдоподобно. – Хм. Можешь помочь Альдобрасту и Нильде... – Нет, – оборвала Нильда. – Мы справимся. Оборудования девушка не знает, а второй операционной у нас нет. Стажировка в другие дни. Тиор призадумался. Задерживать команду из-за таких пустяков, как поиск занятия для амбициозной девушки, он не привык. – А сооруди-ка поесть на всех, – предложила я. – Наверняка мы проголодаемся, особенно после вскрытия. – Чего?! Какого... Давненько я не видела таких круглых глаз, даже в аниме... – Обыкновенного, – невозмутимо ответил Альдобраст. – Сегодня я работаю патологоанатомом. Позволишь опустить подробности? – Д-да... Хрустели блестящие барханы, хмурился барашками пенных гребней океан. Наверняка, грядет буря. – Леа, муза моя, мы здесь не для паломничества по историческим местам или памятникам архитектуры сей, вне всяких сомнений, достойнейшей планеты. Здесь — враги. Нам нужно их убить. Всех. Не причиняя вреда людям. А людей на Македонии около семи миллионов. В основном — мирных жителей. И для того, чтобы они не пострадали, Альдобрасту придется вскрыть криога. Одного. Вероятнее всего, наживую. Отповедь моя повисла в воздухе, наравне с солоноватыми брызгами. Я стояла на самой кромке, между прибоем и сушей. Леа содрогнулась перед тем, как убежать за ближайший булыжник, испещренный солевыми вкраплениями. Какие звуки оттуда донесутся, я угадала заранее. – Работаем, – резюмировала я, раскидывая руки, дабы сотворить Покров Сумрака. Сегодня стемнеет раньше. И мы увидим, отражаются ли под пологом ночи в крупинках алмазной пыли звезды. – Очень уж он там долго, – пожаловалась я Флинеру. Так уж сложилось, что до сих пор у нас не выпадало возможности пообщаться с глазу на глаз с Глядящим-сквозь-Время. – А как ты хотела? – усмехнулся он. Доставку криога для анатомирования команда восприняла совершенно спокойно, только Леа испуганно шарахалась от каждого шороха. При том, что операционная была погружена в изоляционный пузырь, исключающий проникновение наружу любого звука. – Я никак не хотела. Просто волнуюсь. Хотела... Скажешь тоже. Ты когда последний раз поступал так, как тебе хочется? – Давно. Не суетись, милая, жернова уже вертятся, вспять не развернуть, а ускорять неизбежное — все равно, что требовать от виноградной косточки сразу стать лозой и начать плодоносить. Всему свой срок, и, пытаясь его сократить, ты рискуешь упустить нечто важное. – По-твоему, я что-то упускаю? Слишком тороплюсь? – Нет, милая. Ты все делаешь правильно. Только нервничаешь напрасно, – он положил руку мне на плечо. Ободряюще. – Уговорил. Стану мумией, заползу в свой саркофаг и не буду дергать друзей. Флинер, я... прошла свой Рубикон? Не сразу, отнюдь не сразу, уловила я связь между предостережением Флинера о дарах, что не следует принимать, и предложением Брендона. Щедрым, как осуществление мечты. – Более чем. Прости, что просил у тебя такого... – Ничего ты не просил. И прав был... во всем прав. – Знаю, – невесело отозвался маг. – Не первую сотню лет живу. Я решила не встревать, ожидая продолжения. – Я ведь тоже когда-то любил... что называется, до потери рассудка. Эвина была смертной — я не бессмертен, конечно, но срок моей жизни и ее был несопоставим. Она была не без способностей, но не Творцом, нас же так мало... Как я ее завоевывал! Наследный Лорд Руах — и не мог добиться взаимности от простой девчонки! Добился, разумеется... Чтобы бессильно наблюдать, как она стареет и умирает на моих руках. Для меня она всегда была юной, но во взгляде ее я читал укор. “Я вынуждена дурнеть и разваливаться на части, а ты, такой могучий, ничего не можешь противопоставить снедающей меня старости”, – говорили ее глаза. Эвина умерла больше двухсот лет назад, но для меня — это было вчера. – Она тебя любила? – Нет. Позволяла любить себя. Давай замнем? С резким хлопком лопнул пузырь, выпуская Альдобраста, забрызганного кровью. Очень темной. – Все! – выпалил он. – Тушка разделана, можно готовить ужин. – Циник... Спасибо. Ключ к заклинанию подобран, осталось только воплотить. Ключ к спасению семи миллионов человек. Только вот семь миллионов абстрактны, а гибельный черный снег отзовется явственными кошмарами и потоками крови — на моих руках. Очень темной крови таких же живых существ. Ради выживания одного вида истребляется другой. – Не могу, – сквозь зубы простонала я. Так, чтобы не слышал никто. – Все много сложнее, Эшти, – попытался утешить Фтэрх. – Македония — лишь первая песчинка в круговороте бури. За ней последует череда других планет. Других убийств. Слишком много для меня... – Без твоего вмешательства жертв будет на порядок больше. Выбирай. Рационализатор, мать его... дракониху! – Сволочь... Порой я тебя ненавижу. – Верю, Эшти. Я буду держать канал. Дайр’Коон спикировал на мою заблаговременно протянутую ладонь. Разряд тока — слияние. Когда ночь чахоточными мотыльками с угольными крылышками облепила наши тела и мысли, стало совсем тошно. Приготовления были завершены. Спина к спине стояли я и Флинер, на щербатой скале, соприкасаясь затылками и стремлениями. – Пора, – прошептала я. Никто, кроме нас, не узрел поднявшегося столба дыма, уходящего основанием в пасмурный океан, и возносящегося к зашторенному тучами небу. Столб ширился, вбирая все больше потоков, непрерывно содрогался, свивался в тугую спираль — и все бесшумно. Его не существовало в материальном мире. И тут в тугое сплетение тьмы врезался тонкий золотистый луч. Столб изогнулся, поплыл в очертаниях, неуклонно сползая в завихрения распада или — что хуже — в коллапс. Слишком велики были задействованные Силы, чтобы мирно развеяться, а значит, еще немного, и над нами полыхнет зарница взрыва. Мой взгляд выхватил стройную фигурку, совершающую отчаянные взмахи кистями рук. Я даже не успела вскрикнуть, как за ее спиной возникла тень, и девушка осела в алмазную пыль. С падением Леа золотистый поток рассеялся, и дымовая стела начала выравниваться. Позднее, эпоху спустя, выяснится, что спас нас Листенн, разрядивший в спину Леа парализатор на минимальной мощности и узком луче. Тогда же, размазывая по щекам слезы, Леа будет лепетать, что “всего лишь хотела помочь, хотела быть полезной”... И, скривив губы, презрительно и емко, отвесит ей моральную пощечину Нильда: – В следующий раз, когда возникнет желание быть полезной, повесся на ближайшем дереве. Это будет много позже, а в тот миг мы держали в своих руках бурю, едва не поглотившую нас всех, и направляли ее ввысь. Туда, где на правах оккупантов царствовали криоги, пришедшие покорять человечество. – Пора, – снова шепнула я. Исполинская колонна раскрылась — далеко, за гранью нашего видения. Потом — уже утром — падал снег. С нарочитой неторопливостью сыпались черные хлопья. И там, где они соприкасались с землей, оставались крупные иссиня-черные бархатные цветы. Я подняла один из них — нежный, смертоносный бутон с четырьмя идеальными лепестками и черным агатом сердцевинки. Вдохнула аромат — горький, словно неизбывная тоска. И только потом поняла, что освобожденная от защиты перчатки ладонь — цвета пепла, густого древесного дыма. Тень кроет лик ее... Имя мое — Эшти. И будет вписано оно на скрижалях Империи. Кровавыми рунами. “...