Страница 66 из 75
— Именно, — ответил Барбикен.
— Значит, можно резюмировать прения? — сказал Ардан.
— Можно, — ответил Николь.
— Ладно, — продолжал Мишель Ардан. — Ученая комиссия, заседающая в снаряде Пушечного клуба, на основании новых фактов, большинством голосов решает, что Луна необитаема.
— Теперь, —сказал Николь, — примемся за второй вопрос. Я спрашиваю: была ли Луна вообще когда-либо обитаема?
— Слово принадлежит гражданину Барбикену, — сказал Ардан.
— Любезнейшие друзья, — ответил Барбикен, — еще прежде чем отправиться в это путешествие, я уже решил, что Луна была когда-то обитаема. Прибавлю, что наши личные наблюдения только подтвердили мои прежние догадки. Полагаю, даже утверждаю, что Луна была обитаема человеческими существами, имевшими одинаковую с нами организацию, что на ней водились животные такого же строения, как и земные; но и человеческие существа и животные отжили свое время и теперь совершенно исчезли.
— Так, значит, Луна образовалась раньше Земли?— спросил Ардан.
— Нет, — ответил Барбикен. — Она только гораздо раньше состарилась: она образовывалась и разрушалась несравненно быстрее Земли. Организующие силы внутри Луны действовали значительно сильнее, чем внутри нашего земного шара. Теперешний наружный вид лунного диска, покрытого трещинами, впадинами, буграми, ясно доказывает это. Можно сказать наверное, что, когда наша Земля находилась еще в полужидком состоянии, Луна уже отвердела под влиянием охлаждения и могла быть обитаемой.
— Да, это верно, — сказал Николь.
— Тогда, — продолжал Барбикен, — Луна была окружена атмосферой. Водяные пары, удерживаемые газообразной оболочкой, не могли рассеиваться. Под влиянием воздуха, воды, света, солнечного тепла и тепла внутреннего растительность должна была быстро развиваться на подготовленной для нее почве, и, конечно, на Луне, должна была появиться жизнь, потому что природа никогда не расходует своих даров зря: мир, годный для обитания, должен быть обитаем.
— Однако, — возразил Николь, — на Луне имеется, много причин, которые должны были препятствовать развитию растительности и животного царства. Хотя бы, например, эти дни и ночи, длящиеся по 354 часа...
— На земных полюсах они длятся по шести месяцев, — заметил Ардан.
— Ну, это аргумент не особенно сильный, потому'; что полюсы как раз и необитаемы.
— Заметьте, друзья мои, — сказал Барбикен, — что если в настоящее время эти длинные ночи и длинные дни служат причиной образования температуры, невыносимой для организма, то в древнюю эпоху это было не так. Тогда атмосфера облегала лунный диск густым покровом, а это умеряло жгучесть солнечных лучей и задерживало ночное лучеиспускание... Кроме того, я вас удивлю...
— Удиви, — охотно согласился Мишель Ардан.
— Я полагаю, видите ли, что в эпоху обитаемости Луны ночи и дни не длились по 354 часа.
— Почему?
— Потому, что тогда, вероятно, период вращения Луны около своей оси не равнялся времени обращения ее вокруг Земли, — это равенство, как известно, подставляет каждую точку диска действию солнечных лучей в продолжение целых 15 суток.
— Согласен, — ответил Николь, — но почему же эти периоды тогда не были равны, если они равны теперь?
— Потому, что равенство установилось только постепенно, вследствие земного притяжения.
— Итак, человечество исчезло с Луны? — спросил Ардан.
— Да, — ответил Барбикен, — исчезло, но, продержавшись, по всей вероятности, целые тысячи веков. Затем мало-помалу атмосфера начала редеть. Луна сделалась необитаемой, как сделается необитаемой когда-нибудь и наша Земля.
— Ты думаешь, что та же участь ожидает и Землю?— переспросил Ардан.
— Очень вероятно.
— Значит, мы решаем, что Луна была обитаема?— спросил Николь.
Последовал утвердительный ответ.
Между тем снаряд быстро несся к лунному экватору, постепенно удаляясь от лунной поверхности.
Скоро горы смешались в отдалении, исчезли их очертания, и от прежнего чудесного зрелища осталось одно только воспоминание.
