Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 56

В лощинке между холмами смотритель и устроился на ночлег: выкопал углубление в легко поддающейся топору, но достаточно плотной земле, утрамбовал ее и постелил пару охапок сорванной травы. Оружие Деггубэрт положил так, чтобы рукояти меча, топора и ножа постоянно были в пределах досягаемости. Ступни ныли и зудели после ходьбы по пескам в прохудившихся кайдах. Путник хорошенько промыл ноги в озерной воде и смазал заживляющей мазью, имевшейся в дорожной сумке.

Когда Деггубэрт закончил все эти важные дела, солнце уже заходило за линию горизонта, тускло освещая красноватым светом пустынные просторы. Вокруг стояла удивительная тишина, какую смотритель редко слышал у себя на вышке; сейчас Деггубэрт начинал осознавать, как одновременно бесконечен и хрупок этот мир, как тщетны помыслы и дела людей перед просторами времени, и мимолетны слова и звуки. Вскоре он провалился в сон…

Сон смотрителя всегда чуток и тревожен, впрочем, как и у любого поселенца в этом неспокойном, полном опасностей мире,. Такие сны отличаются тем, что вроде бы и расслабляется полностью усталое тело, вроде бы видишь невозможные в состоянии бодрствования картины и события, – но в то же самое время слух воспринимает многое из происходящего в реальности ночи, кожа ощущает дрожание почвы и смену направления ветерка, а нос улавливает новые, внезапно появляющиеся запахи. Так спал и Деггубэрт, и в какой-то момент ощутил, что рядом кто-то есть… Земля поблизости от человека завибрировала. Со стенок углубления на лицо смотрителя посыпалась мелкая труха, и он, уже проснувшись, но пока не открывая глаза, с трудом удерживался, чтобы не чихнуть: мелкие песчинки угодили в нос. Деггубэрт медленно, стараясь не привлечь внимания неведомого врага, нащупал ладонью рукоять меча, и…

Резкий толчок локтем свободной руки, разворот в перекате, – и смотритель уже готов к любой неожиданности.

Но только не к этой! Прямо перед ним, почти уткнувшись в землю, стояла какая-то толстая, гладкая палка. Глаза быстро привыкли к ночной темноте, и вскоре Деггубэрт смог разглядеть, что это и не палка вовсе, а заостренный на конце хобот довольно-таки большого многоногого. Насекомое, видимо, только что опустилось на землю: две пары больших прозрачных крыльев, сквозь которые местность выглядела расплывчато, словно через влажное стекло, еще оставались расправлены, но задние длинные тонкие лапы уже начали собирать их, подобно тому, как складывает воин запасную одежду в походную сумку. Длинные передние лапы тварь потирала друг о друга, будто предвкушая скорое насыщение. О насыщении Деггубэрт подумал, осознав, что именно тепло и запах человеческого тела привлекли сюда насекомое. Он уже видел таких тварей – правда, уже поверженными – восемь времен назад, когда трижды за лето поселения прибрежной полосы подвергались нападению этих созданий.

Твари спускались с неба с душераздирающим визгом, охотясь на поселенцев, и знатоки Его Величества, дежурившие в эти тяжелые дни на вышке наряду с гвардейцами, рассказали, что им уже доводилось видеть, как расправились с одной несчастной женщиной кровососы, – именно так назывались подлые многоногие.

… Тварь летела вслед за орущей во весь голос, перепуганной насмерть женщиной, а когда настигла ее – то облетела спереди и бросилась на несчастную. Кровосос положил передние лапы на плечи поселенки и швырнул ее, захлебывающуюся от крика, наземь, а потом воткнул хобот точно в сердце; грудь женщины опала, глаза закатились, из горла хлынула кровь, а тощий, полупрозрачный прежде живот твари начал приобретать темно-бордовый оттенок, заполняясь бурой жидкостью. Наконец тварь насытилась и отпустила плечи жертвы. Женщина уже лежала без движения, и ее голова отвалилась набок, выпустив изо рта последнюю тонкую струйку крови.