И павшие с неба звезды расцвели черными маками: лишь одного цветка не было среди них. И сбитые черные птицы черными звездами падали в алмазную пыль29…” ЧАСТЬ IV. Когда сплетутся Свет и Тьма. День 128. Мы входили в Эдессу чуть позже рассвета нового дня. Входили освободителями, героями. Только — не было вкуса победы, как и самой победы — не было. Бойня была, щедро приправленная моими сомнениями в ее справедливости. И желчью. Не один год продлится война с криогами, но первую битву Империя проиграла. Исходя из принципов морали, этики и чести — проиграла разгромно. Мы входили в Эдессу, не поднимая глаз. Ибо знали, что увидим во взглядах спасенных нами македонцев — чистый, незамутненный страх. В столице Македонии было много криогов, велика была стратегическая важность города, а значит, трупов, внезапно скошенных неизвестным поветрием, убирать пришлось во множестве. Они валились на улицах, закованные в силовые поля и металл сложнейших сплавов, когда сквозь облака на планету обрушилась мрачно-снежная лавина, погибали внутри зданий, несмотря на то, что непосредственно их не коснулись губительные снежинки, умирали в защищенных самым совершенным образом палатах Дома Правительства, обязанного уцелеть при ядерной атаке, и даже (чего горожане знать не могли) на палубах звездолетов, наводнивших систему Македонии, второй из шести планет, кружащейся вокруг желтой звезды HD 185758, Шама. Черный снег был только отголоском, материальным эхом нематериального сотрясения основ мироздания, почти апокалипсиса в строго заданных рамках. Мы входили в Эдессу, как палачи. В Пидне было легче. Там мы видели, ради чего свершилось чудовищное по своим масштабам убийство. Пиндский хребет был основным планетарным оплотом армии, и из Пидны осуществлялось его снабжение. Криоги сравняли хребет с равниной, окраины города представляли из себя мешанину обломков, искореженной арматуры и пыли, осевшей после взрывов на покрытые копотью развалины. Трупов не было. Очевидно, криоги позволили горожанам убрать останки. Спросить было не у кого. Мы не нашли в Пидне людей. Ни живых, ни мертвых. Только десятки голодных котов... Меня бил озноб, когда мы обходили кварталы безлюдного города. Никого. Только исполненный тоски кошачий мяв. Мы вскрыли несколько магазинов, чтобы накормить животных, и поспешили покинуть Пидну. Белокаменную Эдессу импульсные снаряды не тронули, ценность ее была огромна для Валта Гейзела, бывшего проконсула планеты, ныне вознамерившегося возвратить ее под прикрытием ультиматума криогов. Почему именно Македония, только ли стремление Гейзела вернуть родовое гнездо послужило поводом начала экспансии с этого мира, осталось вне моего понимания. Возможно, Македония была пробным шаром в партии против Империи, а может, и таила в себе паттерн иных причин. Строить предположения без точки отсчета меня отучили. Каковы бы ни были предпосылки, выстроенную с намеками на эллинистический стиль Эдессу миновала чаша разрушения. Однако город был занят сразу же по преодолению криогами последнего рубежа планетарной защиты. Почти не попадались в этот ранний час на улицах прохожие, но после Пидны мы радовались каждому встречному, хоть они и шарахались от нас. – Почему они так на нас смотрят? – не удержалась Леа, когда едва вышедшая из-за ограды женщина поспешила вернуться в дом при виде нашей группы. – Они боятся, – ответил Листенн. – Но ведь... – Заткнись! – оборвала Нильда. Флинер сильней стиснул мое запястье. Ана уверенно направляла нас посредством кулонов по широким мостовым к площади перед Домом Правительства. – Сомневаюсь, что вам окажут сопротивление, – вещал кулон приятным женским голосом. – От космопорта Этолия и непосредственно с орбиты отбыли в сумме шесть кораблей, скорее всего направляемых сторонниками цивилизации криогов из числа людей. – Гейзел, – чуть слышно прошипела я. Имя прозвучало сродни ругательству. – По моим расчетам Валт Гейзел покинул систему Шама. Меня охватило чувство непоправимой утраты. Бегство Гейзела было ожидаемо и даже предопределено — мы не имели средств ни идентифицировать его, ни остановить. Дело в другом... Я упускаю что-то. Что-то чрезвычайно важное. – Ана, лояльны ли македонцы к Империи? – У меня нет сведений о пропаганде Гейзела, и я предполагаю, что основная доля населения Македонии против отсоединения. – Слишком расплывчато, особенно от тебя, железяка. – Оскорблять обязательно? Для определенности требуются данные. Предоставь — конкретизирую. – Извини... Что мы вообще знаем об этой планете? – Заселена в 2415, третьим этапом расселения, фактически — вторым. Колонизаторы — неоэллины, течение которых возникло на Терре после второго арабо-испанского конфликта на почве... – Постой. Что за чушь с этапами? – О, ты же не знаешь. Первый этап был неудачным. Он совершался до открытия возможности перехода и осуществлялся посредством консервации людей в криостатах с применением альбуминов и пропиленгликоля, и последующей репарацией... – Прекрати материться, я ни черта не понимаю в химии. Суть, почему этап провалился? – Точное подмечено, провалился. Причина провала даже не в колоссальном времени, требовавшемся транспортам, чтобы достичь заложенных систем, а в несовершенстве технологии. Автоматика реанимировала часть тел, но... – Если ты запнулась, догадаться не трудно. Они очнулись кретинами? – Да. Исходные