Страница 61 из 75
— Это, бесспорно, любопытно, — говорил Барбикен. — Если каждое из лунных полушарий лишается солнечного света на целых 15 суток, то одно из них, над которым мы несемся в настоящее время, не пользуется возможностью видеть даже сияющую Землю в продолжение всей своей черной ночи. Если б так было на Земле, если б Европа, например, никогда не видела Луны, если б ее могли видеть только антиподы Европы, то представьте себе удивление европейца, заехавшего, положим, в Австралию!
— Тогда, значит, надо было бы путешествовать в Австралию для того только, чтобы увидеть Луну? — спросил Мишель. — Наверное, нашлось бы много охотников на эту прогулку.
— Вот именно такое же удивление, — сказал председатель Пушечного клуба, — должен испытывать селенит, явившись с той части Луны, которая противоположна Земле и никогда не видима нашим „землякам".
— А мы могли бы ее увидеть, эту сторону, если бы прибыли сюда во время новолуния, то есть пятью днями позже, — вставил Николь.
— Кроме того, — продолжал Барбикен, — сама природа благоприятствует жителям видимой части Луны, в ущерб их антиподам. На долю селенитов невидимой части выпали, как видите, ночи в 354 часа, ночи, темнота которых не рассеивается даже отраженным светом Земли. У селенитов видимой части Луны — совсем иное: едва только Солнце, светившее им сряду 15 дней, скроется за горизонт, как уже на противоположной стороне неба является блестящее светило — Земля, диск которой в 13 раз больше Луны, а следовательно, дает и света в 13 раз больше; притом же этот свет не уменьшается влиянием атмосферы, потому что на Луне атмосферы нет. И эта Земля сойдет с лунного горизонта только в минуту, когда на нем с противоположной стороны снова появится Солнце.
— Каково! — воскликнул Мишель.
— Итак, вы теперь понимаете, — продолжал Барбикен, не обращая внимания на замечание Мишеля, — что на видимой части диска селенитам живется хорошо: во время нашего полнолуния им светит Солнце, а во время новолуния — Земля.
— А мне кажется, — сказал Николь, — что это преимущество отчасти теряет свое значение, если принимать в расчет жару, которую им приходится переносить.
— Неудобство это одинаково для обеих сторон. Я.вам скажу, что, напротив, невидимой стороне Луны больше приходится терпеть от жары, чем видимой. Я говорю это преимущественно вам, Николь, потому что Мишель, вероятно, этого не поймет.
— Благодарю за комплимент, — сказал Мишель.
— Хотя это понять нетрудно, — сказал Барбикен: — ведь невидимая сторона пользуется солнечным светом и теплотой во время нашего новолуния, то есть когда Луна занимает место между Солнцем и Землей. В это время Луна находится ближе к Солнцу, сравнительно с тем положением, в котором она бывает во время нашего полнолуния. А это расстояние равняется двухсотой части того, какое отделяет Солнце от Земли; в круглых числах это 800 тысяч километров. Значит, невидимая сторона Луны на 800 тысяч километров ближе к Солнцу в то время, когда пользуется солнечными лучами.
— Справедливо, — ответил Николь.
— Совершенно иное... — начал было Барбикен.
— Одну минуту, — сказал Мишель, перебивая своего серьезного товарища.
— Что тебе надо?
— Я хочу продолжить объяснение...
— Это зачем же?
— Чтобы доказать, что и я кое-что понял.
— Ну, говори, говори, — ответил, улыбаясь, Барбикен.
— Совершенно иное, — начал серьезно Мишель, подражая тону председателя, — совершенно иное можно сказать о другой части Луны. Эта видимая часть бывает освещена Солнцем во время земного полнолуния; в это время Луна находится дальше от Солнца круглым числом на 800 тысяч километров, и теплота, получаемая ею, уже менее значительна.
— Весьма удачно изложено! — воскликнул Барбикен. — Знаешь, Мишель, что я тебе скажу? Для артиста, право, ты очень сообразителен...
— Да, не без того, — ответил небрежно Мишель. — Мы, парижане, вообще народ не вислоухий.
