Поединок

«А черно-красные все-таки тоже утащили порядочное число врагов к предкам», – усмехнулся Деггубэрт.

Он сидел в зарослях тростника, опасаясь поднимать голову, разглядывая подробности этого страшного и одновременно очень любопытного зрелища, и даже дышать старался едва-едва: ветерок успел несколько раз сменить направление и теперь дул в сторону озера, и смотритель понимал, что в пылу битвы случайно могут зацепить и его.

«Нужно выждать, – твердил про себя Деггубэрт. – Терпеливо выждать, когда все это окончательно затихнет. Только тогда я смогу идти дальше…»

Серо-зеленый глинистый берег озера теперь, после битвы имел грязно-бурый цвет, а прибрежные воды стали ярко-оранжевыми, и это мерзкое пятно довольно быстро расширялось, распространяясь вдоль береговой линии. Деггубэрт не знал, насколько ядовита кровь Родолий-Ведалий, лишь помнил, что когда-то старики говорили, будто ею можно отравиться. Теперь ему оставалось только разочарованно вздыхать: до ближайшей чистой воды придется долго идти по открытой полосе берега, где невозможно будет спрятаться от громадных тварей, если те вдруг заметят его блестящие на свету доспехи.

Между тем «пастухи» собрали остатки сильно разбредшегося стада тлей. Они подползали к «воинам» и, чуть приподнявшись на задней и средней паре лап и сильно наклонившись к туловищам сородичей, словно бы щекотали им голову усиками; по окончании этого необычного ритуала из пастей «пастухов» выкатывались небольшие липкие капельки, быстро уменьшавшиеся в размерах, и с помощью жвал и передней пары лап многоногие как бы перекатывали эти капельки вдоль усиков и погружали в пасти «воинов». Однако несколько капелек в пасти не попали, и в воздухе повис новый запах. Деггубэрт, сделав очередной глубокий вдох, внезапно почувствовал удивительную смесь эмоций – торопливости, легкой тревоги, чувства долга и обеспокоенности за кого-то. Ничего в сознании человека в тот момент не могло вызвать подобных ощущений. Он слишком увлекся наблюдением за ходом битвы… Но тут же смотритель понял, что эти эмоции вызываются искусственно, запахом, исходящим от муравьиной жидкости.

«На что-то это похоже… – твердил про себя Деггубэрт. Он неосознанно прижал к носу рукав взмокшей от пота рубашки, и чужие эмоции вскоре оставили его. – На что-то похоже…» И только когда «пастухи» с «воинами» завершили странный ритуал, смотритель понял, что же ему напомнило это ощущение.

Два-три десятка времен назад он побывал в гостях у своей родни, обитавшей в большом кампусе неподалеку от города Сиднея. У тамошних жителей в обычае было вечерами совместно распивать у костра приготовленную необычным образом огненную воду. В нее добавляли мелко перемолотые земляные орехи, какие-то травы, кожуру диковинных фруктов с Островов. Местные поселенцы еще называли их мудреным словом… Что-то вроде «оранж»… Туда же входило крепкое кактусовое вино и свежий сок сладкой агавы. Потом эту смесь варили в большущем металлическом горшке над угольями костра и, пока была горячей, разливали по металлическим кружкам.

Когда кружку, полную почти до краев остро и в то же время возбуждающе пахнущей жидкостью протянули Деггубэрту, пожилой поселенец, его родственник Мэтт-Обжора, назначенный компанией главным по костру и напитку, сказал: «Пей глинтвейн, не бойся. Сперва обожжет рот, конечно, но несильно, а потом станет очень приятно. Да не бойся – пей, это тебе не кусачее многоногое!» – и компания ухнула раскатом хохота, потешаясь над недоумевающим видом Деггубэрта. Смотритель осторожно, чтобы не пролить ни капли, отхлебнул из кружки, еще и еще… а потом наступило странное ощущение, когда кровь по жилам потекла быстрее и горячее, щеки словно загорелись, а в горле запершило… и тогда он отхлебнул еще и еще, затем выпил единым глотком содержимое кружки и довольно выдохнул: «Ох!»… а потом Деггубэрт мало что помнил. В памяти его остались лишь несколько сцен, возникших на миг и пропавших опять, словно картинки в древней книге.