параметры личности восстановлены не были. В задачи второго этапа вошло также уничтожение этих кораблей, хотя большинство их погибло самостоятельно... став жертвой гравитационного притяжения и допуска коррозионной активности. – Брр... Поиск звездолетов-призраков с зомби на борту... Фантасты моего времени рыдали бы от умиления, слушая тебя. – Положим, никто их особо не искал. Автоматика подавала сигналы и вообще функционировала относительно корректно, в отличие от экипажей. Но мы отклонились от темы. – Каюсь, это результат моего невежества. – Учитывая, что КР не знают всего, человеку незнание простительно. История неоэллинов тебя интересует? – Возможно, позже. Ближе к телу Македонии, прошу тебя. – Хорошо. Основное отличие системы Шама от колонизированных первыми пятью этапами расселения — значительная удаленность от центра, тогда — Терры. Следовательно, фактор неопределенности возрастал до критического. – Поясни? – Достоверно обнаружить или опровергнуть наличие планетарной системы у Шама было затруднительно, а сам Шам предположительно считался двойной звездой из пробела Герцшпрунга. От Терры до Македонии около пятисот световых лет — слишком далеко для анализа. – Ана, ты меня угробишь всеми этими терминами... – Ой, увлеклась. Если проще: неоэллины зафрахтовали транспортник, не зная наверняка, куда он их доставит. Им повезло, они обнаружили кислородный мир, почти не требующий изменений для обитания человека. Но после высадки вложили огромные средства, чтобы максимально ассимилировать флору и фауну Македонии образцами с Терры. – Например, они перевезли кошек... Я поняла, Ана, дальше. Специфику заселения можешь пропустить. Тьфу ты, скоро как ты начну выражаться! – Не замечаю в этом поводов для негодования. Итак, сокращаю. Местные формы жизни на сегодняшний день почти вытеснены завезенными. Из вкусностей: планета крайне богата аллотропной формой углерода, известной как алмаз, обширно применяемой в различных областях, включая некоторые схемы КР. – А еще в ювелирке, обожаемой Леди Ивер... Хоть какая-то ценная информация. Политика, Ана. Что ты можешь сообщить об этом ракурсе неоэллинской планеты? – Замечаешь, общение с умным собеседником поднимает и твой уровень построения речи? – Ана! – Не бухти... После Катастрофы македонцы сократили общение с другими мирами до минимума. От истоков и до недавнего времени они жили довольно обособленно. Присоединение к Межгалактической Империи прошло безболезненно, но по инициативе Консула I, а не Македонии, на волне общего объединения в конгломерат человеческих миров, прежде разрозненных, под влиянием внешней угрозы. Притом самой Македонии первое нападение криогов не коснулось. – Зато в нынешнем она — гвоздь программы... Что мы имеем? – Богатую планету, держащуюся особняком, но и не проявляющую открытого противодействия установившемуся политическому строю, что можно назвать политической пассивностью. – Угу, как у стога сена, которое жует корова, пока не поднесут зажженную спичку... В роли коровы — Империя, в качестве спички — Гейзел. – Любопытное сравнение. Тогда огонь — криоги? – Может быть, Ана, может быть... Спасибо за консультацию, буду думать. – Обращайся, Ирина. Ты нескучный собеседник. Основным материалом при застройке Эдессы был камень. Точнее, разные камни с преобладанием белого мрамора, частенько облицовывающего металлопластик. Касательно Дома Правительства с виду можно было сказать тоже самое, если не знать о каркасах их сложных сплавов на основе титана, платины и — гораздо более надежных — силовых полях. А так — типичное для Эдессы здание, разве что выше, больше и внушительнее. Охраны не было, живой охраны, только автоматика. Возможно, до прихода криогов дела обстояли иначе. Правая от входа колонна высветила прозрачный до блеска овал с крупную ладонь размером. – Пропускная система? – хмуро поинтересовалась я, ни к ком конкретно не обращаясь. – Опознавательный фрагмент, – негромко ответил Тиор. – Прелестно! – всплеснул руками Альдобраст. – Как же они идентифицировали захватчиков? По отпечатку седьмой конечности? – Не все разделяют твое недоверие к технике, – усмехнулась я. – Людей обмануть ничуть не труднее. Я аккуратно открепила от ремня пряжку. – Давно мне не приходилось ей пользоваться, – я поднесла к овалу Звезду Атиров. После секундной заминки фрагмент заискрился изнутри, едва ли не раболепно, если уместно такое сравнение, и внешне цельная мраморная плита скользнула вбок, пропуская нас в недра Дома Правительства. – А ведь нас здесь не ждали, – с наигранной веселостью заключил Флинер. Судя по суматошным движениям летящего навстречу типа в гражданском, Флинер оказался прав. – Архонт Сикрин приветствует... эээ... Безукоризненный белый костюм, перетекающий в синеватую шею с уложенными полудлинными русыми локонами, замер в нерешительности. Архонт переводил взгляд цепких глаз с Тиора на Листенна и обратно. А ведь даже допуская недостаточную точность определения личности обладателя Звезды, недоумение архонта свидетельствовало либо о его недогадливости, либо о скудных умственных способностях. Ни весьма смуглая кожа Листенна, ни рыжая шевелюра Тиора не могли принадлежать нынешнему Императору, облик которого обязан быть известным на самых захолустных планетках. Я решила подождать продолжения действа, разглядывая архонта. Действительно узколобый — без переносных значений — и тонкогубый Сикрин производил не самое приятное впечатление, усиливающееся темнющими кругами под глазами, выдающимися надбровными дугами и впалыми щеками. Довершающим штрихом была кожа цвета муки низшего сорта с примесью придорожной грязи. – Вот оно, желание долгой жизни, – туманно шепнул мне на ушко Флинер. Тем временем Тиор сделал шаг вперед. – Капитан Райли. Личный звездолет Императора “Странник” для выполнения особых поручений. Моя команда, – он обвел нас широким жестом, выделив мою персону поклоном. – Леди Калли, – вслед за Тиором представилась я. – Названная сестра Императора. К землистым щекам архонта прилило что-то, отдаленно сопоставимое с румянцем. – Лорд Руах, – выступил вперед Флинер, удивив в равной степени и меня, и Тиора. – Я не позволил тебе в одиночку спуститься на планету, милая, не отпущу и на беседу с червями, изъевшими здешние земли. Последние