Дикий

— Плевать.

Мы катаемся по зимнему городу. Я паркуюсь в центре. Болтаемся по магазинам и покупаем все подряд — цветы, одежду, еду. Сидим в ресторане. Едем на Сумскую и делаем то, что нам хочется.

Она бродит по квартире в моем халате и улыбается. Я тоже улыбаюсь.

— Можешь жить у меня, если хочешь, — неожиданно срывается с языка.

Света останавливается посреди комнаты.

— Правда? — спрашивает. — Ты не пошутил?

— Так не шутят! — смеюсь.

— Здорово! — Она счастлива. — А куда мне положить учебники?

— Да вот — письменный стол! — смеюсь я. — Я им не пользуюсь. Учись на здоровье.

Пара учебников у нее с собой имеется. И еще — несколько тетрадей. Она достает их из сумки и кладет стопочкой на угол стола. Из халата выглядывают шея и плечи. Это так трогательно. Я зову ее. Она оборачивается, встает и подходит. Она ложится рядом, и я обнимаю ее.

Утром Света хочет уйти в техникум, но я не пускаю ее. Показываю, где лежат деньги, говорю:

— Хватит себя мучить. Сегодня у тебя выходной. Если тебе так нужен этот чертов диплом, то давай я его тебе куплю, чтобы не мучиться.

— Разве так можно? — удивляется девушка, а я удивляюсь ее наивности:

— Еще и не так можно.

— А ты, вообще, чем занимаешься? Ты объяснял, но я как-то не поняла.

— О-о! Я, Света, в каком-то смысле на дипломатической работе. Занимаюсь русско-украинскими отношениями. Это в определенном смысле новая работа.

— Интересная, наверное, у тебя жизнь! — завидует Света, а я честно отвечаю:

— Работа нервная. Иногда очень устаешь. И ошибок делать нельзя.

— Ух ты! — качает головой Света. — Дипломат! Завидно.

— Завидовать нечему.

— Хорошо, в техникум я не пойду, но мне все равно надо позаниматься.

Она склоняется над учебниками, а я иду на кухню. Завариваю кофе и долго сижу над чашкой. Все закончилось успешно, но внутри напряжение не спадает. Слишком долго я был, как оголенный нерв. Надо отвлечься, отдохнуть, проводить все время со Светой. Хватит этих бесконечных поездок. Выкинуть из головы бомбы и глушаки, обоймы и автоматы. И не вспоминать, просто не помнить этих бесконечных покойников. Покойник — это от слова «покой»…

Набираю номер и зову Андрея. Спрашиваю у него про «Жигули», которые покупали по моей просьбе. Андрей говорит, что пришлет парня с машиной, если надо.

— Надо, — отвечаю.

Скоро машина стоит под окнами, я отбираю у Светы учебники, и мы спускаемся на улицу. Едем за город на объездную дорогу, и я предлагаю Свете попробовать поводить машину. Она тут же загорается, перебирается на водительское сиденье. У нее получается неплохо. Оказывается, у ее отца в Днепропетровске есть старенький «Москвич» и ей уже приходилось сидеть за рулем.

— Папа только возле гаражей разрешал ездить, — сообщает Света.

— Тогда вези меня в город.

— Правда? Можно?

Мы едем обратно. Света ведет машину, со всей силы сцепившись в руль, а когда я начинаю советовать, отвечает:

— Подожди. Не мешай.

Я не мешаю, но все-таки прошу остановиться. Она уступает неохотно. Доезжаем до центра. Вижу вывеску на стене. «Фото». Останавливаюсь. Выходим. Спускаемся в полуподвальчик фотоателье, и старый еврей с умными глазами снимает Светлану. Аппарат у него какой-то старый, лет сто аппарату. Фотографии будут готовы завтра.

На следующий день забираю фотки и звоню Андрею. Он приезжает и забирает фотографии и записывает данные Светы.

— Смотайся к «папе», — прошу, — пусть сделает права по-срочному.

— Ноу проблем, — кивает Андрей.

— Что? — Я не понимаю сразу.

— Так «папа» скажет, — переводит Андрей и уходит. Так я отдыхаю, а на душе неспокойно. Не умею я еще отдыхать.

Вечером звонит Николай из Ростова.

— Привет, Коля! Как дела?

— Да вот выбрался из подполья. Дела налаживаются. Тут твоя помощь понадобилась. Если можно, конечно.

— Ясно. Насколько срочно?