Тварь, впрочем, не пренебрегла и этой малой толикой: уже убравшийся было хоботок кровососа снова выдвинулся и сперва прижался вплотную ко рту, всасывая остатки питательной жидкости, а потом раздвинул губы и зубы, проник внутрь и забрал остальное… Теперь Деггубэрт представлял, с кем имеет дело, и приготовился к схватке. Предрешила итог сражения медлительность кровососа. Тварь замешкалась, потирая передние лапы. Как потом уже разглядел смотритель, между небольших коготков забился какой-то сор и, видимо, немало раздражал насекомое, отвлекая от нападения на жертву. Этим-то Деггубэрт и воспользовался: медленно, чтобы не спугнуть врага, он завел руку с мечом вбок и со всей силы резко рубанул по хоботку.

Насекомое вскинуло передние лапы в приступе внезапной боли и немного подалось назад. Обрубок хоботка, плавно расширявшегося ближе к основанию, покатился по земле рядом с Деггубэртом, выпустив из разреза несколько капель светлой жидкости.





«А у самого тебя кровь-то жиденькая», – зло подумал смотритель, наполовину высовываясь из убежища и занося руку для удара еще большей силы. На этот раз он направил меч выше – и удар получился на славу! Еще примерно треть хобота от удара острого клинка отлетела прочь, и кровосос замотал обрубком, словно бы в недоумении.

Чудовище, вероятно, плохо видело в темноте, поэтому, силясь разглядеть, что происходит, опустило короткую круглую голову почти к самой земле, так что Деггубэрту осталось нанести лишь последний, решающий удар. Он взял меч наизготовку и пошире расставил ноги, крепко упираясь ими в землю.

Но кровосос успел поднять голову, и удар смотрителя пришелся лишь по глазу твари. Несколько фасеток, отсеченные мечом, отлетели прочь и забрызгали Деггубэрта светлой жижей.

Насекомое принялось размахивать передними лапами перед лицом Деггубэрта. В это же время задние лапы создания начали расправлять только что сложенные крылья, а голова слегка запрокинулась вверх. Смотритель понял, что тварь ошеломлена напором двуногого и собралась улететь, а вернется, скорее всего, с сородичами – и тогда положение резко ухудшится. Следовало моментально и точно найти способ, как единственным ударом меча оборвать жизнь кровососа. И Деггубэрт отыскал верное решение.

Он прыгнул между средней парой лап многоногого, уворачиваясь от бешено вращавшихся передних, и дважды, вводя лезвие как можно глубже, рубанул мечом по короткому сочленению головы и туловища твари, после чего отпрыгнул обратно. К счастью, хитин здесь был мягок, меч по нему не скользил, поэтому оба удара, а позднее и еще два, нанесенные чуть ниже суставов передних лап и отсекшие их напрочь, довершили судьбу твари. Из пореза на шее на удивление скупо закапала кровь, затем голова, продолжавшаяся поворачиваться, оторвалась и рухнула возле обрубков передних лап. Задние и средние лапы засучили по земле, вспарывая почву на глубину ладони ровными бороздами, а крылья, начавшие было расправляться, несколько раз встрепенулись и бессильно поникли. Больше чудовище не двигалось, и Деггубэрт облегченно вздохнул: все кончено… Но отсюда следовало уходить, и как можно быстрее.

… Когда идешь прохладной ночью в скорлупе из стынущего металла, совсем один, в ближайшем обозримом пространстве нет никого и никакие звуки не нарушают тишину, а ты беспрестанно ежишься и зеваешь оттого, что вновь клонит в прерванный сон, невольно кажется, что вот-вот найдешь уютное пристанище, где можно будет развалиться, вытянув ноги и разбросав как попало руки… Увы, такие мечты почти никогда не сбываются, и долгая ночь в конце концов переходит в такой же длинный день.

Деггубэрт шагал по невысоким песчаным холмам и лощинкам между ними, через каждую сотню шагов оглядывался, чтобы убедиться: озеро с населяющими его жестокими тварями всех мастей и видов остается все дальше и дальше позади. Когда смотритель углубился в пустыню, и водоем перестал виднеться вдали даже крохотным поблескивающим пятнышком, впереди, чуть поднимаясь над линией горизонта, возникло несильное, едва ощутимое сияние. Деггубэрт покачал головой: это вполне могли быть светящиеся пески, и тогда дни его жизни сочтены. Наверное, опасное место следовало бы обойти стороной, но старый воин слишком устал. Да и незнакомый оттенок сияния говорил о том, что если впереди действительно светящиеся пески – то совсем другие, нежели те, о которых сызмальства предупреждают детей родители. Смотритель точно помнил: старики всегда говорили о светло-зеленом свечении, а зарево у горизонта имело красноватый оттенок.