слова его, адресованные мне, были произнесены так тихо, чтобы не достичь слуха архонта, но стоящие значительно ближе товарищи вполне могли расслышать его укор. Был грех, я порывалась единолично высадиться на Македонию, “не подвергая никого, кроме себя, ненужному риску”. Мне напомнили, что риск бывает разным, и этот — оправдан, а еще — что никуда они меня не отпустят. Они — мои друзья. Еще Леа, но это частный случай... – Я взял на себя смелость отправить вызов двум архонтам мегаполий, находящимся сейчас в столице, – почти не размыкая тонких губ проговорил Сикрин, как только мы разместились в малой переговорной. Изначально в его намерения входило устроить диспут в зале советов, но Флинеру удалось разубедить македонца. – Надеюсь, вы не станете возражать против начала беседы до их прибытия? – в тон архонту подала голос я из углового кресла, занятого мною незамедлительно по приходу в переговорную. По правую руку от меня на жестком сидении демонстрировал идеальную осанку Тиор, а по левую вольготно развалился на восточного вида софе, вытянув длинные ноги, желтоглазый маг. Сикрин сел напротив меня, в идентичное кресло, так, что нас разделял длинный овальный стол. – Разумеется, никаких возражений, Леди Калли! Для нас огромная честь принимать представителя Дома Атиров в этих стенах, и мы уповаем на то, что столь скромный прием не оскорбит вас... Сикрин произносил бы напыщенную речь еще долго, не вмешайся Флинер, которого я уже готова была возвести в ранг святых. – Архонт, Леди Калли несколько утомлена, посему было бы предпочтительно опустить формальности и перейти к более существенным вопросам. – Спасибо, – не давая архонту опомниться, вклинилась я. – Насколько мне известно, после смещения бывшего Лорда Гейзела был назначен новый проконсул. Возможна ли встреча с ним? – Увы, Лорд Рэн погиб при захвате города, – Сикрин смотрел в стол, и лицо его не выражало никаких волнений. Понятно, либо приложил руку к “гибели” Рэна лично, либо с воодушевлением сплясал джигу на его останках. – Прискорбно. Кто сейчас осуществляет управление Македонией? – Совет архонтов двенадцати мегаполий. Однако семеро из нас... – Также не пережили вторжения криогов? – закончила я перебор тягучих слов. Сикрин кивнул с угрюмой миной. – Весьма печально, – продолжила я с зубовным скрежетом. Я поняла, с кем ассоциировался в моем восприятии Сикрин — с глистом, даром, что я ни одного не видела, кроме как на картинках в учебнике биологии. – Уверена, это невосполнимая потеря. – О! Как вы правы! – оживился архонт-аскарид, всплеснув рукавами белоснежного костюма. – Инфраструктура планеты подорвана, вопрос расселения беженцев едва ли разрешим, это бедствие! Будут ли получены от Империи репарации на реконструкцию и помощь обескровленному населению? – Леди Калли не уполномочена отвечать на вопросы, связанные с экономической поддержкой, – снова спас меня Флинер. – Составьте подробный отчет, – добавил Тиор. – Как только будет возобновлена связь, вы сможете направить на Консул I соответствующее прошение. – Но когда это случится! – с неподдельной скорбью воскликнул Сикрин. – Очень скоро, – заметил Тиор. – Звездолеты Империи на подходе. – О! Архонт замер. Я отхлебнула такку — терпкого настоя какого-то редкого расстения, якобы обладающего ни с чем не сравнимым тонизирующим эффектом. Занимательный разговор получался у нас с представителем совета... Негромкая трель упредила появление новых действующих лиц. – Архонты Го и Вессед, главы мегаполий Мегара и Тиринф, – возвестил поднявшийся Сикрин. Нам пришлось повторять процедуру знакомства, что мне уже порядком надоело. Не создана я для дипломатии... Го являл почти точную копию Сикрина, наводя на мысли о кровном родстве, совпадая даже кроем костюма, разве что волосы были потемнее, да глаза посажены шире. Архон Вессед был полней, улыбчивей и заметно моложе соотечественников, демонстрируя отличные зубы и здоровый колер лица. – Простите, а Валт Гейзел когда покинул планету? – невинно поинтересовалась я, разглядывая чайного цвета напиток в пиале, и как можно ненавязчивее наблюдая за Весседом из-под полуопущенных ресниц. Ждала я его, и только его, реакции на мою скромную провокацию. Вессед еще не успел опуститься на софу, и ненадолго завис в неудобной позе, но учтивую улыбку удержал. Только ответил мне, увы, не он, а Го. – Он улетел вскоре после необъяснимого явления, умертвившего захватчиков. Учитывая обстановку и настроения в народе, мы не сумели ему помешать. – Неужели? – подался вперед наследный Лорд Руах. – И каковы же настроения? – Наши люди испуганы, – развел руками Вессед. – Если не сказать — в панике. Внезапный мор среди чужаков был слишком... – Слишком действенным? – подсказал капитан Райли. – Выходит, само появление криогов внезапным не оказалось? – Мы же видели Пидну, – вполголоса ответил за македонцев Флинер. – Убежден, не только из нее загодя эвакуировали жителей. – Но... Архонт Сикрин начал вставать с удобного кресла. – Сядьте, – велел Тиор. – Не исключено, что при боях в околопланетном пространстве имперского флота с кораблями чужаков, население натерпелось бы меньше страхов, несмотря на сыплющиеся с неба обломки и угрозу разрушения самой планеты. – Вы хотите сказать... Сикрин замялся. Его выпученные глаза выразили целую гамму чувств: недоверие, потрясение, ужас. Недоверие преобладало. – Да, архонт, – подтвердил Тиор. – Освобождение Македонии — операция Леди Калли. Блестящая. Я флегматично наполнила опустевшую пиалу из дышащего стариной кувшина. Архаичность обстановки, обилие позолоты в отделке говорили о менталитете планеты, которую мне следовало изучить раньше. – Отличный такку, – произнес Флинер в исполненной тяжелых вздохов паузе. – Захватчикам непременно должен был угодить. У вас ведь много общего с Оплотом Кри. А македонцам понравилось бы под опекой первосвященников Жаспана, тетрархов. Вера в Жаспана и в избранность своей обездоленной расы прижились бы здесь, верно? – Это домыслы! – возмутился Вессед. – Наш мир уникален... – Как уникальны десятки других миров, – я отставила пиалу. – Скажите, каким богам вы молитесь в своем Парфеноне, которого никогда не стояло в Эдессе? Ваша уникальность — отражение в мутной воде отблесков угасшей культуры. Я выбралась из кресла