Красная Страна

Шай потрясла головой, языком надавив на щеку, показывая ему, что его проёб на пол пути к полному.

— Ты — разновидность чертова труса, Ламб.

Она ударила по мешку, поднимая облако пыли от зерна.

— Я два дня тащила это сюда, не для того, чтобы подарить.

Он вздохнул немного сильнее, седобородое лицо сморщилось вокруг старых шрамов, все обветренное и запыленное.

— Я не так уж силен в торговле, Шай, ты это знаешь.

— Напомни мне, в чем ты силен? — бросила она через плечо, шагая к Рынку Клая[6]. Она подождала, пока стадо блеющих пестрых коз пройдет мимо, затем проскользнула сквозь толпу на другую сторону. — Ну, кроме таскания мешков?

— Это уже кое-что, не так ли? — пробормотал он.

В лавке было оживленней, даже чем на улице, пахло пиленым деревом, и специями, и плотно набитыми потными телами. Ей пришлось продраться между клерком и черномазым южанином, который пытался что-то объяснить на языке, который она никогда не слышала; затем вокруг стиральной доски, свисавшей с низкой балки, задев ее локтем; затем она прошла мимо хмурого Духа, его рыжие волосы были сплетены с ветками, на которых все еще были листья. Все эти люди пробирались на запад, думая о деньгах, и горе торговцу, который бы попытался встать между Шай и ее выручкой.

— Клай? — взревела она. Шепотом ничего не добьешься. — Клай!

Торговец нахмурился, пойманный в середине взвешивания муки на весах высотой с человека.

— Шай Соут в Сквердиле[7]. Неудачный денек.

— Похоже на то. Тут ведь полный город болванов, которых тебе надо обжулить. — Она выделила последнее слово, заставив несколько голов повернуться, и Клай уткнул в бока свои большие кулаки.

— Никто никого не обжуливает, — сказал он.

— Пока я слежу за делами.

— Я и твой отец согласились на двадцать семь, Шай.

— Ты знаешь, что он мне не отец. И ты знаешь, что ни хрена не договорился, пока я с этим не согласилась.

Клай поднял бровь на Ламба, и Северянин уставился прямо в землю, двигаясь в сторону, словно пытаясь исчезнуть с глаз долой. Несмотря на всю его массу, у Ламба был слабый взгляд, и он отводил его, стоило кому-нибудь на него взглянуть. Он мог быть милым человеком, и работягой, и он честно заменял отца Ро и Питу, и Шай тоже, если она давала ему шанс. В целом неплохой человек, но черт возьми, он был разновидностью труса.

Шай почувствовала стыд за него, и стыд из-за него его, и это ее раздражало. Она ткнула пальцем в лицо Клаю, словно это был обнаженный кинжал, который она без сомнений пустила бы в дело.

— Сквердил странное название для города, где так ведут дела! В прошлом году ты платил двадцать восемь, и у тебя не было и четверти нынешних покупателей. Я возьму тридцать восемь.

— Чего? — Голос Клая взвился даже выше, чем она предполагала. — У тебя там золотые зерна?

— Именно. Высшее качество. Смолотые моими собственными сбитыми в кровь руками.

— И моими, — добавил Ламб.

— Цыц, — сказала Шай. — Я возьму тридцать восемь, и хрен ты меня сдвинешь.

— Не делай мне одолжений! — взбесился Клай, жирное лицо наполнилось гневными морщинами. — Только потому, что я любил твою мать, предлагаю двадцать девять.

— Ты никогда не любил ничего, кроме своего кошелька. Что угодно меньше тридцати восьми, и я скорее сяду напротив твоего магазина и стану предлагать всем этим проходящим чуть дешевле, чем предлагаешь ты.

Он знал, что она это сделает, даже если это будет ей не выгодно. Никогда не угрожай, если хотя бы вполовину не уверен, что выполнишь угрозу.

— Тридцать один, — выдохнул он.

— Тридцать пять.

— Ты задерживаешь всех этих хороших ребят, самолюбивая сука! — Или она показывала хорошим ребятам, сколько он прибыли выжуливает, и рано или поздно до них дойдет.

— Они отбросы, и я буду их задерживать, пока Иувин не вернется из земли мертвых, а это значит тридцать пять.

— Тридцать два.

— Тридцать пять.

— Тридцать три, и можешь сжечь мой магазин, когда уйдешь.

