Невесты Шерраби

Возможно, дневник был ее единственным утешением. Попыткой снятьстресс.

Если не считать нескольких лаконичных фраз вроде упоминания опикнике, она перестала писать дневник десять месяцев назад, когдаДэн заболел пневмонией и скоропостижно скончался.

Невелика потеря, подумал Саймон.

И только тут понял, что от нечего делать прочитал чужой дневник,не предназначенный для посторонних глаз. Впрочем, стыдиться этойженщине было нечего. Да и какое это имеет значение, если Саймон незнает, кто она такая? Он положил дневник в ящик и велел Казинсуоседлать Кактуса.

Ни на что особенно на надеясь, Оливия разрыла прошлогоднююлиству у корней старого дуба. Ничего, кроме нескольких недовольныхжуков. Она присела на корточки, подняла голову и полюбовалась назеленую летнюю листву.

И что теперь делать? Если бы красная книжечка осталась лежать наярком зеленом мху, ее было бы видно издалека. Но людских следовнет. Кажется, в эту часть леса давно никто не наведывался. Развечто животное. Кролик, лисица. А то и собака.

Оливия подозрительно посмотрела на заросли у края поляны. Онибыли не такими уж колючими…

Приняв решение, женщина отряхнула руки и колени, залезла в кустыи начала тщательно прочесывать подлесок в поисках того, что непринадлежало ни к животному, ни к растительному миру.

Она обнаружила еще несколько жуков, что-то сырое, пахнущееплесенью, и решила отказаться от дальнейших попыток. Осталосьнадеяться, что дневник не попал в руки хихикающих школьников или ихродителей.

Она стала осторожно выбираться из зарослей.

Внезапно за спиной кто-то громко откашлялся.

Оливия застыла на месте. От беспричинного, нерассуждающегостраха перехватило дыхание и взмокли ладони. Вокруг не было нидуши, кроме этого выросшего как из-под земли человека. Она медленнопопятилась и обернулась.

Сапоги. Добротные коричневые сапоги рядом с коричнево-белойсобачонкой, помесью терьера с бывшей в употреблении малярнойкистью. Оливия робко подняла взгляд и увидела удобные бриджихорошего покроя, обтягивавшие ноги, которые тянулись вверх и несобирались кончаться. Добравшись до талии, она перевела дух, азатем узрела белую рубашку с распахнутым воротом, обрисовывавшуювеликолепную грудь, и суровое загорелое лицо, увенчанное гривойпышных бронзовых волос. Волосы были длинные, волнистые и падали нашею. Некоторое время Оливия рассматривала их, а потом набраласьсмелости и стала разглядывать черты незнакомца.

Вот это да! Классический деревенский тип! Сильное уверенное лицос пронизывающими льдисто-голубыми глазами. Широкий лоб, высокиескулы, слегка раздвоенный подбородок, самые белые, самые правильныезубы, которые она когда-нибудь видела, и полные губы, сложенные вулыбку, от которой у Оливии замерло бы сердце, будь оно ещеспособно на это.

— Кто вы такой? И какого черта здесь делаете? — Страхдобавил Оливии воинственности.

Улыбка стала шире и превратилась в настоящий волчий оскал.

— Я Саймон Себастьян. Это мой лес. В данную минуту ялюбуюсь вашей попкой. Она у вас очень красивая.

Ее страх тут же улетучился. Остались гнев, смущение и досада. Ноиспуга как не бывало.

— Все, что имеет отношение к моему телу, вас некасается! — выпалила она.

— В самом деле? — Саймон Себастьян пожал плечами иприслонился к ближайшей березе. — Я боялся, что это слишкомхорошо, чтобы быть правдой.

— Какой правдой? — заморгала глазами Оливия.

— Замечательный конец, в прямом и переносном смысле слова,моей приятной прогулки с Риппером.

В голове Саймона не было и намека на насмешку, зато онабезошибочно читалась в его глазах.

Оливия снова вспыхнула.

— Если это ваш лес, мистер Себастьян, значит, я, таксказать, вторглась в…

— Так сказать, вторглись. Но согласно многовековойтрадиции, вы имеете право гулять здесь. И я не буду возражать, есливы украсите мой лес своим присутствием.

— Украшу? — Это в линялых джинсах и старом черномсвитере. — Я не падка на лесть, мистер…

— Саймон. Забудьте про "мистера". Обойдемся без церемоний,мисс?.. — Он вопросительно поднял бровь.