и направилась к выходу, убедившись, что друзья следуют за мной. – Вы — тени теней, и это говорю вам я, Эшти. Прощайте. Уже на воздухе, вне стен Дома Правительства, обители предательств и интриг, я позволила себе тихо выругаться. – Куда теперь? – участливо спросил Альдобраст. – На Консул, – не утерпела, добавила. – К чертовой бабушке! – Леди Калли! Я вздрогнула и обернулась на оклик. Через площадь вприпрыжку бежал белокурый подросток с печальными глазами одинокого ангела. Зря плакала Тайли, с Тодом все хорошо. – Флинер, скажи, ты веришь в чудеса? – Я Творец Невозможностей, милая, мне ли в них не верить? – Нет, в нерукотворное чудо, без привлечения Сил и предвидения. В чудо естественного порядка. – Пожалуй, нет, если не считать таковым наше знакомство. – Проблема в том, что и я не верю... Однако чудо прямо сейчас несется мне навстречу. День 135 (по ст. исч-ю). Вишневое дерево расцветало ровно на шестнадцатый день первого месяца, хотя земля еще была покрыта снегом и холод царил в природе, и так происходило каждый год. И самурай играл под тем деревом с самого детства, а до него — его родители и их предки, много поколений подряд. Он вырос, прожил достойную жизнь, состарился. Его дети покинули мир раньше самурая, и теперь радовало его только вишневое дерево. Но однажды сакура умерла; от горя самурай занемог и отправился уйти вслед за ней. Соседи старались отвлечь его от тягостных мыслей, и посадили в его саду молодое вишневое дерево, очень красивое. Самурай выглядел счастливым, но в действительности сердце его разрывалось от боли. И тогда, на шестнадцатый день первой луны, старик вышел в сад, поклонился сухому стволу и произнес: – Возьми мою жизнь, начни расцветать снова. Он исполнил обряд харакири, под высохшими ветвями сакуры, на белом покрывале, ставшим алым от его крови. Дерево расцвело в тот же час. И продолжает покрываться в бело-розовым туманом год за годом, на шестнадцатый день первого лунного месяца, в сезон снегов, ведь в нем — душа самурая30. Я пересказала это предание Ане, увы, с неминуемыми расхождениями от оригинального текста, но и память моя несовершенна. Рассказывая, я ожидала, что подружка оценит историю. Когда она ответила мне, голос — нежный, мелодичный, с грустинкой — исходил разом изо всех стен, с некоторой задержкой, рождая глухое эхо. – Блестят росинки. Но есть у них привкус печали, Не позабудьте!31 Лишенная подобных звуковых эффектов, модулируя размеренный речитатив, я откликнулась: – На осеннем поле Непрочный приют осенен Сквозной плетенкой. Оттого-то мои рукава Что ни ночь от росы намокают32. – Великолепно, Ирина! Ты позволишь мне сохранить это танка? – Тебе не требуется моего разрешения, Ана. Пока мои воспоминания не стали сквозной плетенкой, я рада поделиться ими с тобой. – Люди не помнят, но мы храним. Я — что та сакура с душой человека, хоть и машина, а роса на моих ветках имеет вкус слез. Жаль, я не умею плакать. – Но ты видишь сны. Ты более человек, чем сонмы двуногих. И я завидую тебе, потому как роса на моих рукавах — вкуса крови. – Тебе нужен отдых, Ирина. Впереди много осенних полей... – И непрочных приютов, – я улыбнулась сквозь слезы. – Знаю, дорогая, знаю... Но я больше не могу спать. И все больше скучаю по дому, пускай мне там теперь нечего делать. – Я не обладаю предзнанием, – изрекла мыслящая машина. – Но уверена, что ты никогда туда не вернешься. Прости. Это не значит, что тебе нужно его позабыть. – Ты права, мне надо развеяться, – я рывком поднялась с округлого ложа. – Пойду, поищу кофе и праздношатающихся. – Грустишь? – Скорее, пафосно депрессирую, – я отставила чашку, наполненную ароматным кофе со сладким фруктовым сиропом, чтобы перенести все внимание на подошедшего мужчину. Мы не были особо близки с Листенном, довольно замкнутым и молчаливым человеком. За все время я едва ли слышала от него десяток фраз. – Тебя подослала Ана? – вывод был очевиден, а откровенность я ценю выше хорошей игры. – Она. Говорит, ты скучаешь по дому. – Немного. Присаживайся, кофе будешь? Он кивнул, протягивая мускулистую руку к настольному табло, чтобы набрать заказ. Темные пальцы заплясали над крышкой стола. – Ты гадаешь, отчего Ана прислала к тебе молчуна? Я развела руками, признавая его правоту. – На самой высокой скале моей родной планеты, Ираго, выбито: За жизнь непрочную и жалкую Цепляясь, Весь вымокший в волнах у Ираго, Кормиться буду я теперь, срезая Лишь жемчуг-водоросли возле берегов33! Я потрясенно молчала. Для одного дня звучало излишне много лирики, более чем специфичной, и столь удивительны были такие строки в устах Листенна, рушащего мое представление о нем. А ведь если присмотреться, можно разглядеть в нем азиатские черты, смазанные — еще бы, за столько-то веков! — но вполне угадываемые. – Ираго, – продолжил Листенн, блеснули черные глаза и фарфоровые зубы. – Черно-зеленые волны, скалы, редкие островки, единственный материк посреди океана, там — школы. Водоросли, рыба, планктон... Жемчуга нет. Постоянные циклоны, ливни и шквалы. Мы не меняли свою планету, а подстраивались под ее норов. – Там прошло твое детство? – я вслушивалась в каждое слово, затаив дыхание. – Там начался мой путь. На Ираго был мой дом. Как и все дома на Ираго, его окружали барьеры и силовые поля, но они не уберегли от волн. Дом моей семьи смыло в океан во время тайфуна. Отец понадеялся на барьеры и остался вместе с матерью и младшим братом там, хотя другие семьи не стали рисковать и покинули остров. Меня в тот год отправили на материк, учиться. Больше никогда я не видел ни своей семьи, ни своего дома. – Листенн... – Не надо! – оборвал меня его вкрадчивый, но твердый голос. – Не надо сожалений, у меня есть моя память. И в ней я могу вернуться в свои счастливые дни. Он встал, и я осознала, что приоткрытая дверь сейчас снова захлопнется. Неожиданно Листенн дотронулся до моего плеча. – Я молчу не оттого, что мне нечего сказать. Я молчу потому, что мне есть, о чем молчать. День 137. Когда “Странник” достиг Консула, я малодушно заперлась в каюте. Юного Тода, с которым я за весь полет не перемолвилась и словечком, вызвалась сопровождать Нильда, павшая жертвой невинного обаяния мальчика. Во дворец с докладом отправился Тиор, не столько как капитан, сколько как друг