Поединок

Ожог зудел и чесался, вызывая отупляющую тяжесть в голове, и требовал немедленного лечения. Солнце висело прямо над непокрытой головой смотрителя; чтобы шлем нижним краем не натирал поврежденную кожу, Деггубэрт снял его и нес в руке. Очень хотелось пить и хотя бы немного смочить влагой ожог, но воин старательно подавлял в себе это желание: он знал, что стоит поддаться искушению, как поднимаемые во время быстрой ходьбы мельчайшие песчинки осядут на обожженную плоть, вызовут воспаление, и тогда страшная смерть настигнет смотрителя в этих пустынных песках.

«Сначала будет гнить сам ожог, – стискивал зубы Деггубэрт, – потом рана станет шире. Глядишь – и уже по всей шее пойдет. А там недалеко и до лица, и до груди, и до рук…»

Привал смотритель сделал в высохшем русле древнего крика; вода здесь, по всем приметам, не текла уже очень давно, но кое-какая растительность в самых глубоких ямах еще имелась. Деггубэрт присел на глинистую почву и начал копать в одной из таких впадин. Корни травы кирами обладают свойством смягчать боль – и сейчас смотритель разбивал ножом вывороченные комки глины, чтобы найти подходящие корешки. Краем глаза он заметил какую-то странность невдалеке от себя и вскоре осознал, что именно привлекло его внимание.

Оставленные когда-то давным-давно следы подошв начинались от соседней глубокой ямы, уходили вверх, к отвесному берегу русла, и терялись там среди пожухшей, почти окаменевшей травы. Приглядевшись, Деггубэрт заметил, что следы остались только на чуть более плоских участках глины: то были остатки древних ступеней, ведущих к ручью. Они спускались с противоположного берега, а рядом угадывались какие-то странные угловатые очертания. Солнце слепило глаза Деггубэрта, и он прислонил ладонь ко лбу, всматриваясь наверх. Затем собрал выкопанные корешки и, шагая по древним следам, поднялся по остаткам ступеней. Здесь, на другом, более высоком берегу, смотритель по достоинству оценил зрелище, открывшееся его взору, и невольно преисполнился почтения к тем древним поселенцам, которые смогли сотворить такое.

Внушительное по размерам сооружение шириной в пять сотен и длиной в семь сотен шагов представляло собой скорее остатки ровных, гладких стен с провалившимися окнами и дверными проемами.

Собственно, осталось от здания немногое: один нижний этаж и чуть меньше половины второго – но и этого хватило, чтобы Деггубэрт ощутил себя ничтожной пылинкой.

Ни стекол в окнах, ни самих дверей в пустых косяках уже давно не имелось, а на подоконниках первого этажа налипли затвердевшие слои грязи. Из-под небольших ровных квадратных площадок под дверными проемами пробивались кустики травы. Некоторые уже сгорели на солнце и завершили свой жизненный цикл, другие еще трепыхали крошечными желто-зелеными листками на слабом ветру. Внутри здания было темно и сыро: видимо, неведомые строители старались, чтобы обитатели здания не так сильно страдали от жажды и палящего зноя, как путник среди песков.

А дальше, начиная от дальней стены, простиралась до самого горизонта ровная серая поверхность, чем-то похожая на стены самого сооружения и также кое-где прореженная клочками травы – уже сплошь высохшей. «Что это может быть? – изумился Деггубэрт, забыв о боли в шее и широко раскрытыми глазами рассматривая удивительное строение и нереально гладкую поверхность равнины. – Для чего такое нужно? И кто это строил?!» – но он не находил даже самых неправдоподобных ответов на свои вопросы. А когда смотритель достиг взглядом линии горизонта, он уже не смог даже удивиться.

Небо там сияло, но не светом солнца, а каким-то другим – более ярким, и в то же время не столь слепящим. Во всяком случае, на этот свет Деггубэрт мог смотреть, не щурясь по привычке. Но даже эта яркость не скрывала темных очертаний колоссальных фигур, схожих с человеческими, неподвижно высившихся над равниной. И сразу стало понятно, что невероятное сияние исходит именно от тех силуэтов.

