Страница 13 из 85
На верхней ступени портика театра «Одеон» Сьюард притормозил. На холодном воздухе его разгоряченное дыхание вырывалось облачками пара. Сквозь густую завесу тумана, опустившуюся на парижскую ночь, неясные фигуры «женщин в белом» на той стороне улицы были едва видны; свет газовых фонарей, отблескивающий от их стальных клинков, подсказал доктору, что они притаились за памятником, на центральной части которого возвышался чей-то каменный бюст. Час Сьюарда наконец-то пробил. Для храбрости он прикоснулся к дорогим сердцу часам. Одну из демониц он изничтожит во имя Люси, другая сгинет в память о бедной девушке, замученной в Марселе. Сьюард достал свою шпагу. Божественное безумие снова овладело им. Он вновь стал воином Господним.
С боевым кличем Сьюард поднял шпагу над головой и с неожиданным проворством кинулся вниз по каменным ступеням, не обращая внимания на боль в лодыжке. Вампирши наблюдали за ним, не шевелясь. Когда он достиг нижней ступени и вылетел на рю де Вожирар, они лишь улыбнулись.
Послышалось лошадиное ржание; Сьюард в ужасе обернулся — и узрел главный просчет своего плана. Он так увлекся преследованием двух пешек, что совсем забыл о черной королеве, которая могла ударить откуда угодно. Из тумана на него стремительно несся экипаж без кучера. Отскакивать времени уже не было; Сьюарда затянуло под молотильню копыт и колес.
Истерзанный, изувеченный, доктор остался лежать на мостовой. Разум пронзила мысль: он подвел не только Благодетеля — он подвел самого Бога. Этот стыд был мучительней даже боли в его сокрушенном теле. Сквозь жгучую поволоку слез он разглядел, как «женщины в белом» догнали карету и без видимых усилий вскочили на нее. Прежде чем забраться внутрь, темноволосая демоница оглянулась на доктора и разразилась хохотом.
Чуть поодаль Сьюард увидел свои часы. Он попытался дотянуться до них, но боль тут же стала невыносимой. Вместо крика из горла вырывалась только кровь. Вдруг над ним навис какой-то мужчина. Сьюард из последних сил показал ему на часы. Проследив за взглядом доктора, незнакомец взял заветный хронометр в руки и тихо произнес по-французски:
— Там, куда ты сейчас отправишься, тебе это не понадобится.
И пока жизнь в нем медленно угасала, Сьюард беспомощно глядел вслед бегущему человеку, который навсегда уносил его главное сокровище.
Глава VIII
Антуан торопливо провел Квинси к парадному выходу из театра. Там глазам потрясенного юноши предстало изуродованное тело мужчины, лежащее в луже крови на мостовой. Кругом сновали прохожие, криками призывая полицию и врача.
— Господи, — пробормотал Квинси, — что здесь случилось?
Со всех сторон послышался свист — к месту трагедии спешили полицейские. Антуан стащил юношу по ступеням, явно желая, чтобы тот как можно быстрее удалился.
— Насколько я понимаю, сумасшедший набросился в театре на двух дам.
Квинси заметил, что над раненым склонился какой-то оборванец; к возмущению юноши, он схватил часы пострадавшего и дал деру. Ни секунды не раздумывая, Квинси закричал: «Вор!» и бросился за негодяем, оттолкнув Антуана.
Но было уже поздно — вор слишком далеко оторвался. Квинси, как бы ни расстраивала его упущенная возможность совершить нечто героическое, волей-неволей пришлось примкнуть к кучке робких прохожих, которых хватило лишь на то, чтобы указать на мерзавца подоспевшим полицейским. В считанные мгновения двое представителей закона догнали и задержали бродягу, конфисковав у него серебряные часы.
Антуан взял Квинси за руку и потащил его прочь.
— Мистер Басараб поручил мне в целости и сохранности доставить вас в Сорбонну. Идемте же, молодой человек; здесь вам не место.
Подобно Антуану, Квинси не осмелился бы нарушать пожелания Басараба. Когда они пробивались через толпу, он шепнул директору театра:
— А как же сам мистер Басараб?
— Не полагаете же вы, что столь известный человек может позволить, чтобы его заметили на месте такой трагедии? Подумайте о его репутации.