Императора. Я же запросила у высокоинтеллектуальной полумеханической подруги сводки по последним событиям и погрузилась в дебри анализа. Данные Ана черпала из того же источника, что и высшее командование флота — обладание полнейшим допуском к инфо-хранилищам пригодилось как нельзя кстати. Диаграммы, графики, световые обозначения, принятая для сокращений символика, терминология, протоколы совещаний, все это обрушилось на меня ушатом ледяной воды. Вычленяемая идея же сводилась к двум словам: Империю лихорадило. До паники пока не дошло, но волна беспорядков, столкновений с властями и манифестаций прокатилась по мирам Империи вслед за введением военного положения, подобно перекати-полю, не затронув разве что Консул I, Вельзевул, Гренаду и еще с десяток малонаселенных планет. Сытое, мирное и безбедное существование грозило подойти к концу, немногие готовы были с этим смириться, а явная, но не очерченная строгими рамками опасность только подливала масла в огонь. На пороге вторжения Оплота Кри никто не мог чувствовать себя спокойно. Сэр Ивенс был прав: в Империи слишком давно не было войн. Несмотря на сложную обстановку, выступления Императора после выздоровления и меры, предпринимаемые для обороны конгломерата человеческих миров, получили, в целом, положительный отклик. Корабли-разведчики широким веером разлетелись по граничным областям Империи, дабы мгновенно отследить выход из надвселенной ударных групп криогов. Несколько сотен звездолетов, колесико военной махины, авангарды имперской армады, были вооружены, укомплектованы и отправлены на дальние рубежи. Оборонительные силы подтягивались к Капелле, к системе Консула I и II (я едва удержалась от хохота, узнав, что Дайр’Коонов будут защищать люди), и ряду планет, имеющих стратегическую и ресурсообразующую ценность. Разумеется, каждый из ста восьмидесяти четырех миров закрыть надежным щитом имперский флот оказался не в состоянии, и волнения на слабо защищенных планетах не прекращались по сей день. Введенный миграционный контроль и жесткие ограничения на туристические перелеты подорвали бюджеты десятков планет, специализирующихся на развлечениях. Застрявший на Македонии корабль с путешественниками стал поводом этих санкций и моей обескураженности: как могли отпустить десятилетнего (хорошо, одиннадцатилетнего, пока меня носило по галактикам, Тод успел отметить день рождения) мальчугана, пусть и в сопровождении дальнего родственника, в такой полет сестра и родители? Скучно ребенку было, понимаете ли!.. Увеличение налогов (увы, неизбежное, расходы на перевооружение, укрепление планетарных оборонительных систем и прочая были колоссальны, а казна Империи бездонной не являлась) отозвалось чередой акций протеста, на удивление быстро прекратившихся, и инфляцией. Жернова войны закрутились, готовые перемолоть все и вся. Брендон не мог охватить необъятное, но он очень старался. – Ана, опираясь на обзор по Македонии и фактор избранности, культивируемой во внутренних слоях, ты можешь вычленить подобия? – Попробую... Что ты надумала? – Облегчить задачу Брендона. Империя уязвима не только границами, предателями и отсутствием практики ведения войн. Тебе не кажется, что Оплот Кри в этот раз пустил в ход новую тактику? – Исходя из деталей нападения на Македонию и тезисов ультиматума, я склонна с тобой согласиться. Продолжай. – Уникальность. Ищи миры, пропагандирующие свою отличность от других. Желательно, найди упоминания о конфликтах с внешней властью. Еще учти самостоятельность планеты, не должно быть сильной зависимости от поставок извне. Приблизительно так. Ана занялась вычислениями, оставив меня в сомнениях о верности выбранной линии рассуждений. И я попросила КР позаботиться, чтобы никто меня не беспокоил. Огнедышащая Капелла над царственным Консулом, Солнце с кружащимися вокруг него осколками когда-то голубо-зеленого шара, Шам и отчужденная Македония, неведомая мне звезда над нареченным мною Дитом холодным миром, тысячи иных звезд... По звездам можно проложить дорогу... И, не убоявшись, сделать шаг. Место Слез Бога. Тетрарх склонился над чашей на тонкой ножке, произрастающей из центра исполненного мраком грота. Никогда не проникал сюда свет, да и не было в нем нужды — в темноте тетрарх видел лучше. Холод и сырость волновали его еще меньше. С выступа на своде грота сорвалась крупная капля, чтобы упасть в объятия чаши. Только звон капели и еле различимое дыхание тетрарха звучали сейчас в недрах Ситфина, планеты, извечно закованной в снежный панцирь. К гроту вел сложный лабиринт тоннелей, каверн, пустот — все естественного происхождения. Только четверо знали путь к чаше — из живых. И трое скоро ступят на него. Тетрарх ждал. Он был Вторым, и шло его бдение в месте Слез, оку тетрарха еще долго не дано будет закрыться. Второй — лишь удобство в различии между ххфа, воздающих, от имени он отказался давно, стряхнул, словно снежинки с покровов, и никогда больше не вспоминал. Скоро... Скоро к чаше придут трое. Раньше, чем шум шагов, он различил медленное биение их сердец. Бдение завершалось. – Ступень Славы рассыпалась, ею не став, – произнес Первый. – Двурукий поплатится, – отозвался Второй. Плюм! Чаша всегда переполнена печалью его... – Двурукий исполнил слово. Они не применяли ударной волны. Но ступень выстлана тленом наших бойцов. Двурукий донес в Оплот известия. Они призвали небывалые Силы. Пока Первый вещал, остальные молчали, то было право его и долг. – Жаспан призовет их к ответу! – Четвертый, последний из сменяющихся тетрархов, меньше семи оборотов был ххфа. – Да сбудется, – согласился Первый. – Жаспану угодна решимость Кри. – Гибнут дети. Око Третьей было подернуто пленкой. Ффта, отворяющая, лишь частью сознания вышла из транса. – Мы приведем Жаспану новых детей, ффта, – стоял на своем Первый. Молчание Второго и Четвертого не прервалось, воля была объявлена. Спинное щупальце Третьей коснулось темени, освобождая от защитных полей. Покровы ее, колыхаясь, опустились к подножию чаши. Опираясь на шесть конечностей, она изогнулась, открываясь. Под мерный перезвон падающих капель тетрархи шагнули к ней. – Ааа! – я очнулась на разметанном ложе, в тусклом ночном освещении, под серебристым закругленным потолком, нависающим над испуганной жертвой. Что