Страница 49 из 65
Во дворе он прослыл книгочеем, а кличку заслужил отнюдь не фамильную — «паяльник». Но в глаза его никто так называть не смел. Зато в девятом классе, когда Сергей собрал из металлолома мощный усилитель для школьных дискотек, уважение к нему возросло многократно. Девушки посматривали на него с интересом, но гулять и целоваться предпочитали с теми, кто танцевал под мощный рев этого самого усилителя. А Кошкин предпочитал смотреть на эту дерготню со стороны. Зато постоянно совершенствовал аппаратуру и смог собрать коллекцию магнитофонных записей, коей завидовали взрослые ди-джеи.
Потом был университет… И совхозное поле. Увидев на своей меже Лену Варламову (филологи шли встречным планом), Сергей Кошкин вдруг понял, что это его будущая жена. Для такого сердечного знания не требовалось машины времени. Наверное, именно эта метафизическая уверенность позволила ему войти в сердце одной из самых недосягаемых красавиц вуза. А, может, еще что-то, что неизвестно ни физикам, ни лирикам. В любом случае, Давид так и остался на соседней меже, даже не замеченный будущим гениальным изобретателем.
Легко обретенное также легко можно потерять. Когда Лена уходила, Кошкин был погружен в ту самую задумчивость, как когда-то на ринге. И позже оставалось только молотить в исступлении воздух. Он так безумно любил ее, что, как это ни парадоксально, но вполне объяснимо — сдался без боя.
Заглянувшему в глаза смерти Кошкину впервые показалось, что он простил и отпустил Елену из своей кончающейся жизни. Ничего, кроме благодарности, за подаренное ему счастье быть рядом с ней, Сергей Павлович не испытывал. В гулкой темноте бессознательного он оставался теперь один на один со своим проросшим из детства, тщательно маскировавшимся все эти годы одиночеством.
И Фрейд тут ни при чем.
* * *
Шум морского прибоя для человека, который живет в средней полосе России, а то и в Сибири, это намного больше, чем для жителя Сочи снегопад, метровые сугробы или баритон соснового бора в ветреную погоду. Во всяком случае слишком мало можно найти сочинцев или крымчан, которые заплатят большие деньги, чтобы поиграть в снежки или покормить комаров. Зато сребролюбивые москвичи, трудолюбивые уральцы и «гуляй душа» — сибиряки с легкостью отдают годовой бюджет за то, чтобы пару недель слушать шум прибоя. Справедливо было бы, если бы одни везли деньги летом к морю, а другие бы зимой приезжали с этими деньгами кататься на лыжах. Об этом подумал Михаил Маркович, укладывая две тысячи долларов в свой кейс. Легкий гонорар был кстати, дочка настырно просила как раз столько для поездки в Италию. Что делать, родители зарабатывают, дети тратят? Юля, конечно, абсолютно еще не поняла в чем цимус: деньги лучше иметь, нежели бездумно их тратить. Но чего не сделаешь для единственной дочери? В конце концов, все равно все достанется ей. И тому гаду и лентяю, который завладеет ее сердцем! Наливая себе отходную с устатку Михаил Маркович с особой ненавистью думал о своем будущем зяте. До сих пор Юля приводила в дом каких-то потусторонних людей. Ни одного реального, твердостоящего на ногах мужчины. Все какие-то «летчики», что витают в облаках собственных идей и полагают, что кто-то будет вкладывать деньги в их проекты, отчего они неминуемо разбогатеют и обеспечат семейное счастье Юлечки. Хоть бы один сын порядочного ювелира или банкира. Одни будущие менеджеры. Менеджер — это тот же официант, только не в ресторане, а в офисе. И живет на чаевые. А то еще журналиста приводила… «Бзззз», поморщился Михаил Маркович, усилив кислую кривизну рта долькой лимона.
Он еще раз вынул деньги, чтобы подержать их на весу, словно хотел определить перевесит ли средиземноморский прибой тонкую, но приятную тяжесть свежих стодолларовых купюр. Юля очень похожа на итальянку. Черные вьющиеся волосы ниже плеч и миндальные глаза, обрамленные длинными пушистыми ресницами. И, разумеется, чуть гнутый «итальянский» носик. Надо только предупредить ее, чтобы не брила подмышки. В Италии так делают только проститутки. По крайней мере в шестидесятые годы делали, и так их определяли. Ну кто ей сказал, что Рим это великий древний город? Вертеп с античным стажем, такой же дрянной, как автомобиль «рено». Над Ватиканом разве что похихикать. Дряхлого папу поглядеть. Какой же это папа, если у него под боком нет мамы?..
