Страница 18 из 99
Элиза с легкостью могла себе представить, что они только взглянут на нее и тут же закроют ее здесь — совсем так же, как это произошло с ним.
Она замотала головой. Это просто смешно. Она была настолько нормальна, насколько вообще может быть любой агент — если, конечно, этим агентом не был Гарри. Она поднесла руку в перчатке ко рту, чтобы скрыть неуместное нервное хихиканье. Он бы оценил ее черный юмор.
По крайней мере, тот Гарри, которого она помнила.
Поначалу Бетлем предстал перед ее глазами удивительно чистым фасадом, хотя вкус у местного декоратора определенно был мрачноватым. По обе стороны внутреннего дворика стояли скульптуры корчащихся в муках Меланхолии и Буйного Помешательства, мгновенно отрезвлявших любого идиота, у которого могла оставаться еще хоть какая-то искра надежды на выздоровление. Это было больше, чем просто произведение искусства. Впечатляющие изогнутые фигуры должны были служить предупреждением для тех, кто посмел войти в эту больницу.
Всезнающая медсестра, которую Элиза уже видела здесь раньше, широко улыбнулась, как только она приблизилась к переднему окошку.
— Мисс Браун, я очень рада, что вы пришли. — Ее накрахмаленная шапочка качнулась на вьющихся волосах. — Мистер Торн сегодня чувствует себя неплохо, так что вы можете увидеть его.
Элиза попыталась улыбнуться в ответ, хотя в желудке у нее что-то неприятно плясало.
— Спасибо. Мне необходимо встретиться с ним наедине.
Губы медсестры немного скривились, и Элиза подвинула через стойку свое министерское удостоверение. Реакция на него оказалась самой благоприятной.
Тем не менее Элиза невольно продолжала бросать тревожные взгляды вдоль больничных коридоров и ничего не могла с собой поделать. Понятно, что никто из их министерства не мог следить за ней здесь; но уверенность эта нисколько не уменьшала тот риск, которому она подвергалась. Ни на йоту. Даже если доктор Саунд просто узнает, что она пользовалась служебным удостоверением для достижения благосклонного отношения к себе, ей уже не придется переживать насчет собственного прозябания в ненавистном архиве. Это она знала наверняка.
Медсестра вызвала надзирателя-мужчину.
— Томас проводит вас наверх и постоит за дверью, пока вы будете там.
Этим было сказано все. О господи, Гарри!Ее ладонь крепче сжала медальон необычной формы.
Благодарно кивнув медсестре, Элиза двинулась вслед за молчаливым сутулым охранником с опущенными плечами в мужское крыло. Про Бедлам ходили разные истории, это было место легендарное — легендарное и жуткое, так что Элиза даже испытала некоторое облегчение от того, что ситуация здесь явно изменилась. Да, здесь по-прежнему были запертые двери, через которые ее проводил надзиратель, но за ними оказывались большие просторные галереи, по обе стороны от которых находились комнаты. Здесь разместили «излечимых» мужчин, и местные обитатели сидели тут небольшими группками, ремонтируя одежду, разрисовывая небольшие фигурки и занимаясь другими несложными делами. Один крупный мужчина с редкими зубами оторвал взгляд от своего игрушечного солдатика, когда Элиза проходила мимо, и осклабился.
— Красивая леди, — позвал он, произнося слова нараспев. Затем хихикнул и добавил: — Красивая леди идти бум.
Испуганно вздрогнув, она остановилась на полушаге и обернулась, но пациент снова вернулся к своему занятию, и всякий интерес к ней, если таковой и был, у него уже пропал. Упав духом, Элиза поторопилась догнать своего провожатого.
Перед ними оказалась громадная раздвижная дверь с зубчатым приводом, настоящее чудо инженерного искусства из латуни и всяких шестеренок, предполагавшее, что за ней должно находиться что-то такое, что стоит держать под надежными запорами. Томас сунул свою толстую руку в проем на косяке. Запыхтел, застрекотал сложный механизм, и вокруг его ладони звонко защелкнулся блестящий металл, заставив Элизу вздрогнуть от неожиданности. Еще через мгновение дверь дрогнула; Элиза сделала шаг назад, а тяжелая конструкция поехала по направляющим в сторону, спрятавшись внутри стены.
