Страница 8 из 28
Не взглянув на профессора, Джулия поставила чашки на столик и вернулась к комоду.
— А почему вы не поселились в аспирантском общежи¬тии на Чарльз-стрит?
Джулия что-то уронила. С его места было не видно, что именно.
— Я рассчитывала поступить в аспирантуру другого уни-верситета, но у меня не получилось. А к тому времени, когда я приехала в Торонто, мест в том общежитии уже не было.
— И где же вы рассчитывали учиться? — (Джулия не отвечала, терзая зубами нижнюю губу.) — Мисс Митчелл, я ведь задал вам вопрос.
— В Гарварде, — буркнула она.
Профессор Эмерсон едва не грохнулся с жесткого стула.
— В Гарварде? Тогда какого черта вас понесло сюда?
Джулии хотелось улыбнуться. Она знала причину про-фессорского вопроса.
— Торонто называют Северным Гарвардом.
— Не юлите, мисс Митчелл. Я хочу слышать ваш ответ.
— Да, профессор. Я знаю, вы всегда требуете ответов на ваши вопросы. — Она выгнула брови, и профессор поспеш¬но отвернулся. — Мне нечего скрывать. Моему отцу высшее образование его дочери не по карману. На предоставленную мне стипендию в Гарварде не прожить. Жизнь в Торонто го¬раздо дешевле. На мне и так висит несколько тысяч долга по студенческому займу в Университете Святого Иосифа. Я ре¬шила не делать новых долгов и потому оказалась здесь.
Закипевший чайник вновь заставил Джулию опуститься на колени, чтобы выдернуть вилку из розетки.
— Я этого не знал, — морщась, сказал профессор Эмер¬сон. — В вашем личном деле это не отражено. Вам следова¬ло бы рассказать администрации о вашем… материальном положении.
Джулия пропустила его слова мимо ушей. Она ополос¬нула заварочный чайник, засыпала туда чай и залила кипят¬ком.
Профессор не мог успокоиться.
— Нельзя жить в таком ужасном месте, — говорил он, неистово размахивая руками. — Здесь даже кухни нет. Я не представляю, как вы готовите себе еду.
Джулия поставила чайник на столик, добавив к нему се-ребряное ситечко, затем села на другой стул. Ее руки начали двигаться сами собой.
— Я ем много овощей. На плитке можно прекрасно гото¬вить кускус. Кстати, кускус — очень питательное блюдо.
Ее голос немного дрожал, но она старалась говорить бо¬дро, всем видом показывая, что приехала сюда изучать твор¬чество Данте, а не ублажать собственное чрево.
— Не болтайте ерунды! — вырвалось у профессора. — Пи-тательное блюдо! Собаку и ту лучше кормят!
Джулия густо покраснела, съежилась. Она с трудом сдер-
живала слезы.
Профессор только сейчас сообразил, до чего же глупо и
оскорбительно он себя ведет в чужом доме, каким бы этот лом ни был. Глядя, как исказилось красивое лицо Джулии, профессор Габриель О. Эмерсон мысленно назвал себя самовлюбленным идиотом. Он посмел стыдить ее за бедность,
словно бедность — это нечто позорное. А ведь и он сам ко- гда-то был беден. Очень беден. А Джулия — умная, привле-
кательная девушка. Аспирантка, которая всерьез хочет заниматься творчеством Данте. Что постыдного во всем этом? Или она должна стыдиться своего отца, не сумевшего заработать ей на Гарвард? Как говорят англичане? «Если не мо-
жешь иметь лучшее, используй наилучшим образом то, что имеешь». Вот она и старается превратить эту дыру в уютное жилище, поскольку другое ей не по карману. А он пришел
сюда и позволил заявить, что это место не годится даже в ка-честве жилья для собаки! Браво, профессор Эмерсон! Он за-
ставил Джулию почувствовать себя глупой и никчемной, хотя
она не то и не другое. Что бы сказала Грейс, если бы слыша¬ла сейчас его слова?
Профессор Эмерсон оказался придурком. По крайней ме¬рс, он это знал.
Простите меня, — с трудом выговаривая слова, произ¬нес он. — Сам не знаю, что на меня нашло. — Он закрыл
глаза и принялся массировать веки.
— Вы совсем недавно потеряли мать.
В голосе Джулии не было и тени обиды! Только состра-
дание и готовность простить его за все резкости.