— Как тебе сказать… Желательно сейчас.

— Даже так! Хорошо, выезжаю.

Света приготовила ужин, и мы едим вместе. После я ошарашиваю ее сообщением об отъезде.

— Дипломатическая, так сказать, работа. Ты же сама говорила.

— Прямо так и едешь?

— Прямо, Светик! Вернусь через несколько дней. Я тебе ключи от квартиры оставлю, а ты сделай дубликаты. О’кей?

Я достаю из кухонного шкафчика газовый пистолет и объясняю девушке, как с ним обращаться.

— А это еще зачем? — спрашивает Света.

— На всякий случай, — смеюсь и ухожу.

Сколько километров я уже накрутил по дорогам за последние месяцы! И вот я опять в пути. Казалось, что дело сделано, история симферопольского кейса с наркотой закончилась кровавым, но хеппи-эндом, можно пожить немного на одном месте, понаслаждаться тем, как любимая женщина вьет гнездо, как она трогательно раскладывает свои вещи по полкам, как гладит тебе брюки и моет посуду. Домашняя и ровная житуха-быту ха. Но я все-таки дикая птица с сильными крыльями. Сильными — потому что постоянно летишь куда-то, работаешь. Домашней птице — гусю, индюку, петуху — тоже бывает неплохо, тепло и сытно. Но домашней птице рано или поздно отрубают башку и варят из нее суп…

Вот я и лечу снова по ночной дороге в сторону России. У меня теперь есть авторитет в делах определенного свойства, ко мне так и станут обращаться, поскольку дикая птица — это всегда боевая, а боевая — это та, которая всегда в бою.

Но не один же я такой дикий! Повезет, интересно, мне или нет в настоящем диком бою?

Можно, конечно, гнать «мерс» и не думать. Говорить «море, море» и лететь в Россию. Но я позволяю себе такую роскошь. Не такая уж это и роскошь…

Встречных машин почти нет. Лишь изредка из снежно-черной ночи начинает вырастать темный силуэт грузовой машины и проносится мимо. Рис, шмотки, противопехотные мины… Везут туда-сюда. Какие-то дикие мочат домашних…

Глухая и мертвая ночь вокруг. Въезжаю в Ростов и ищу телефонный автомат. Все автоматы сломаны. Мы договорились, что по приезде я позвоню Николаю с улицы и он будет меня ждать — скажет, куда гнать дальше. Пришлось перепробовать с десяток автоматов, пока нашел неизувеченный. Николай поднимает трубку со второго гудка и бодро приветствует, говорит адрес и объясняет, как доехать.

Кружу по улицам. Снег уже собирается в небольшие сугробики. На улицах ни людей, ни машин, ни ментов. Благодать!

Паркуюсь во дворе и выхожу из машины. Оглядываюсь и замечаю тень возле парадной. Но это оказывается охранник Николая. Он специально спустился и поджидает меня. Мы поднимаемся на седьмой этаж в лифте. На стенке возле кнопок чья-то рука начертала «Цой». Я сперва вспоминаю одного питерского каратэку с такой же фамилией. Его этой весной застрелили. Но догадываюсь, что автор надписи имел в виду певца Цоя. Откуда им в Ростове знать про нашего каратэку?

Николай стоит в дверях. На нем толстый халат в разноцветную полоску. Он такой же большой, спокойный, вызывающий доверие.

— Здравствуй, Коля, — говорю и протягиваю руку.

— Здравствуй, босс.

Чувствую его мощную ладонь. Есть между нами незримая связь, ее и комментировать не надо. Были мы за одной, бля, колючей проволокой. Это — навсегда…

— Пойдем на кухню, — предлагает Николай, и я соглашаюсь:

— Отлично! Кухня. Я бы от чая не отказался.

Мы пьем чай, я закуриваю сигарету и готовлюсь слушать.

— Такая получается канитель, — начинает Николай, хмурится, кусает губы, начинает объяснять: — Такая получается канитель! Пока я покойника изображал, один деятель часть моих районов подобрал. Нормального разговора с ним не получилось. «Ты, — говорит, — умер-воскрес. Это твои проблемы. А мы теперь живем по-новому». Я пока с ментами разобрался, пока по своим делам был занят… Одним словом, не договорились. Этот, хрен упорный, теперь солидно выглядит.

— Я тебя понял. Мне нужна по этому человечку вся информация.

— Информация есть. Все адреса, все офисы. Места, где бывает и когда. Есть фотографии.