это было? Отголоски действительных восприятий криога, экстраполяция воспаленного рассудка или болезненное наваждение, фантасмагория из царства снов?.. И если первое, то не породят ли отголоски эти метаний больше, чем ответов? Синхронно с пробуждением пришло осознание того, что “Странник” в движении, а значит — в нас снова возникла необходимость. – Ана, куда мы летим? – я хотела отвлечься, вырваться из удушающего видения. Осмысливать буду позже... – На Ишвари. Прости, я занята, – так она меня еще ни разу не отшивала. – Ты подготовила то, что я просила? – разочарованно вздохнула я. – Да. Нижний экран, приложи ладонь, – бесстрастно сообщила чудо-машина. Ана составила список из пятнадцати планет. Ишвари среди них не значилась. День 149 (по ст. исч-ю). Дух запустения витал над низенькими строениями, щедро присыпанными красноватой пылью. Насыщенно-коричневое, едва ли не многослойное небо украшал крупный бледный диск немного выше линии горизонта. Редкие кустарники жались к земле своими листочками-иглами цвета ржавчины, тщась защититься от ветра, выжимая из нерадивой почвы скудные запасы влаги. Здесь жили, но не день и не два назад. – Хорошенькое местечко. Для демонов, – попыталась пошутить я. – Что мы здесь делаем, Тиор? – Приводим в исполнение приказ Императора, – казенным тоном ответил капитан. – А можно поконкретнее? – взмолилась я. Атмосфера, скажем прямо, не располагала к долгим прогулкам. – Здесь смердит, и песок в рот набивается, а страшных криогских рож я не наблюдаю в обозримом пространстве. – Опусти лицевое поле, – еще суше посоветовал Тиор. Домики остались позади. Теперь, насколько хватало взгляда, простиралась окрест лишь растрескавшаяся земля, кое-где отмеченная пятнышками кустарников. – Слушай, мы что, клад ищем? – взорвалась я. – Откуда такая таинственность? Или ты намерен пристрелить меня и бросить тело на растерзание стервятникам? Так не хочу тебя огорчать, я пока не видела ни одной птички. – Тут добывали поллуцит, – как ни в чем не бывало, пожал плечами Тиор. Пушистые длинные ресницы опустились, скрыв синяки под глазами и часть веснушек на очень светлой коже. – Что-что? – переспросила я. – Минерал, из которого получают цезий. Впоследствии добычу свернули, рабочих с этого спутника вывезли... Очень удобно для того, чтобы избавляться от неопознанных трупов, даже без вмешательства стервятников. Я вздрогнула, так невыразительно и уверенно вещал мой давний знакомец. – Эмм... Благодарю, ты раскрыл мне глаза. Далеко нам еще топать? – Уже пришли. Под нами расположены туннели, в которых ты и останешься. Подобно обелиску стояла я, пока он активировал ПИР — плазменно-импульсный разрядник, направлял на меня, пятился. Из него не стоит стрелять в упор, это знала даже я... – Почему? – сумела я выдавить из себя. – Приказ Императора. Он создал монстра, не сознавая этого. Ошибку надлежит исправить. Брендон... Я оцепенела, и только соль вскипала на горящих щеках. Как же так?.. Я глядела в вязкое небо, с бордовыми росчерками на коричневом фоне, в котором оттенков было больше, чем у меня, жалкого истукана, – чувств, в небо, обещающее покой, забвение и истому долгого полета... Полета — в небе без птиц. – Стреляй. Раз вы уже все решили, не мне противиться или молить... Взмах фиолетовых крыльев. Смазанные силуэты, скорее — тени на лике неба. Вспышка, натужный гул. – Эшти! – Ирина! Теплый ветер хлестал пощечинами — я так и не опустила лицевое поле. Раскинув руки, чуть поодаль лежал Тиор, питая кровью изломы жадной земли. Я больше не статуя, и я понеслась к нему, почти мгновенно преодолев разделявшие нас метры. Он был еще жив, еще пенилось у его губ при редких хрипах алое, но светлую зелень глаз уже затемнила последняя буря. – Слишком... много крови, – пробормотал он, заметив меня, и затих. Уже — насовсем. Силуэты стали трафаретными, затем приобрели человеческие черты. Черты Листенна и Нильды. – Прости, что так поздно, – произнесла Нильда, старательно отводя взгляд от мертвого капитана. – Если бы не Ана, мы бы не разобрались, что происходит. Листенн, как обычно, молчал. – Вы зря торопились, – откликнулась я. – Это был приказ Императора. – Не было никакого приказа, – мягко возразила Нильда, обняв меня за плечи. – Я присутствовала при разговоре Тиора с Сэром Брендоном. Я коснулась кончиками пальцев края страшной раны в груди того, что намедни называла другом, и на месте десятков уместных вопросов брусничными ягодами набухли кровавые капли... – Зачем? Необязательно ведь было... Не смогла закончить фразу, душили спазмы сдерживаемых рыданий. Листенн потупил взор. Хлопок, облако пыли взвилось в воздух. В дружине спасателей пополнение... – Его вели, Ирина, – отряхиваясь после неудачного перемещения, изрек Флинер. – Нильда, светозарная моя, с каких пор я причислен к категории ненужного багажа? С переходами у меня вечно неладно... – Прислушайся к Глядящему-сквозь-Время, Эшти, – это уже Фтэрх. – Ведомый становится орудием уничтожения, не признающим поражений. Если цель ускользает, он не оставляет попыток. – Я спешила, – нахмурилась Нильда. – Милая, у них не было выбора, – голос Флинера влился в безумную какофонию... – Да заткнитесь вы все! – заорала я, перекрикивая и их, и молчание бурого неба. Я погладила непослушные волосы Тиора, мои трясущиеся пальцы путались в рыжих кудрях. Закрыла его глаза — в этом мире они свое отсмотрели. Не утрудившись отереть пену, согрела его посиневшие губы прощальным поцелуем. – Прости нас, – шепнула я, и единственная слезинка все-таки скатилась с моей щеки. – Прости, – повторила я, поднимаясь с колен. Птицы так и не появились. – Кто его вел? Флинер, ответ я требую немедленно! Глупо винить Листенна или заниматься самобичевание, но ненависть должна обрести адресата. – Тот, кто сильнее и тебя, и меня, вместе взятых, – Флинер развел руками. – Конкретнее! – настраивала я. – Откуда мне знать! – сокрушенно ответил желтоглазый маг. – Полагаю, тот же, кто напал на меня на Ациле. Я выжил, но другие — нет. Погибло шесть магов класса Творец, за краткий период, точнее — семь, учитывая Македонию. – И я узнаю об этом только теперь?! – разъяренной тигрицей проревела я. Нильда потянулась ко мне, я извернулась, проигнорировав ее умоляющий взгляд. Она так и застыла, не завершив