Дикий

— Замечательно. Только я… Безоружный.

— Этого добра хватает!

— «Стечкин» с глушаком. И запас обойм к нему.

— Будет «стечкин».

— И еще — машина.

— Нет проблем.

— Светиться на «мерсе» не стоит.

— «Восьмерка» подойдет?

— Хорошая машина. В глаза не бросается.

Больше вопросов нет. Николай показывает мне комнату, где я могу поспать. Квартира у него большая, и места навалом.

Ростов — город исторический. Но я сюда прилетел не по церквам и музеям ходить. Поэтому я целый день на колесах — изучаю места возможного появления нового клиента. Вчера Света выбрала мне в магазине зимнюю кожаную куртку на меховой подкладке. В ней тепло и удобно. Клиент имеет несколько офисов в центре города, и я, как положено, исследую все возможные подходы, места, где лучше оставлять «восьмерку», которую мне дал Николай.

Снега за ночь намело прилично, но дворники и не чешутся. Пробираюсь дворами, приходится перепрыгивать через сугробы.

Захожу в простую рабочую столовую и беру себе тарелку горячего борща — самое то после зимних прогулок. Сижу за столом в углу и делаю выводы. В центре этого клиента хренова не взять. То есть можно его, конечно, замочить, но уйти просто так не удастся. И охраны у него достаточно, и места неудобные. Николай говорит — если мудака убрать, то остальных он подомнет. Я его уберу… Уберу я его возле загородного дома. По крайней мере, постараюсь. Опять же — зима, снегом заметены обочины и съезды с дороги. В лесочке тачку не оставить. Утром я уже к загородному дому подъезжал и в общих чертах разобрался. Там лучше всего.

Темнеет быстро. Еду в темноте через город, не спешу. Когда еще этот черт появится! Я изучил его фотографию — с нее на меня смотрел молодой человек с копной светлых волос, с тонкой шеей, с веселыми глазами. Он, говорил Николай, побывал в Афгане и теперь парень нервный и без тормозов. Сегодня я видел его несколько раз — вовсе он не похож на фотки. Потяжелел, худобы как не бывало. Что ж, нервные в наше время долго не живут…

Машин на улицах достаточно, и все едут не спеша, стараются привыкнуть к зимней езде. Да и я не спешу. Выезжаю за город и чуть было не пропускаю нужный поворот. Вечером перекресток выглядит совсем по-другому. Еду дальше по шоссе, окруженному елками. Откуда здесь, на юге, елки? А может, и не елки, а какие-нибудь лиственницы?.. Мне не нравятся мои вялые мысли. Начинаю не думать. Сразу привычно дикое начинает копиться внутри. К тому моменту, как я останавливаюсь, не доезжая до нужного мне объекта, во мне — только импульсы. И еще «стечкин» с двадцатью патронами. Пистолет лежит на соседнем сиденье — только руку протянуть.

Сижу и жду клиента. В зеркало заднего вида хорошо видно начало проселка. Иногда на шоссе мелькают фары проносящихся машин. Проселок довольно узкий, и моя машина тоже бросается в глаза. Завожу двигатель и проезжаю чуть дальше, за дом клиента. Но теперь мне не видно шоссе, и я могу пропустить момент, когда афганец появится. Сижу и соображаю. Салон быстро остывает, и становится холодно.

Забираю «стечкина» и выхожу, предварительно прогрев двигатель. Легкой трусцой пробегаю по дороге в сторону шоссе. Делаю несколько шагов с дороги и проваливаюсь в снег. Еще не успела зима намести по пояс — и на том спасибо. Облокачиваюсь на ствол дерева и приготавливаюсь ждать столько, сколько будет нужно. Стою в темноте, сгибаю-разгибаю пальцы. Пальцы мерзнут, но и это привычно. Ничего нового ни в чем. «Море, море» — и вот оно, море, вокруг. Теплая синяя гладь до горизонта, которого уже касается малиновый диск солнца. И лишь тень от птичьих крыльев на серебряной синеве.

На шоссе загораются фары, видно, как машина притормаживает и начинает сворачивать на проселок. От меня до дороги шага три всего, и напротив того места, где я встал, — колдобина. Тачка притормозит. Тачка — БМВ.

