Вторая могила слева

Я понятия не имела, сколько могу ей рассказать. Хотелось бы мнезнать, если б моя сестра вдруг задумала самоубийство? Чертовскихотелось бы. Ким заслуживает права знать, что на уме у еетупоголового братца.

- Сейчас он очень на меня злится, - сказала я.

- Значит, вы его видели?

До меня дошло, какой трудной ношей для Ким стал их договор.Рейес взял с нее обещание не выходить с ним на контакт. Он нехотел, чтобы из-за него ей снова причинили боль, а она не хотелабыть тем рычагом, который могут использовать, чтобы причинить больему. Никто – даже власти – не знал, кем приходилась Ким Рейесу. Неимея кровного родства, они все равно были братом и сестрой,сродненными ужасами, через которые им пришлось пройти вместе. И уменя было подозрение, что Рейес слетит с нарезки, если узнает, чтоя разговаривала с Ким.

- Ким, вы знаете, кто он такой?

Ее брови нахмурились, очень изящно, клянусь.

- Нет. То есть не совсем. Я знаю, что он очень особенный.

- Так и есть, - отозвалась я, придвигаясь ближе. Выкладывать ей,кто он такой и что он такое, я, разумеется, не собиралась. – Оночень особенный. И он умеет покидать тело.

Ким тяжело сглотнула.

- Знаю. Давно знаю. А еще он очень сильный. И быстрый.

- Точно. И когда он покидает тело, то становится еще сильнее инамного быстрее.

Мягко кивнув, она дала мне понять, что внимательно слушает.

- По этой причине, - продолжала я, надеясь, что не разобью ейсердце, - он решил дать своему материальному телу умереть.

Покрасневшие глаза моргнули, повисло ошеломленное молчание, покасмысл моих слов доходил до сознания Ким. Когда это случилось, онаприкрыла рукой рот и в ужасе уставилась на меня.

- Он не может так поступить, - проговорила она едва слышным отгоря голосом.

Я все еще держала Ким за руку и стиснула ее покрепче.

- Согласна. Мне нужно его найти, но он не говорит, где спряталсвое тело. Он… ранен, - сказала я, недоговаривая правду. Ни к чемуей знать, насколько все хреново. И что у него почти не осталосьвремени.

- Что? Как?!

На этот раз я соврала на все сто:

- Наверняка не знаю. Я должна его найти, пока не стало слишкомпоздно. Есть у вас хоть какие-нибудь идеи, где он может быть?

- Ни единой, - ответила она сорвавшимся голосом. Слезы потеклипо щекам. – Федеральный маршал сказал, что он в беде.

Кровь в моих венах застыла. Даже власти не знали, что Рейессчитает Ким сестрой. О ней никто нигде не упоминал. Никакихконтактов. На этом настаивал Рейес. Не существовало никакихзаписей, которые помогли бы связать их друг с другом. По крайнеймере, я о таких записях не знала.

- А теперь грянуло все это, - продолжала Ким, не догадываясь отом, в каком я состоянии. – Почему? Почему он взял и бросилменя?

Или этот маршал слишком хорош в своем деле, или у него былдоступ к закрытой информации. Я склонялась ко второму варианту,потому что никто на свете не может быть настолько хорош.

Я обеими руками стиснула ладонь Ким.

- Обещаю, я сделаю все возможное, чтобы его найти.

Она обняла меня. Я старалась не прижимать ее к себе оченьсильно, чтобы не раздавить.

***

Лавируя в движении на шоссе I-40, я никак не могла понять, как,черт побери, федеральный маршал прознал о Ким. Мысли об этом менясильно тревожили. Ее не так-то просто выследить, к тому же я зналао ее существовании давным-давно. На Земле совсем не много людей,кто о ней знает.

Сотовый разразился одной из версий «Da Ya Think I'm Sexy?»[10].Я открыла телефон, зная, что звонит Куки:

- Дом терпимости Чарли.

- Ты должна взять меня на работу, - услышала я в ответ.

- Опять пытаешься продать свое тело на улице? Разве у нас небыло разговора на эту тему?

- За несколько недель до переезда Мими в Альбукерке пропала ееодноклассница.

Снизив скорость, я остановила Развалюху на обочине справа ивышла.

- Что там случилось? – спросила я, перекрикивая визжащие сигналыпроезжающих мимо машин. – К мозгоправу сходить не пробовал? –проорала я вслед всем сразу.