Вот он танцует вокруг костра, один, без пары, высоко поднимая ноги, будто идет по болотистой топи глубокого, загаженного ослами крика… а вот хватает за рукав молодую, крепко сбитую, с пышным свежим телом красотку, чье имя-прозвище так и не зацепилось в памяти, а Мэтт-Обжора потирает ладони и гогочет с глупым видом: «Так мы тебе, Деггубэрт, и жену подберем! С тебя за это причитается!» – и подмигивает, кося глазом на широкий зад женщины, которой явно охота попрыгать не только в танце на поляне, но и где-нибудь в более укромном месте… и вот, наконец, то самое ощущение, когда наутро Деггубэрт очнулся после вчерашнего. Костер давно потух, и даже угли перестали тлеть, а прохладный утренний ветерок ворошил одежды поселенцев, уснувших тут же, на месте попойки. На жерди над золой еще висел горшок, плотно закрытый крышкой. Деггубэрт неловко поднялся и зацепил рукой крышку; свалившись, она открыла содержимое горшка, еще до половины наполненного неповторимым напитком. И сразу же в нос ударил такой аромат, от которого к нему на миг вернулись ощущение ночного безудержного веселья и непреодолимого желания тут же пуститься в пляс, обнимая грудастую красотку…

Прервав воспоминания, смотритель глянул вниз. Берег пустовал, и лишь бесчисленные следы насекомых тянулись по влажной глине к дальним песчаным дюнам. Смотритель еще успел увидеть переваливающее через холм стадо тлей, окруженное со всех сторон муравьями. Деггубэрт еще немного подождал и внимательно осмотрел оставшиеся на берегу трупы тлей и жуков.

«Не двигаются, – сказал он сам себе. – Пора!» Он сосчитал для надежности до пяти сотен и поднялся, разминая затекшие от долгого неподвижного сидения ноги…

Вода возле берега имела не только отвратительный вид, но и запах, который легко мог вызвать рвоту. К тому же ядовитость жучиной крови теперь стала очевидной: прошло-то всего ничего, а мелкие листочки ряски, кое-где встречавшиеся в прибрежном мелководье, успели скукожиться и потемнеть.

Деггубэрт снял дорожную сумку и набрал в одно из отделений жижу, в избытке покрывшую глинистый пляж и пропитавшую почву на добрых два пальца в глубину. Потом он вернулся в лощинку и снял с себя все части доспехов. Морщась от отвращения, смотритель все же стал натирать этой дрянью латы, стараясь понемногу привыкнуть к тошнотворному запаху. Быстро высыхая под палящими лучами солнца, жижа надежно скрывала блеск металла, а это сейчас было главным. Смотритель так увлекся своей работой, что совсем позабыл следить за солнцем. А когда спохватился, до наступления сумерек оставалась всего лишь треть дня…

С полной дорожной сумкой, приятно отягощавшей руки, смотритель огибал озеро. Приходилось постоянно оглядываться: он прекрасно понимал, что даже в тусклых, перемазанных грязью доспехах его фигуру нетрудно разглядеть издали. Но довольно долгое время ничто не предвещало неприятностей: горизонт со всех сторон был чист.

Возле остова древнего строения непонятного предназначения, едва проглядывавшего через наносы песка, глины и ила, – от него оставался сейчас лишь уходивший с берега в воду ряд вертикально стоящих бревен – путник присел на округлый валун и развел костер из собранного по пути сухого тростника.

Вечерело… Теперь Деггубэрт находился на берегу озера, противоположном тому, где он спустился на прибрежную полосу. Сюда отравленная вода еще не добралась, и смотритель наполнил кожаную флягу, а затем и шлем, предварительно отодрав изнутри войлок. В шлеме Деггубэрт сварил куски тлиного мяса, которые он тщательно выбрал на месте побоища.

Мясо оказалось очень нежным на вкус, и вскоре смотритель насытился. Между тем солнцу оставалось совсем немного до линии горизонта, ветерок заметно посвежел и веял чуть сильнее, чем днем, вызывая на глади озера легкую рябь. Деггубэрт внимательным взглядом окинул местность: оставаться на ночлег на берегу явно было небезопасно – старики говорили, что некоторые многоногие чувствуют тепло на больших расстояниях. Чем могла обернуться подобная встреча, Деггубэрт предпочитал не думать. Затушив огонь и засыпав остатки углей песком, смотритель поднялся к поросшим травой холмам. Широкие, почти с ладонь, каплевидные листья не имели ни запаха, ни вкуса, впрочем, и сочными тоже не были.