Барбикен важно пожал руку своему любезному спутнику.
— Однако, — заметил Мишель, — если мы окажемся селенитами, то поселимся не иначе, как на видимой стороне Луны. Люблю свет!
— Поселимся, если только атмосфера не собралась именно на невидимой стороне, как уверяют некоторые астрономы.
— Да, на это тоже не мешает обратить внимание, — согласился Мишель.
После завтрака путешественники принялись снова за наблюдения. Они погасили свет в снаряде и старались рассмотреть что-либо через темные окна. Но темнота была непроницаема. Нигде ни единой блестящей точечки.
Куда несся снаряд? Удалялся ли он от диска, или приближался к нему? Или его уносило в беспредельное небесное пространство? Как это определить?
Эти вопросы волновали Барбикена, но решить их он не мог.
Очень может быть, что всего в нескольких километрах находилась невидимая планета, но ни он, ни его товарищи ее не замечали. Если какой-нибудь шум и раздавался на поверхности Луны, они этого шума слышать не могли. Воздуха, проводника звука, не было, и он, значит, не мог им передать „стонов" Луны, которую арабские легенды величают „человеком, наполовину окаменевшим, но еще трепещущим".
Понятно, что все это могло взволновать каких угодно терпеливых наблюдателей. Как раз неизвестное-то полушарие и скрывалось от их глаз! Сторона, которая всего через 15 суток будет великолепным образом освещена солнечными лучами, теперь терялась в совершеннейшей темноте.
А через 15 суток где очутится снаряд? Куда увлекут его неизвестные притяжения? Кто мог это решить!
Астрономы полагают, что невидимое полушарие Луны по своему устройству совершенно сходно с полушарием видимым. Действительно, вследствие небольших колебаний Луны открывается почти седьмая часть этого невидимого полушария, и в этих областях усматриваются такие же горы и равнины, цирки, кратеры, какие уже занесены на карту видимого полушария. Можно, значит, с достоверностью предположить, что и там — та же природа, тот же мир, бесплодный и мертвый.
Но что, если атмосфера существует именно на той стороне? Что, если вместе с воздухом вода подарила жизнь материкам? Что, если растительность там еще сохранилась? Что, если животные населяют эти материки и моря? Что, если при этих условиях живет там и человек?
Сколько интересных вопросов можно было бы разрешить! Сколько загадок открылось бы при наблюдении этого полушария! И какое было бы наслаждение посмотреть на мир, доселе не доступный человеческому взгляду!
Но, к величайшему неудовольствию наших путешественников, невидимое для Земли полушарие оставалось и для них невидимым. Одни только созвездия привлекали их взоры, и, надо заметить, никогда астрономы не находились в таких благоприятных условиях для звездных наблюдений.
Ничто действительно не могло сравниться с великолепием этого звездного неба. Алмазы, врезанные в небесный свод, сверкали чудеснейшими огнями. Взор обнимал небосклон от Южного Креста до Полярной звезды.
В этом пространстве снаряд двигался, точно новое светило, созданное руками человека. Созвездия сияли тихим светом; они не мерцали потому, что не было атмосферы, которая при неодинаковой влажности и плотности своих слоев служит причиной звездных мерцаний. Звезды здесь блистали, точно кроткие глаза, смотревшие в глубокий, непроницаемый мрак среди ненарушимого безмолвия.
Путешественники долго и молча наблюдали звездный небосклон, на котором обширный диск Луны образовывал громадную черную впадину.
Но мало-помалу прелесть созерцания сменялась тягостным ощущением. Пронизывающий холод вскоре покрыл стекла окон с внутренней стороны слоем льда. Солнце уже не согревало своими лучами снаряда, и каюта мало-помалу утрачивала скопившуюся в ней до того теплоту. Эта теплота быстро рассеивалась в пространстве. В снаряде произошло значительное понижение температуры. Вследствие этого внутренняя влага при соприкосновении со стеклами превращалась в лед. Скоро слой льда уничтожил возможность наблюдений над тем, что делалось вне снаряда.
Николь посмотрел на градусник и увидал, что температура упала до 17° ниже нуля.