Княжич

- Ты погоди радоваться! - выслушав рассказ повеселевшего княжича, нахмурясь, произнес Скурыдин. - Кому же это ты дорогу перешел, что ты такого сделал, если тебя ищут даже на украине Русской земли?

Княжич не ответил. Он и сам был в смятении от неизвестно откуда исходящей опасности!

В Донкове к возвращению княжича, отнеслись неоднозначно. Арине Евдокимовне, увидевшей снова Андрея, сделалось плохо от его синяка под глазом и кровавых ссадин на лице. Ксюшка, так и не ушедшая из дома Лыковых, заплакала от счастья. Опомнившись, они обе принялись хлопотать вокруг него. Быстро согрев воду, и дав возможность обоим юношам умыться, занялись лечением ссадин Андрея. Ваську забыли. Никто не задавал вопросов, никто не видел обильно политую человеческой кровью его рубашку. Арина Евдокимовна только спросила:

- Что мальчики? Подраться пришлось?

Вопросы появились с приходом из стрелецкого караула Лыкова. Едва взглянув на Ваську, он изменился в лице. Стрелец понял, что произошло что-то непоправимое, и вызвал Скурыдина во двор, для разговора наедине. Васька, беспристрастным тоном рассказал ему об их с Андреем приключениях. Лыкову хотелось думать, что это неправда, и рассказ Скурыдина о том, как он, мальчишка, расправился с людьми московскими, вымысел, но три чужих лошади, помахивающие хвостами у коновязи, подтверждали обратное.

- Василий, как ты мог поднять руку на приставов? Неужели нельзя было разойтись с миром? - строго спросил Тимофей у него. - За это не сносить тебе головы!

- Они же хотели убить Андрея! - оправдываясь, ответил Васька.

- Может им такое право государем дано! Что ты знаешь о своем друге? - вошел в раж стрелец, вспомнивший предупреждение воеводы.

- Тайно убивать людей? - возмутился юноша.

- Да, что ты видел молокосос! - вышел из себя стрелец. - И не такие зверства творили слуги государевы!

- Ты стрелец говори, да не заговаривайся! Боярского сына бранью поносишь! Я ведь за честь своего благородного сословия не посмотрю и на твои седины! - схватившись за рукоять сабли, вспыхнул Скурыдин.

- Тогда пошли к воеводе! - предложил враз опомнившийся стрелец.

- Пошли! - согласился Васька.

В дверях, дорогу в хоромы воеводы им заслонил его холоп:

- Не велено никого пускать! Отдыхает после обеда воевода!

- Разбуди! - потребовал Лыков. - “Дело государево”!

Холоп не спрашивая, что за дело, скрылся за дверью. Его долго не было, наверное, воевода крепко спал. Лыков хотел сам открыть дверь, но предусмотрительный слуга закрыл ее изнутри. Наконец дверь открылась:

- Проходите! - милостиво разрешил вернувшийся холоп.

- Ну, что там у вас за секреты? - встретил их недовольным голосом воевода. Он только что встал с постели и был одет в ночную рубаху до пят и вязаные чуни на босу ногу.

- Боярский сын Скурыдин, трех московских приставов за княжича убил! - забыв поздороваться, заявил Лыков.

- Наслышан я об этом новике. Но чтобы юнец, трех бывалых московских ратников положил? - рассмеялся воевода. - Ты в своем уме стрелец?

- Зря ты смеешься господин воевода! Посмотри на него! - обиделся Лыков.

Только теперь воевода обратил внимание на бурую от крови рубашку Васьки.

- Что за приставы? Откуда они здесь? Почему я ничего не знаю? - сразу изменившись в лице, закричал он на Скурыдина. - Что ты там натворил, поганец?

Скурыдин, насупившись, молчал.

- Дозволь, я за него расскажу! - напросился Лыков.

- Сенька! - позвал холопа воевода. - Одежду мне! Рассказывай стрелец!

Холоп принес одежду и стал одевать, слушающего рассказ стрельца, воеводу. По мере того, как Лыков углублялся в подробности происшедшего, лицо Вельяминова из красного становилось багровым, а затем начало белеть, приобретя к концу рассказа мертвенно-бледный цвет.

- Все! - одевшись, сказал воевода. - Показывай, где это было?

- Его берем? - кивком головы показав на Скурыдина, спросил стрелец.

Вельяминов с опаской посмотрел на юношу.

- А кто путь покажет? Берем! Нас то, он, надеюсь, не зарубит! - горько пошутил воевода.