- Никто не знает. Ее тело так и не нашли.

- Интересно.

- Да уж. И печально. Если верить статье в газете пятилетнейдавности, ее родители по-прежнему живут в Руисе. В том же доме, вкотором прожили уже двадцать лет, надеясь, что дочь вернетсядомой.

Собственно, это совсем не удивительно. Родители, потерявшиедетей, боятся переезжать, пока дело не закрыто, потому чтопродолжают верить, что однажды ребенок вернется домой. Что можетбыть хуже, если он вдруг не найдет их на месте?

- Каков бы ни был исход дела, нельзя переоценить егозначение.

- Угадай, как звали эту девочку.

- Мм-м…

- Хана Инсинья.

В яблочко! В сообщении на стене в туалете кафешки Мими написаласлово «ХАНА».

- Буду через два часа, - сказала я и повесила трубку.

***

- Вот адрес, - Куки протянула мне бумажку, залезая вРазвалюху.

- А кто, прости господи, останется на телефонах? – В общем-то,мне наплевать, но кто-то же должен быть у Куки начальником, чертвозьми. Кажется, я и должна.

- Все звонки будут переадресованы на мой сотовый. – Вместе сКуки в джип залезли кипы бумаг, папки и ноутбук.

- Классно придумано. Зря я не плачу тебе, как рок-звезде за турыпо штату.

- Платишь? Да я у тебя в рабынях.

- Я тебя умоляю! Содержать тебя дешевле, чем рабыню. Ты самаплатишь за жилье и по счетам.

Вечная семидельница, Куки умудрилась показать мне язык,одновременно пристегивая ремень безопасности. Показушница.

Заметив свободное место в потоке машин, я резво вырулила наСентрал. Время решает все. Бумажки посыпались с коленей Куки, онанаклонилась их поднять и взвизгнула:

- Порезалась!

- Это тебе за то, что показала мне язык.

Посасывая сбоку палец, она угрюмо покосилась на меня, затемвытащила палец и изучила повреждение.

- Бумажный порез производственной травмой считается?

- А цыплята играют в снежки?

***

Через два часа мы сидели в очаровательной гостиной дома в Руисев компании приветливой женщины по имени Хи, которая подала нам вчашках растворимый чай со льдом. Несомненно, Хи азиатка. Скореевсего, кореянка, а вот ее муж, блондин с голубыми глазами, былпилотом военно-морского флота, приехавшим в отпуск в Корпус-Кристи,родной город Хи на юге Техаса. О техасском происхождении Хикрасноречиво говорил ее особый напевный выговор. Она былакрошечная, круглолицая, с седеющими черными волосами,подстриженными в боб, подчеркивающий ее широкие скулы. Благодарябелой блузке и штанам цвета хаки она выглядела моложе своих лет итакой же хрупкой, как чашки, в которых подала нам чай.

- Спасибо, - поблагодарила я, когда она предложила мнесалфетку.

- Хотите печенья? – спросила Хи. Техасский акцент звучал страннов сравнении с ее азиатской внешностью.

- Нет, спасибо, - ответила Куки.

- Сейчас вернусь, - тем не менее, сказала Хи и ринулась в кухню,стуча по ковру домашними тапочками.

- Можно я заберу ее домой? – прохныкала Куки. – Онаневероятная.

- Можно, но это называется похищением, и ни один органправопорядка тебя по головке за такое не погладит. – Я хихикнула вчашку, а Куки подарила мне мрачный взгляд. Наверное, всему винойпорез от бумаги.

Хи вернулась с тарелкой печенья. Я улыбнулась, когда она вручилаее мне:

- Спасибо большущее.

- Печенье очень вкусное, - отозвалась она, усаживаясь в глубокоекресло напротив нас.

Положив печенюшку на свою салфетку, я передала тарелку Кук.

- Миссис Инсинья, не могли бы вы рассказать нам, чтопроизошло?

На пороге ее дома мы рассказали ей, что приехали поговорить о еедочери. Ей хватило любезности пригласить нас войти.

- Это было так давно, - пробормотала она, уходя в себя. – До сихпор чувствую запах ее волос.

Я поставила свою чашку.

- У вас есть хоть какие-то догадки, что случилось?

- Никто не знает. – Ее голос дрогнул. – Кого мы только нирасспрашивали. Шериф вызывал на допрос всех ребят. Никто ничего незнал. Но она так и не вернулась домой. Будто кто-то стер ее с лицаЗемли.