Михаил Маркович улыбнулся, но вспомнил, что в ближайшее время придется попотеть над делом Касимова, где из хладнокровного убийцы нужно вылепить благородного джентльмена, который в состоянии аффекта превысил пределы допустимой самообороны. Адвокат брезгливо поморщился. Губами сыграл нечто вроде лошадиного храпа, брызнул слюнкой на служебные бумаги. Зато гонорар там ломился в десять раз тяжелее. Придется попотеть, у друга Пети в банке эти деньги будут расти, как на дрожжах.
Закрывая сейф и сбрасывая бумажный хлам в кейс, Михаил Маркович не заметил, как со стороны улицы сквозь незакрытые ребра жалюзи в его уютный кожаный кабинет заглянули безумные темные глаза. Полыхнули мутными адскими огоньками на болотную зелень долларовой пачки, что легла в чемоданчик, и погасли где-то в глубине арки недалекого проходного двора. Обычно адвокат всегда зашторивал жалюзи от посторонних глаз, но сегодняшний конверт и общение с полковником ФСБ выбили его из привычной колеи.
Выйдя из офиса на вечернюю улицу, Михаил Маркович подчеркнуто шаркающей походкой направился к автобусной остановке. Давно ему советовали машину с водителем, но он считал это ненужной роскошью. Если ноги носят, чего не ходить? Пусть молодежь себе лбы на иномарках расшибает.
Адвокат ничего не успел подумать, когда чья-то наглая левая рука рывком втащила его в гулкую темноту арки, а правая — опустила на его голову половину силикатного кирпича с такой силой, что сознание в котором еще миг назад роились сложные расчеты и шахматные партии предстоящих процессов, тут же покинуло ее сквозь безнадежный пролом в черепе. Тем же, но уже окровавленным обломком кирпича были сбиты замки на кейсе, а освободившаяся от воротника адвоката левая рука жадно выхватила из его чрева две тысячи долларов Бекхана.
Убегая, Усман ни разу не оглянулся. День все же удался.
* * *
Далее Кошкин видел…
Рузский все-таки уговорил его махнуть в будущее. Недалеко. Года на три. Риск решили поделить на двоих. Кошкин ничего не сказал Дорохову и Китаеву, Владимир Юрьевич обошел вниманием Паткевича. И машина сработала…
Глобальное потепление еще не наступило. Льды Гренландии и Антарктиды были на месте. Земля не поменяла полюса. Третья мировая война не началась. На красивых машинах по неизлечимым русским дорогам все также носились богатые, а вдоль них все также рылись в мусорных баках самые нищие. Золотой век не наступил. Зато с торговой империей Рузского что-то было не так. Это они поняли, беспечно гуляя по городу, отгородившись от возможных знакомых темными очками и надвинутыми на глаза козырьками бейсболок. Деньги не брали с собой принципиально. Владимир Юрьевич решил подшутить над самим собой: снять в банке энную сумму, дабы отведать кухню будущего. Сергей Павлович не возражал, шутить с будущим казалось ему легкой забавой по сравнению с изменениями прошлого.
Первый раз Рузский был озадачен, когда обнаружил, что на улице Грибоедова закрыт принадлежащий ему игровой центр. Точнее, вместо него там располагается офис какой-то неизвестной ему фирмы.
— Что делает, гад?! — ругал он самого себя. — Здесь же верная прибыль! Место бойкое, народ свои тугрики в игровых автоматах оставлял с таким удовольствием, точно это сберкасса, а не денежный пылесос! Неужели конъюнктура в городе так поменялась? Нет, Сергей Павлович, я этому бизнесмену, мать его, скажу, как надо правильно вкладывать деньги.
— Не стоит, Владимир Юрьевич, — равнодушно пожал плечами Кошкин, который своих банков и магазинов на улицах города обнаружить не планировал, — он умнее тебя на три года. Значит, так было надо. Может, он закрыл центр здесь, а открыл в другом месте?