Вскоре, четверо всадников, воевода с холопом Сенькой, и Лыков с Васькой Скурыдиным, сорвавшись с места наметом, понеслись к месту происшествия.

В лесу, привязав коней к деревьям на обочине, они вслед за Васькой пробрались сквозь кусты к месту, где должны были лежать “толстый” и “тонкий”. Воевода долго смотрел на облепленные мухами трупы приставов со стрелой в горле и проткнутого насквозь саблей, подержал в руках самопал, из которого едва был не убит Васька, заглянул на дно несостоявшейся могилы княжича.

- Сенька! Посмотри-ка, что у них там по карманам? - наконец произнес он.

Сенька, брезгливо отводя взгляд в сторону от лиц покойников, начал ворошить их карманы. Карманы были пусты, но у того, что нашел смерть от Васькиной сабли, Сенька снял с пояса туго набитый кошель.

- Дай-ка мне его! - потребовал воевода. Он сел на ствол упавшего дерева и тщательно пересчитал деньги в кошеле.

- Богатенькие покойнички! - закончив счет, сказал он. - Семь рублей, десять алтын!

Затем они, оседлав коней, переехали к месту, где лежал третий труп. От пальцев его руки, погруженной в воду, взбурлив ее, бросилась в глубину мелкая рыба. Произведенный Сенькой обыск трупа, также не дал результатов.

- Все понятно! - сказал воевода, несмотря на то, что осмотр приставов, ничего не дал. - Едем обратно!

Надежды воеводы, найти у покойников грамоту на сыск, не оправдались. “Впрочем, Скурыдин с этим парнем, выдающим себя за княжича, могли раньше меня найти этот документ в одежде убитых и уничтожить, чтобы я поверил их описанию событий. Для пущей достоверности вырыли яму-могилу. А приставов Васька порешил, спасая друга от разоблачения в Москве. Ой, чувствует мое сердце, что за этим, так называемым княжичем, не простые разбойничьи дела, раз за ним, сюда в Донков, государь приставов прислал! Хоть и молодой, а высокого полета птица, если успел Ваське так задурить голову, что тот за него в огонь и воду! Но ему меня не провести!” - скача в город, думал воевода Вельяминов.

В остроге, Вельяминов, приказав Скурыдину остаться на улице, завел внутрь хоромов Лыкова.

- Вызови-ка стрелец ко мне, начальника караула вместе со свободной сменой!- приказал он Тимофею. - Ваське ни слова! Головой отвечаешь!

- Я все понял! - на бегу к двери, отрапортовал старый вояка.

Начальник караула, пятидесятник Василий Иванов сын Басурманов, привыкший не спрашивая, исполнять приказания, растолкал, разлегшихся по лавкам караульной избы, стрельцов:

- Тревога! Всем, к хоромам воеводы!

Васька, стоящий у крыльца хоромов Вельяминова, удивился появлению Лыкова с начальником караула и шестью, вооруженными бердышами, стрельцами.

- Что случилось? - удивленно спросил он Лыкова.

Не отвечая ему, тот проскочил в открытую дверь к воеводе.

- Прикрой дверь! - приказал воевода Сеньке, увидев перед собой Лыкова и начальника караула. Подойдя к слюдяному оконцу выходящему во двор, из которого ничего не было видно, он приоткрыл его. Убедившись в наличии стоящих перед крыльцом стрельцов, воевода облегченно вздохнул.

- Скурыдина, арестовать и в тюрьму! - приказал он, Василию Иванову. - Окажет сопротивление, рубить без пощады! “Дело государево”!

- А тебе Лыков, подчиняю трех стрельцов, чтобы мнимого княжича под арест взять! - дал задание воевода Тимофею. - И туда же, к Ваське Скурыдину!

Лыков и начальник караула выскочили наружу. Воевода, склонив голову к окошку, застыл, наблюдая за происходящим во дворе. Вышедший на крыльцо Иванов отдал распоряжение стрельцам. Трое из них поспешили за оседлавшим коня Лыковым.

Арест Скурыдина прошел спокойно. Васька с невозмутимым видом снял с себя пояс с саблей и, отдав его начальнику караула, пошел за ним в окружении стрельцов по направлению к осадной тюрьме. У выхода со двора он обернулся. Привязанный к коновязи Орлик рванулся к нему, туго натянув поводья. Словно что-то, сказав на прощание, юноша взглядом успокоил коня и продолжил свой скорбный путь.