«Должно быть, так охраняют неизлечимых», — подумала она. Когда Элиза переступала через порог, по спине у нее прополз холодок.
Разница стала заметна сразу же. В лицо ударил тяжелый, как кирпич, запах, и она остановилась, быстро начав хватать воздух ртом.
Как ни старались те, кто смотрел за Бедламом, им не удалось предотвратить попадания в воздух всех запахов функционирующего человеческого тела. Это был Бедлам, незнакомый посетителям, Бедлам, который никто не смог бы вынести. Это был Бедлам, который лучше сразу забыть. Если вы только не являетесь руководителем регулярного «Бетлемского шоу». Охранник провел ее вдоль ряда запертых дверей, и Элиза пыталась отключиться от доносившихся оттуда визгов и воплей, но даже ее профессиональные навыки в такой обстановке не срабатывали.
По мере того как они все глубже заходили в Бедлам, Элизу не покидала мысль, что за этими стенами содержится не один агент из министерства. Она пообещала себе хорошенько выпить, когда доберется домой.
Наконец Томас открыл одну из камер и с выжидающим видом остановился.
— Спасибо, — сказала она и, взглянув в его глаза, вдруг обнаружила, что на самом деле они светло-карие и что в них теплится неожиданный огонек сострадания.
— Я подожду вас снаружи, мисс. — Голос у него оказался по-юношески высоким, не идущим такому массивному грубому телу.
Кивнув, Элиза зашла внутрь, и дверь камеры мягко и аккуратно закрылась за ней.
Гаррисон Торн сидел в углу, съежившись и отвернув лицо к стене. Она видела лишь гриву всклокоченных золотистых волос, и к горлу ее подступил тяжелый комок. Ей показалось, что ничего не изменилось.
Затем мужчина, которого она знала как своего напарника и друга, взглянул через плечо, и видимость эта тут же рухнула.
Элиза зажмурилась, вспоминая, каким Гаррисон был раньше: высокий, полный сил и энтузиазма, чертовски хороший игрок в карты, мужчина, которого хотелось целовать. Потом она открыла глаза и столкнулась с реальностью, которой столько времени избегала.
Прежде чем министерство нашло его и упрятало в Бедлам, он отсутствовал целую неделю. С тех пор она видела его впервые.
— Гаррисон?
Ее собственный голос вдруг показался ей чужим. Пустым. Исполненным скорби. Почему она не пренебрегла тогда приказом министерства, как делала много раз, и не пришла просто навестить его? Ответ был ей хорошо известен: она боялась именно этого.
Глаза Гаррисона, когда-то карие с зеленью, такими и остались, но сейчас его взгляд постоянно двигался, бегая по углам комнаты. Его густая и спутанная борода разрослась — возможно, потому что он непрерывно шевелился и его трудно было побрить. Его длинные сильные пальцы находились во рту, и в тех местах, где он кусал их, выступила кровь. Не успев сообразить, что делает, Элиза бросилась вперед и обняла его. Крайне непрофессионально, но вокруг не было никого, кто мог бы заметить это. «Прости меня, Гарри, — говорили эти объятия; по крайней мере, она на это надеялась. — Пожалуйста, прости меня, Гарри».
Господи, каким же худым был Гаррисон, кожа да кости, и это при том, что всего восемь месяцев назад он обладал завидной крепкой мускулатурой. Он позволил обнимать себя всего секунду, а затем резко отпрянул назад, и его жесткая борода царапнула ее по щеке. Тот Гаррисон, которого знала она, всегда очень привередливо относился буквально ко всему, особенно к своей внешности. Усы его всегда были аккуратно навощены, а воротничок — тщательно накрахмален. «Одежда может красить человека, — однажды сказал он ей в ответ на колкости в отношении его щепетильности в этом вопросе, — но в полевых условиях, Лиззи, добрую службу сослужит мужская удаль, хорошенько приправленная учтивостью». Когда он подмигнул ей, как это сохранилось у нее в памяти, она подумала о своей женственности. Это напомнило ей, как Гаррисон умел пользоваться своими достоинствами, данными ему от Бога. «Открывая свои двери, сердца и умы, люди отдают предпочтение принцам перед нищими. Попробуй запомнить это, моя дорогая Лиззи».