— Не искушай меня, толстяк. Тридцать три, и добавь пару тех новых лопат, и немного корма для моих волов. Они жрут почти столько же, сколько ты. — Она плюнула на ладонь и протянула ему.

Клай скривил рот, но так же плюнул и они пожали руки.

— Твоя мать была не лучше.

— Терпеть ее не могла. — Шай локтями пробила себе дорогу назад к двери, оставляя Клая выпускать свое раздражение на следующего покупателя. — Не особо трудно, так ведь? — Бросила она Ламбу через плечо.

Большой старый Северянин теребил мочку уха.

— Думаю, я бы лучше остановился на двадцати семи.

— Это потому что ты разновидность чертова труса. Лучше сделать что-то, чем жить, боясь этого. Разве не ты мне все время это твердил?

— Время показало мне недостатки этого совета, — пробормотал Ламб, но Шай была слишком занята, поздравляя себя.

Тридцать три была хорошая цена. Она прикинула в уме, и тридцать три позволяли оставить что-то на книги для Ро, когда они починят протекающую крышу амбара и купят пару свиней на развод, чтоб заменить тех, которых зарезали зимой. Может им хватит и на семена, чтобы постараться вырастить капусту на заднем участке. Она ухмылялась, думая о том, что она сможет выправить с этими деньгами, что сможет построить.

«Не нужна большая мечта», — говорила ее мать, когда изредка бывала в хорошем настроении, — «хватит и маленькой».

— Давай отнесем эти мешки, — сказала она.

Возможно, он уже был в годах, возможно, был медленный как любимая старая корова, но Ламб был силен как всегда. Никакой вес его не мог согнуть. Все, Шай нужно было сделать, это стоять на фургоне и скидывать мешки один за одним ему на плечи, пока он стоял, жалуясь меньше, чем фургон под грузом. Затем он понес их, четыре за раз, и скинул Клаю во двор, легко, словно в них были перья. Шай, наверное, весила вполовину меньше его, но ее задача была легче, и она была моложе на двадцать пять лет; но все же, довольно скоро влага из нее сочилась быстрее, чем из свежевыкопанного колодца; жилетка приклеилась к ее спине, а волосы к лицу; руки покрылись розовыми ссадинами от мешковины и белой пылью от зерна; язык застрял в щели между зубами, когда она дико чертыхалась.

Ламб стоял там, два мешка на одном плече, и два на другом, даже не особо запыхавшись, с этими его морщинками от смеха в уголках глаз.

— Хочешь отдохнуть, Шай?

Шай посмотрела на него. — Отдохнуть от твоего брюзжания.

— Я мог бы сдвинуть несколько этих мешков и сделать тебе кроватку. Возможно там есть одеяло. Я мог бы спеть тебе колыбельную, как пел, когда ты была молодой.

— Я все еще молода.

— Уф. Иногда я думаю о той маленькой девочке, улыбающейся мне. — Ламб смотрел вдаль, тряся головой. — И удивляюсь, где у меня и твоей матери все пошло не так?

— Она умерла, а ты бесполезен? — Шай подняла последний мешок и бросила ему на плечо с такой высоты, как только могла.

Ламб только ухмыльнулся, хлопнув по нему рукой.

— Может так и есть.

Когда он повернулся, то чуть не врезался в другого Северянина, здорового как он сам, но выглядевшего куда более жалко. Человек стал выкрикивать проклятия, затем остановился на полуслове. Ламб продолжил тащиться, опустив голову вниз, как он всегда делал при малейшем дыхании неприятностей. Северянин нахмурился, взглянув на Шай.

— Чего? — сказала она, уставившись назад.

Он хмуро смотрел на Ламба, затем ушел, почесывая бороду.

Тени делались длиннее, а облака розовели на западе, когда Шай свалила последний мешок перед ухмыляющимся лицом Клая, а он протягивал деньги, кожаную сумку, свисающую с толстого указательного пальца на шнурке. Она потянулась, вытерла перчаткой лоб, затем открыла сумку и уставилась внутрь.

— Все здесь?

— Я не собираюсь тебя грабить.

— Чертовски верно, не собираешься. — И она принялась пересчитывать. «Всегда можно узнать вора», говорила ее мать, «по той заботе, с которой они обращаются со своими деньгами».

— Может и мне проверить все мешки, убедиться, что в них зерно, а не дерьмо?