В голове Деггубэрта все помутилось, ноги предательски задрожали, мир вокруг поплыл и закачался, увиденная картина распалась на мелкие осколки, в ушах зазвенело и сразу же стихло, свет солнца стремительно потускнел, вершина глинистого холма, на которой он стоял, поднялась и ударила в лицо. Последнее, что почувствовал Деггубэрт, перед тем как окончательно потерять сознание, – как он скатывается вниз по холму, к углу странного сооружения, в невысокие заросли зеленоватой травы, и нечаянно срезанная клинком былинка падает на щеку неподвижно лежащего смотрителя…

«Это все от усталости», – возникла в голове первая мысль, и Деггубэрт пошевелился. На щеке лежала, щекоча кожу, засохшая травинка. «От усталости и от ожога проклятой твари, – появилась вторая мысль, и вслед за ней тут же пришла третья: – А еще очень хочется пить. Пить и есть».

Смотритель открыл глаза, с трудом разлепляя тяжелые веки.

– Жарко, – сказал кто-то рядом с лежащим, и Деггубэрт приподнялся, чтобы разглядеть, кто обращается к нему.

Поблизости никого не было.

«Показалось», – пожал плечами смотритель и потрогал доспехи. Они составляли прекрасную надежную защиту.

– Солнце сильно палит, – опять сказал кто-то поблизости усталым голосом, и Деггубэрт вскочил с места, чтобы наконец увидеть неизвестного.

Ни у стены здания, ни на холме не изменилось ничего, и смотритель по-прежнему был один. Растревоженный резкими движениями ожог саднил, вызывая ноющую боль, и Деггубэрт перестал озираться: нужно было поскорее заняться раной.

В кожаной фляге еще оставалось немного воды из озера, и смотритель решил приберечь ее для лечения. Он присел к той стене таинственного здания, где отсутствовали оконные и дверные проемы, и снял с себя доспехи.

Отдохнувшее за время беспамятства тело приятно расслабилось, но Деггубэрт напомнил себе, что впереди ему предстоит, возможно, нечто еще более сложное, чем схватка с детенышем громадного паука.

«Сейчас бы домой, на вышку, – мечтательно подумал он. – Выспаться в безопасности за крепкими стенами, посидеть вечером у очага, отдохнуть от ежедневных мелких стычек с многоногими, почитать «Словарь»… пожевать пожаренных кактусов с пряным соусом, выпить на сон грядущий кружечку приятно пахнущего травяного чая… Вот только Мирейна с Ларсом вряд ли удастся увидеть!..»

Деггубэрт промыл обожженную часть шеи, иначе рана осталась бы грязной и загноилась. В походной сумке еще оставалось немного снадобья против подобных ран, и смотритель тщательно покрыл толстым слоем мази розовую, выделяющую сукровицу плоть, после чего принялся выщипывать нитки из обтрепанного края рукава, чтобы наложить их сверху.

– Болеет, – сказал кто-то совсем рядом с ним, но уже совсем другим голосом, чем прежде, и Деггубэрт, вздрогнув, уронил коробочку с мазью в траву. Хорошо хоть, успел закрыть лекарство крышкой, вырезанной из скорлупы овального, величиной с кулак, волосатого ореха.

«Снова показалось? – подумал смотритель, с недоверием оглядываясь по сторонам. – А может, и впрямь головой ударился, падая с вершины холма? Но войлок в шлеме должен смягчить удар, да мне и больно-то не было…»

Он вспомнил, что сразу после гибели младших смотрителей долго слышал какие-то голоса, но уж больно чуждыми и неживыми они показались; эти же, наоборот, вполне приятные и не вызывают особой опаски.

Пошарив рукой в траве, Деггубэрт нашел коробочку и принялся накладывать корпию; он думал о том, как было бы хорошо, если бы рана зажила поскорее, и тогда уж точно ничто не помешает ему выбраться к человеческому жилью.

– Давно тут таких существ не было, – опять произнес новый голос.

Смотритель так и замер на месте, но неизвестный себя не выдал ни единым движением, пусть даже почти бесшумным, ни одна посторонняя тень не скользнула в пределах взгляда Деггубэрта. Воин закончил возиться с раной, вновь облачился в доспехи, поиграл мускулами, убеждаясь, что вполне способен противостоять невидимому врагу, и проверил оружие.