Фары поджигают снег, и тени от деревьев начинают двигаться, словно живые. Машина приближается, и я сжимаю пистолет двумя руками, поднимаю к плечу. Остается с десяток метров, когда я узнаю марку — БМВ! БМВ мне и нужен…

Тачка притормаживает на колдобине. Делаю шаг в сторону, вытягиваю руки и нажимаю на курок столько раз, сколько в обойме патронов. В ней на четыре БМВ хватит…

Машина словно поскальзывается, утыкается сперва в сугробчик, а после сползает передними колесами в канаву. Двигатель работает покуда, потому что живой. Меняю обойму и прыгаю к тачке, дергаю на себя заднюю дверцу и смотрю. Я и в темноте вижу отлично. Народ лежит вповалку, а кровянки почти нет. Из черных дырочек на головах черные струйки убегают под зимние воротники. Вот и афганец мой. Отвалился назад, будто пьяный. Это тебе, парень, не Афган. Там и по рожам можно было разобрать — ху из ху! А тут только свои вокруг… Вытягиваю руки и делаю контрольный выстрел в голову афганцу.

Лечу вперед по дороге, выбрасываю в лес «стечкина». Запрыгиваю в «восьмерку» и завожу двигатель. Тот не: успел остыть и заводится сразу. Еду вперед по проселку, сворачиваю, гоню, стараясь не угодить в кювет, делаю круг и выезжаю на шоссе. Город Ростов не за горами.

Николай благодарит, жмет руку. Чувствую, как вспотела от волнения его ладонь.

— Что б такого тебе сделать? Если б ты знал, как этот хрен меня достал. Настырный и злой парень был.

— Пару «стечкиных» я б у тебя позаимствовал. Серьезная машина.

— Что пару! Я тебе целый ящик к Новому году подарю!

— Подари. Не откажусь.

Николай обещает приехать в Харьков через пару дней.

— Я и Валеру из Киева приглашу, — говорит он.

— Отлично, — соглашаюсь я. — С моей стороны будет Леха из Джанкоя. Парень теперь всеми делами заправляет.

— О’кей, босс, — усмехается Николай. — Организуем русско-украинское совместное предприятие.

«Надежный он парень, классный, — думаю на обратном пути в Харьков. — Все у нас получится».

Посреди Харькова на площади поставили высоченную елку, и теперь на ней целые сутки горят разноцветные огни. При виде этой елки я вспоминаю давние годы, детство, когда мы с мамой перед Новым годом пошли в зоопарк. Это я уговорил ее. Мама мне долго объясняла, что зимой в зоопарке не так интересно, как летом, поскольку зверям холодно и их не держат на улице. Но я настоял. Мы бродили по заснеженным дорожкам зоопарка, и я все спрашивал: «Мама, а где же тигры, где обезьяны?» — «В Африке, сынок, — отвечала мама. — На зиму их отпускают в Африку». Но многие птицы оставались на прежнем месте. Наши русские скворцы и синички выпрыгивали из небольших клеточек и весело скакали, клевали зерно. Тут же, на воле, возле клеток вертелись воробышки, отнимали крошки у медлительных голубей. Возле Планетария также горела елка, а в предвечерней дымке золотился шпиль Петропавловки. Мама скоро устала, но я не хотел уходить. Я успокоился лишь тогда, когда мы остановились возле огромной клетки, внутри которой скрывалась настоящая скала. На сером камне я сперва не увидел никого. Но вот на вершине, кажется, ожил камень. Медленно и страшно расправились крылья, и показалась голова на жилистой шее. Клюв загибался, словно кинжал из индийских сказок, а желто-огненные глаза внимательно смотрели на меня…

Все приготовления к Новому году Света взяла на себя. Она позвонила в какой-то ресторан, и те взялись сервировать стол в нашем загородном доме. Теперь мы его не использовали больше как конспиративную хату. На Сумской тоже места достаточно, но Новый год надо встречать с видом на снег.

Я вообще ничего не касался, но когда увидел накрытый стол, не мог не удивиться вкусу Светы.

— Из тебя бы дизайнер получился классный! — сказал я. — А ты в техникум пошла.

— Это не я вовсе, — застеснялась девушка. — Я только помогала.

Я еду в город и встречаю Николая. Он приехал вместе с Валерой, который из Киева сперва заехал к нему в Ростов.

Постепенно все собрались. Леха еще накануне прибыл. С ним Инна-русалка. С Андреем тоже милая девушка. Все приоделись, все выглядят «на миллион долларов», как говорят американцы.