Квинси кивнул, хотя в глубине души дивился, что на самом деле произошло за кулисами и почему великий актер остался в театре, хотя опасность могла еще не до конца миновать. Полицейские тем временем разгоняли столпившихся вокруг раненого зевак, чтобы он смог спокойно дышать. Квинси оглянулся, краем глаза увидев лицо мужчины. Оно казалось странно знакомым.
Обратив взгляд к ночному небу, Сьюард вдруг понял, что больше не чувствует боли. С последним вздохом с его губ сорвалось единственное слово:
— Люси.
Промчавшись по Дворцовому бульвару, черная карета без кучера пересекла мост через Сену и полетела дальше. А вокруг сверкал Город огней. Поэты говорят, что когда блестят эти огни, «Париж становится городом влюбленных». Но Батори прожила достаточно, чтобы знать — всякий блеск есть не более чем иллюзия, как и сама любовь.
Графиня Елизавета Батори стала послушной ученицей тети Карлы, выполняя все ее прихоти. Но стоило графине узнать тайны собственной души и наконец почувствовать себя счастливой, довольной и защищенной, как она смекнула, что еще большего блаженства может достичь со своей ровесницей — а именно судомойкой Илькой. Илька была молода, невинна и мила. Что еще важнее, говорила она только о будущем — в отличие от Карлы, чаще обращавшейся к прошлому. В лице Ильки Батори нашла сверстницу, с которой она могла дать волю своей необузданной энергии и пускаться на поиски приключений. У Батори и в мыслях не было как-то уязвить тетю; все свои забавы она оправдывала новообретенной философией: любовь не ошибается.
Тетя Карла заподозрила неладное. Ослепленная ревностью и гневом, она обвинила Ильку в воровстве и проследила, чтобы за бессчетные преступления служанку незамедлительно повесили. Когда Батори отомстила, закрыв Карле доступ к своему ложу, та выдала местоположение племянницы ее семье.
Спустя считанные дни за ней прибыл вооруженный отряд. Попытки сопротивления привели к тому, что Батори связали, заткнули рот кляпом, на голову набросили мешок и в таком виде усадили на спину лошади. Ей было объявлено, что семья отсылает ее назад к мужу, дабы она исполнила брачные обеты, данные пред лицом Господа, и принесла наследника графу Надашди.
Именно тогда Батори пришла к мысли, что любовь — всего лишь недолговечная иллюзия, которую Бог создал, чтобы прибавить своим детям страданий.
Теперь, глядя из окон черной кареты, стремительно удаляющейся от театра «Одеон», на Город влюбленных, графиня поклялась, что однажды она спалит Париж дотла и втопчет пепел в землю.
Она отвернулась от окошечка, наполовину скрытого шторками.
— Мы должны поторопиться с исполнением нашего плана.
— Это была воистину хитроумная западня, госпожа, — с ноткой тревоги в голосе проговорила ее светловолосая спутница.
— Охотник на вампиров убит и уже никому не расскажет, чему стал свидетелем в Марселе, — добавила темноволосая, нахмурив изящный лобик.
— Я знала его, — ответила Батори. — Он был лишь одним из многих. Теперь явятся и другие. Но первый удар нанесем мы.
Глава IX
Мина Харкер стояла на крошечном балконе, всматриваясь в ночной мрак. В близлежащем соборе зазвонили колокола, и по телу женщины пробежала дрожь, хотя погода выдалась не холодная. С туч над собором сползала мгла неестественного багрового цвета — словно кровоточили небеса. Мгла стремительно надвигалась на террасу, несмотря на встречный ветер. С широко распахнутыми глазами Мина отступила в кабинет мужа и закрыла раздвижные двери. В порыве паники она стала метаться по комнате, захлопывая окно за окном. Спустя мгновение в стекла ударил такой яростный порыв ветра, что Мина попятилась.
Завывания ветра становились все громче и громче, как вдруг неожиданно все прекратилось, и не осталось ничего, кроме оглушающей тишины. Мина напрягла слух, готовая воспринять любой звук, любое движение. Осмелившись наконец выглянуть за ставни, она увидела лишь тьму, окутавшую дом.