Страница 17 из 85
Через несколько минут прибыл сержант Ли с двумя констеблями, чтобы приготовить необходимые улики для отправки в Surete Nationale.
— Дьявол меня разбери, — пробормотал Ли, окинув каморку взглядом. Котфорд не понял, относилась ли эта реплика к плачевному состоянию квартиры или к размаху предстоящей работы. Из-за своего необычайно высокого роста Ли то и дело задевал головой какие-нибудь безделушки, отчего те позвякивали недоброй пародией на рождественские колокольчики.
Котфорд в глазах сержанта Ли представал едва ли не героем, так как работал в свое время над самым знаменитым делом в истории Скотленд-Ярда. Шумиха в прессе, сопутствовавшая этому делу, принесла некоторую известность и Котфорду. К несчастью, поскольку раскрыть его так и не удалось, оно же стало и самым крупным провалом инспектора, подмочив ему репутацию и среди коллег, и в глазах публики. Поэтому восхищение, с которым относился к нему Ли, он считал незаслуженным. Сержант внушал ему большие надежды; Котфорд чаял, что этот человек добьется успехов, миновавших его самого. В отличие от него у Ли была семья; больше инспектор о личной жизни подчиненного почти ничего не знал, и это его вполне устраивало.
Луч фонарика блуждал по стенам, вместо обоев заклеенным страницами из Библии. Заметив в дальнем углу что-то красное, Котфорд подошел поближе. На стене были начертаны — видимо, кровью — корявые буквы: «VIVUS EST».[32]
— Бедняга совсем из ума выжил, — сказал Ли, потрясенно качая головой. — Что это означает?
— Не уверен, приятель, — ответил Котфорд. — По-моему, это латынь.
Инспектор взял один из дневников в кожаном переплете, сдул с него пыль и раскрыл. Из-под обложки выпала фотография. Пока Котфорд перелистывал страницы, исписанные неровным почерком, Ли поднял снимок с пола и показал инспектору надпись на обороте: «С любовью, Люси Вестенра, июнь 1887 г.». Котфорд покачал головой. Ничего интересного. Ли бросил фотографию в коробку, которую один из констеблей приготовил для документов.
Котфорд захлопнул дневник и уже хотел отправить его вслед за снимком, как вдруг что-то знакомое всколыхнулось в его памяти. Нет, того, что он заметил краем глаза, просто не могло быть на этих страницах. Похоже, из-за внеочередного визита в Уайтчепел рассудок выкидывает над ним шутки.
— Что такое, сэр? — поинтересовался Ли.
Котфорд снова открыл дневник, нашел нужную страницу и перечитал запомнившийся абзац. Да, все как есть — черным по белому. Неужели это правда? Он постучал пальцем по бумаге и, не глядя на страницу, процитировал слова, намертво отпечатавшиеся в его памяти: «Профессор взял хирургическую пилу и принялся отпиливать конечности Люси».
Инспектор метнулся к коробке с уликами, выудил из нее фотографию Люси Вестенра — и на миг замер, скорбя по девушке, которую даже не знал. Столько времени прошло, а он до сих пор себя винил. «Прошлое тяготеет, будто кошмар, над настоящим».[33]
Через секунду он уже спешил к выходу из квартиры.
— Собирайте поскорей остальные дневники и сразу же отправляйтесь за мной, сержант Ли.
Час спустя Котфорд и Ли уже шагали по набережной Виктории к Новому Скотленд-Ярду, готическому зданию из красного и белого кирпича. По негласному уговору они сразу направились в архив, так же известный как «второй морг», и начали поиски.
Через несколько часов пыла у них поубавилось.
— Где все эти досье, будь они неладны? — рвал и метал Котфорд.
— Кажется, некоторых не хватает, сэр.
— Сам прекрасно вижу! Но куда они подевались? Материалы по этому делу вообще надо бы вывесить в вестибюле, чтобы мы не забывали о своей глупости.
— Простите, сэр, им занималось управление в Уайтхолле.
— Знаю. Я и работал над этим треклятым делом.
— Что ж, когда мы переезжали из Скотленд-Ярда сюда, некоторые материалы… не все материалы попали сюда. Некоторые так и пропали без вести.
— Это дело стало пятном на репутации всего учреждения, — прорычал Котфорд, — а меня всю жизнь преследует, как чума. Если кто-нибудь прослышит, что мы потеряли эти досье, нам уже не отвертеться.