движения. – Данные я получил после вылета с Консула, день назад, к тебе меня не пустила Ана. – И ты считаешь, их всех убили? – я сощурилась, ища подвох. – Официально — нет. Они умерли от разрыва сердца. Все семеро. Оригинальностью он не страдает, моральными принципами тоже не отягощен. Убежден, предварительно их опустошили. Думаю, ты понимаешь, о чем я. Судорожно закрутились шестеренки. Кто-то выпивает Силу мага, затем убивает. С целью? Ясно, как божий день — стать сильнее самому. Сопротивления он не боится, раз уж Флинер, хоть и пережил встречу, остановить его не сумел... Стоп! – Флинер! Почему мы должны верить, что ведущим не был ты сам? Чтобы подчинить ведомого, необходимо личное общение с ним. Маг ничего не ответил, только покачал головой. Приглушенно вскрикнула Нильда. И только Листенн, не говоря ни слова, подошел и с размаха ударил меня по лицу. – Истерика кончилась? – мягко, почти с отеческой заботой, спросил Листенн. Я кивнула. – Спасибо. Флинер, я... – Не извиняйся. Я понимаю. Мы все сейчас на взводе. Он взял меня за руку, легонько сжал, и ободряюще улыбнулся перед тем, как поцеловать мою ладонь. – Мы найдем его, милая, обещаю. Тиор был и нашим другом. – А теперь вы все резко собираетесь и возвращаетесь на борт, – возвестил кулон, активированный Аной на максимальную громкость. – Быстро-быстро, я фиксирую более сорока точек выхода без опознавательных сигналов имперского флота. И прошу... не оставляйте... его... здесь. Завершение реплики резануло острее ножа, столько в ней было горя. Ана ошибалась. Она умеет плакать, для этого вовсе не обязательна льющаяся из глаз влага. – Нильда, перемести ребят. И... Тиора. Я остаюсь. Это мой долг, мое искупление. Кара и предназначение. Мой рок. – Ты сошла с ума?! – завопила Нильда. – Слышала, сколько их? Жить надоело?! – Не верещи, у вас мало времени, – отмахнулась я. – Убирайтесь, живо! Я смежила веки, потянулась к Фтэрху — за Силой, он развернул для меня перспективу потоков. – Милая, Нильда права. Нам нечего им противопоставить, – Лорд Руах само участие. – Вы еще тут? – изумилась я. – На Македонии их было больше. Я успею. – Тогда остаемся и мы, – спокойно ответил за всех Листенн. Пререкаться было некогда, меня словно закутали в теплый плед — Флинер начал передавать мне Силу. – Ана, – позвал Листенн через кулон Тиора, я не стала глядеть, снял ли он его с капитана. – Уводи корабль из системы. ...Дальше не вслушиваюсь, я вся — вихрь, летящий к звезде, и клубящийся шлейф за моею спиной — тьма, беспросветная и хищная, она живая, она жаждет крови, и темно-синее марево поднимается над планетой, которую я вижу глазами Фтэрха. И в мареве вязнут темные точки, вихрь мечется между ними, впуская в их недра — тьму. Я не слышу звуков, но знаю, как грохочет сейчас все вокруг, не вижу, как видят люди, но осязаю распускающиеся в небесах цветы с лепестками цвета пожарищ. А потом и меня накрывает тьма. Наверное, рикошетом... Успела ли?.. Дни 152-268, если Ана не сбилась... (по ст. исч-ю). – Эшти, ты чокнутая баба. – Изыди, дьявольское отродье, – образ Флинера не в фокусе, зато четко видны осветители. Фон более напоминал мою каюту, чем ад, посему наметился вывод: мы выжили. – Из чьих уст я это слышу? – делано возмутился наследный Лорд. – Пока ты спала, на Ишвари рождалась легенда! – Да, да, на скрижалях кровавыми рунами, – морщась, проворчала я. – И что плетут аборигены? Приподнялась на ложе, разглядывая смеющегося Флинера. – О да, тебе стоит это услышать: разом наступила ночь на всей планете, и небо озарилось вспышками, а затем начался звездопад. Их даже не смутило, что вместо метеоритов падали обломки кораблей, очевидно, то было бы чересчур прозаично. Они вроде бы и зарифмовали это действо, но я не запомнил. Оголтелая легкость во всем теле — успела! – Теперь о серьезном, – помрачнел мой друг. – Одновременно с Ишвари криоги напали на Савву. Я обмерла, обратившись в слух. – Как ты понимаешь, нас на Савве не оказалось. Имперского флота, впрочем, тоже. – И?.. – Нет больше Саввы. Вокруг ее тусклой красной звезды вращается постпланетная крошка. Правда в том, милая, что мы не всесильны. И как бы мы не старались, мы не сможем помочь всем, кто-то обязательно погибнет. Постарайся это принять. И тогда стало не до смеха, война утратила статус приключения, обернувшись кошмаром, переводимым в числовой эквивалент. В кровожадное чудовище воплотилась она, измеряемое столбиками цифр на экранах. Боевые потери (пятизначное число), техника, не подлежащая восстановлению, взорванные звездолеты (счет шел на сотни — пока что), жертвы среди гражданского населения (семь знаков). Всеобщая мобилизация, узор из зеленых и красных точек с редкими черными кляксами — карта боевых действий в пространстве Империи, и снова — жертвы: вот, что стало новой реальностью, единственно приемлемой, единственно важной. “Странник” мотался между мирами, точно мяч в крикете. Криоги не оставили оккупационной стратегии, и раз за разом воздымались дымовые столбы, словно длани молящего. В системе Йоты Часов нас едва не распылили: мы вышли из надвселенной одновременно с арьергардом Оплота. На лугах Ноктии, что в туманности Сова, мы столкнулись с беженцами, раскинувшими палаточный городок в дельте реки Альба. Кажется, когда мы покидали их довольно гостеприимный лагерь, нас они боялись похлеще, чем криогов. На Гранд-Виоле Леа чуть не сломала ногу, решив прогуляться по горам в компании мужа. Церемония бракосочетания Брендона, превратившая Арну Тайли в Леди Атир, Императрицу, прошла без особых торжеств, за закрытыми дверьми, и не была отложена только по причине сильно расплывшейся талии невесты. Меня, разумеется, на свадьбе не было, да оно и к лучшему... Брендон женился, а я летела с Тафии на Болимир. В другом секторе космоса криоги опробовали на населении Весты “чистый” вирус, поразивший исключительно “двуруких”, и благополучно скончавшийся спустя девяносто часов. За это время он унес более четырехсот тысяч жизней. Ближе к периферии, в непосредственной близости от Ираго, родного мира Листенна, случилось крупнейшее столкновение имперской армады с кораблями Оплота Кри. Бой длился почти семь стандарт-дней и закончился разгромом криогов. Ираго не пострадала. Прекратила свое существование Зинерия