У Эмерсона щелкнул внутренний выключатель.
- Мне не надо было сюда приходить, — сказал он, под-
нимаясь со стула. — Я лучше уйду.
Джулия его не удерживала. Она подала профессору зонт, затем сняла с крючка его плащ. Она стояла, опустив глаза и чувствуя, как пылают ее щеки. Ушел бы он скорее! Какая же она была дура, пригласив его на чай и показав свое жилище.
Еще бы, такие дыры лишь оскорбляют утонченный эстети¬ческий вкус профессора Эмерсона. Утром она гордилась иде¬альной чистотой, наведенной в этой «хоббитовой норе», а сейчас чувствовала себя раздавленной и опустошенной. От¬того что он видит ее жалкой и униженной, ей становилось еще тошнее.
Кивнув ей и пробормотав что-то неразборчивое, профес¬сор Эмерсон покинул ненавистное ему жилище.
Джулия прислонилась спиной к закрытой двери и нако¬нец позволила себе зареветь.
Тук-тук. Тук-тук.
Она знала, кто стучится, но открывать не хотела.
«Боги „хоббитовых нор“, в которых недостойна жить да¬же собака, но за которые приходится каждый месяц выкла¬дывать кругленькую сумму, сделайте так, чтобы он ушел с миром». Эти боги оказались менее сговорчивыми и не отве¬тили на ее молитву.
Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук.
Джулия быстро вытерла рукавом лицо и чуть-чуть при-открыла дверь.
Профессор удивленно моргал, глядя на нее так, словно она была рождественской елкой. До него с трудом доходило, что за короткое время между его уходом и возвращением она успела всласть пореветь.
Джулия кашлянула, глядя на его итальянские ботинки со слегка загнутыми носами. Профессор переминался с ноги на ногу.
— Когда вы в последний раз ели что-нибудь мясное? — вдруг спросил он.
Джулия засмеялась и покачала головой. Такие мелочи она не запоминала. Какие бифштексы с ее стипендией?
— Во всяком случае, вскоре вас ожидает встреча с изы¬сканно приготовленным мясом. Я жутко проголодался, и вы поедете со мною обедать.
Она позволила себе легкую язвительную улыбку.
— Вы уверены, профессор, что потом не будете жалеть? Вдруг мое общество вызовет у вас те же чувства, что и моя квартира? — Она скорчила рожицу, подражая одной из его недавних гримас.
Профессор Эмерсон слегка покраснел:
— Что было, то прошло. Вот только…
Он выразительно поглядел на ее одежду, задержавшись несколько дольше, чем позволяли приличия, на вырезе ее футболки и округлостях ее красивой груди.
— Я могу переодеться, — сказала Джулия, в который уже раз опуская глаза.
— Да, именно это я и имел в виду. Найдите у себя что- нибудь более подходящее…
Она понимала: он вовсе не хотел ее обидеть. И все равно его слова больно ее задели.
— Пусть я не из богатых, но у меня есть более подходя¬щие, как вы изволили выразиться, вещи. Не беспокойтесь, нам не придется краснеть за то, что привели с собой вуль¬гарную девчонку.
Профессор покраснел еще больше.
— Я имел в виду… одежду, более подходящую для ресто¬рана. Ведь и мне придется надеть пиджак и галстук.
Теперь Джулия окинула его взглядом, задержавшись доль¬ше, чем позволяли приличия, на проступающих под свите¬ром широких грудных мышцах.
— Я соглашусь поехать с вами при одном условии.
— Ваша поездка не обсуждается.
— В таком случае, профессор, приятного вам аппетита без меня.
— Подождите.
Он просунул свой дорогой итальянский ботинок в щель между дверью и косяком. Сейчас его не волновало, что на коже могут остаться царапины или потертости.
— Какое ваше условие?
— Объясните, почему после всего, что вы мне наговори¬ли, я должна ехать с вами на обед?
Умница-профессор очумело поглядел на нее, затем по-краснел до корней волос и забормотал, запинаясь на каждом
слове:
— Я… э-э… потому что… вы могли бы сказать, что мы… или вы… — (Джулия удивленно повела бровью и стала мед¬ленно закрывать дверь.) — Постойте. — Он уперся рукой в дверь, не давая Джулии закрывать ее и калечить его правую ногу. — Потому что Пол написал сущую правду. «Эмер¬сон — придурок». Но теперь Эмерсон, по крайней мере, это знает.