Красивые брови, мельком подумала Оливия. Широкие и такие жебронзовые, как волосы.

— Оливия Нейсмит, — неохотно представилась она. —Извините, если я… рассердила вас.

Но Саймон Себастьян вовсе не выглядел рассерженным. Он стоял,прислонившись к дереву, скрестив руки на груди, с "малярнойкистью", послушно сидевшей у его ног, и выглядел уверенно инепринужденно, как лорд и хозяин здешних мест. Впрочем, так оно ибыло. Лорд не лорд, но крупный землевладелец. Настоящий сельскийпомещик. Английский джентри — если это сословие еще не окончательновымерло.

— За что вы извиняетесь, Оливия Нейсмит? Кажется, раньше явас в деревне не встречал, верно?

На первый вопрос Оливия решила не отвечать.

— Не встречали. Мы с сыном переехали из Лондона всего месяцназад. Но наша хозяйка, миссис Кричли, сказала, что вы не будетевозражать, если мы устроим пикник в ваших владениях.

— Не буду. — Голубые льдинки внимательно осмотрелиполяну и многозначительно уставились на нетронутый мох у ногОливии. — И не стал бы возражать даже в том случае, если быувидел хоть малейший след вашего пикника.

— Это было не сейчас. Два дня назад.

— Ясно. И что же заставило вас вернуться? Засохший сандвич?Хлебные крошки?

Оливия с удовольствием запустила бы в него чем-нибудьтяжелым.

— Я кое-что потеряла, — холодно ответила она. —Пока Джейми в школе, я решила вернуться и поискать.

Во внешности Саймона что-то неуловимо изменилось, и этонасторожило Оливию. Выражение его лица осталось прежним, поза тоже,но он весь подобрался.

— Джейми? Это ваш сын?

— Да.

— Понимаю. И что вы потеряли, Оливия?

Откуда в ней такая уверенность, что Саймон уже знает ответ? Ноэто невозможно. Если только не…

— Красную книжечку, — быстро ответила она. — Вывидели ее?

Саймон ответил не сразу.

— Книжечку? Она так важна для вас?

— Я… Это мой дневник. Так вы видели его? — Онапыталась говорить спокойно и не выдать своего страха. Кажется,прочесывать кустарник не имело смысла. Если этот невозможный типнашел книжку, то наверняка знает, что это такое. Эта мысльзаставила Оливию потупиться.

Она ждала ответа. Откуда-то донесся нежный голосок горлинки,всегда вызывавший у Оливии улыбку.

Всегда, но не сегодня.

— Может быть, — признался Саймон, когда прошла целаявечность. — На нем были отметины от зубов?

Оливия подняла испуганные глаза.

— Нет! По крайней мере, когда я видела его в последнийраз.

— Гмм… Это ничего не значит. Нельзя сбрасывать со счетовРиппера.

Риппер вильнул коротким, толстым хвостом.

Оливия отвела от глаз прядь темных волос.

— Вы хотите сказать, что он его съел?

— Если мы говорим об одной и той же красной книжке, то ондействительно ее пробовал. Но не волнуйтесь, переварить неуспел.

Оливия проглотила слюну.

— Так он… он все еще у вас? — Женщина сама не знала,какого ждет ответа. Дневник имел для нее огромное значение. Онаначала его, будучи счастливой новобрачной, и сделала это лишьпотому, что ужасно хотелось описывать свою жизнь с бесконечнолюбимым мужчиной, который стал ее мужем.

Позже, когда счастье с путающей скоростью пошло на убыль,дневник превратился в лекарство, способ забыть о своем разбитомсердце. А оно действительно разбилось, хотя Оливия продолжаладелать хорошую мину при плохой игре. Ради Джейми. Когда Дэн умер ипрошел шок от потери, дневник перестал быть ей необходимым. Такпродолжалось до самого пикника.

Пикник в зеленом линкольнширском лесу показался ей лучшимспособом отпраздновать переезд из Лондона. Для Оливии этот переездстал символом начала новой жизни, более спокойной и мирной, чем та,которую она вела в последние годы.

Она взяла с собой дневник, потому что хотела зафиксироватьначало этой новой жизни: исполненной надежды. Но едва началаписать, как пошел дождь.