— Глядите-ка, сэр, я кое-что нашел.
Ли извлек из шкафа высокую черную коробку с документами. Картон на углах порядком поизносился, и бумаги удерживала внутри только туго обмотанная красная лента. Котфорд мгновенно узнал коробку и принял ее из рук Ли, словно бесценную реликвию. На ярлычке, пожелтевшем от времени, но накрепко прилепленном к картону, стояли печатные буквы: «Убийства в Уайтчепеле, 1888». Под ними почерком Котфорда был выведен номер дела: 57825.
А под цифрами: «Джек Потрошитель».
С 31 августа по 9 ноября 1888 года весь Лондон пребывал в тисках ужаса: в Уайтчепеле одна за другой были жестоко убиты пять женщин. Преступника так и не удалось поймать. Врываясь в ночь, он наносил удар, чтобы вновь исчезнуть без следа. Собственно, тогда Эбберлайн, возглавлявший расследование по этому печально известному делу, и повысил в должности подающего надежды молодого констебля Котфорда, чтобы тот уже на правах сыщика присоединился к поискам убийцы. Поскольку Котфорд патрулировал именно район Н, то есть Уайтчепел, и имел прекрасный послужной список, выбор пал на него неслучайно.
Из всех своих промахов инспектор больше всего сожалел о той роковой ночи, когда он не сумел задержать убийцу, хотя разделяли их считанные дюймы. 30 сентября Котфорд случайно оказался в Датфилд-Ярде, где нашла смерть третья жертва, Элизабет Страйд. Он мгновенно приметил темную фигуру, стремительно удаляющуюся с места убийства; за ней тянулся след из капель крови. Дунув в свисток, чтобы привлечь внимание других полисменов, Котфорд бросился в погоню. Почти уже настигнув подозреваемого, он споткнулся о бордюр, невидимый во мгле, что каждую ночь наползала с реки. Когда Котфорд вскочил на ноги, преступник уже скрылся в тумане — таком густом, что детектив-констебль заплутал в лабиринте местных улочек и не смог найти даже обратной дороги к Датфилд-Ярду.
Та ночь закончилась еще одним убийством. Четвертая жертва была обнаружена на площади Митр, буквально в сотне шагов от места, где Котфорд споткнулся о бордюр. С этого падения пошла на спад и его карьера. Будь он осторожнее, он мог бы прославиться, как человек, поймавший Джека Потрошителя. Как бы тогда изменилась его жизнь! Он так и не признался Эбберлайну в своей неудаче, поскольку боготворил великого сыщика и боялся лишиться его уважения. Интуиция подсказывала: Эбберлайн знает или по крайней мере догадывается, что Котфорд утаивает от него какие-то детали, но это не помешало ему встать на защиту молодого детектив-констебля и всех других следователей, когда публика была готова линчевать их за явный непрофессионализм. В глазах общественности его самоотверженный поступок ничего не значил — возможно, он лишь ослабил позиции Эбберлайна в Скотленд-Ярде, приблизив его отставку, — но для людей инспектора это было всем.
Доставая папки с протоколами допроса подозреваемых, Котфорд словно возвращался в то далекое время. Вот доктор Александр Педаченко, русский врач, известный так же как граф Луисково. На момент гибели пятой жертвы, Мэри Джейн Келли, доктор находился в психиатрической лечебнице Уитби, так что Эбберлайн в конечном итоге исключил его из числа подозреваемых.
Котфорд открыл другое досье — и сразу вспомнил, почему на нем стоит метка «секретно»: подозреваемым был доктор Уильям Галл.
— Доктор Галл? Личный врач Королевы? — уточнил Ли, читавший через плечо инспектора.
— Он самый, — ответил Котфорд. — Мы тайно разрабатывали и такую версию, но она зашла в тупик. В 1888 году доктору Галлу было семьдесят лет. Незадолго до этого он перенес удар, после чего остался парализованным почти на всю левую половину тела. Определенно не тот, за кем я гнался в ту ночь.
— В какую ночь?
Пропустив вопрос мимо ушей, Котфорд достал очередную папку. Вот оно! Здесь его шанс на искупление. Судьба подкинула ему на руки новые козыри. От накатившего волнения он громко рассмеялся.
32
[Он] жив (лат.).
33
Искаженный афоризм Карла Маркса, первоначально звучавший так: «Традиции всех мертвых поколений тяготеют, как кошмар, над умами живых».