ГЛАВА XIX
Борьба с невозможным
Долго Барбикен и его спутники безмолвно и задумчиво глядели на этот мир, от которого они безвозвратно удалялись.
Положение снаряда относительно Луны изменилось; теперь дно его было обращено к Земле.
Барбикена такая перемена озадачила. Если снаряду суждено было обращаться вокруг Луны, так отчего же он не повернулся к ней своей наиболее тяжелой частью?
Наблюдая за движением снаряда, можно было заметить, что он следовал, уклоняясь от Луны, по такой же кривой линии, какую он описывал, когда к ней приближался, то есть перемещался по очень растянутому эллипсу и, по-видимому, возвращался к той точке, где уравновешиваются притяжения Земли и ее спутника.
Так, по крайней мере решил Барбикен на основании своих соображений.
— Что же с нами будет, когда мы достигнем этой мертвой точки?—спросил Ардан.
— Неизвестно, — ответил Барбикен.
— Но можно сделать какие-нибудь предположения?
— Можно сделать два предположения: или скорость снаряда окажется недостаточной, и он навсегда останется в этой мертвой точке...
— Говори другое предположение! — прервал Ардан. — Каково бы оно ни было, хуже первого не будет.
— ...или скорость окажется достаточно большой, и снаряд будет веки вечные обращаться вокруг Луны.
— Превратиться в нижайших слуг Луны, когда мы Луну привыкли считать за слугу, — вещь неутешительная!— сказал Ардан. — Признаюсь, завидная участь! Что же вы молчите?
— Мне нечего сказать, — ответил Николь.
— Нельзя ли попытаться...
— Нет, — прервал Барбикен. — Разве можно бороться с невозможным?
— Отчего же нельзя? Француз и два американца — такие люди, что не отступят и перед невозможным.
— Да что ж ты хочешь делать?
— Забрать в свои руки движение, которое нас увлекает.
— Забрать в руки?
— Да, да, — отвечал Ардан, воодушевляясь, — забрать в руки движение, приостановить его или изменить; одним словом, употребить его как следует в свою пользу!
— Как же это?
— Это уж ваше дело. Если артиллеристы не умеют справиться со своими снарядами, так они не артиллеристы, а... Если снаряд командует канониром, то следует не снарядом, а этим канониром зарядить пушку! Признаюсь, знатные ученые! Вот и сидят на мели! Подвели меня, а теперь...
— Подвели? — крикнули Барбикен и Николь. — Подвели? Что ты хочешь сказать?
— Теперь не до препирательств! Я не жалуюсь. Прогулка мне нравится! Снаряд тоже ничего... Но попытаемся же сделать все, что возможно, чтобы упасть куда-нибудь, коли уж нельзя упасть на Луну.
— Мы очень рады попытаться, Мишель, — ответил Барбикен, — но у нас нет никаких средств...
— Мы не можем изменить движение снаряда?
— Нет!
— Не можем уменьшить его скорость?
— Нет!
— Даже если мы облегчим его? Знаете, как облегчают чересчур нагруженное судно?
— Что ж ты хочешь из него выбросить?—спросил Николь. — Ведь на нашем судне нет балласта. К тому же облегченный снаряд пойдет, я полагаю, еще быстрее.
— Тише, — сказал Ардан.
— Быстрее, — возразил Николь.
— Ни тише, ни быстрее, — сказал Барбикен, — потому что мы несемся в пустом пространстве, где все тела падают с одинаковой скоростью.
— Ну, значит, остается только одно! — вскрикнул Мишель.
— Что такое?
— Завтракать, — невозмутимо ответил отважный француз, который всегда неожиданно решал трудные задачи.
Товарищи послушались его и принялись за завтрак. Было два часа ночи; по окончании завтрака снова принялись за наблюдения.
Выброшенные из снаряда предметы держались на неизменном от него расстоянии. Очевидно, снаряд, обращаясь вокруг Луны, не прорезал никакой атмосферы, потому что различный вес этих предметов изменил бы их относительное движение.
Со стороны Земли ничего не было видно.
Луна представляла зрелище совсем иное, чем вчера: она блистала великолепнейшим образом среди бесчисленных созвездий. Равнины ее уже принимали тот темный оттенок, который виден с Земли. Остальная часть оставалась блестящей, и посреди этого блеска гора „Тихо" горела, как Солнце.