Про меня

Подумаешь, «половой гигант», подумаешь «циничный человек», я ине такое слышала. Каждая его подруга вовлекала меня в своиотношения с ним.

– Да, понимаю… нет, не понимаю, – уклончиво сказала я. Этоне полный ответ, как требуют на уроках.

Зачем Санечке нужна была «роль второго плана», не понимает ниодна «главная роль». А я понимаю! У Санечки вовсе не звезда идублерша! Дублерша может при случае сыграть вместо звезды и дажеиметь успех – они играют одну и ту же роль. А «она» никогда неборется за Санечку, никогда не станет главной. «Она» – роль второгоплана, это ДРУГАЯ роль.

Санечка всегда ведет себя одинаково: ничего не скрывает, неоправдывается, не защищает свое право иметь любовницу при другойлюбовнице, а словно пожимает плечами – вот такие предлагаемыеобстоятельства.

– У него скоро кто-то появится, опять какая-то чужая тебеженщина… У него донжуанский комплекс, а у тебя может быть душевнаятравма…

Душевная травма? У меня?.. Любовная жизнь Санечки, его подруги,сменяющие друг друга с началом театрального сезона, – это моипредлагаемые обстоятельства. Санечка принадлежит мне. Никто никогдане вмешается в нашу жизнь, мы всегда будем без чужих!

И Санечка вовсе не Дон Жуан! «Чужих» было примерно по две споловиной новой женщине в год. Это нормально для свободного,невероятно привлекательного мужчины!

– Маруся, как ты думаешь, он меня любил? – Она сделалакрошечную паузу и безразличным голосом, каким всегда задают главныйвопрос, спросила: – А ты как думаешь, он меня любил больше, чемее?

– Любил, – заверила я, – у него в этот раз была особеннаялюбовь, правда. Я же видела…

А что? Я ее не обманула. Санечка ко всем нежно относится, онвообще полон любви к жизни и ко мне. Ее Санечка тоже немноголюбил.

Но он не понимает, что женщина, которую он вчера обнимал,думает, что его обнимания что-то значат. И хочет услышать от негокакие-нибудь нежные слова. Например, «я буду скучать».

– Я буду скучать, – грустно сказала я, чтобы она не думала,что мы легко без нее обойдемся, – мы будем скучать.

– Приходи к нам в галерею, у нас Кустодиев из частныхсобраний, тебе обязательно нужно посмотреть, – сказала она.

Мы расцеловались, пообещали звонить друг другу – мы же друзья, иона ушла.

– Ма-ару-усь, приде-ешь? – Она стояла внизу, махала мнерукой и посылала воздушные поцелуи.

– Да-а! – крикнула я, перегнувшись через перила.

Я приду, конечно, в ее галерею – кто же не хочет посмотретьКустодиева из частных собраний! Но мы уже никогда не будем такблизки, это будет обычное светское общение. Ну… немного грустно,как всегда, когда что-то уходит из твоей жизни. Она искусствовед,пишет диссертацию по художникам Серебряного века. Мы с ней часамибродили по корпусу Бенуа.

Моя СИТУАЦИЯ кажется странной, в лицее меня жалеют, что у менянет мамы. Но если бы они видели эту череду красавиц, которые водилименя за ручку! У меня нет мамы, но зато у меня были мамки-няньки.Мне внутри моей СИТУАЦИИ не странно, а хорошо.

«Мамки-няньки» – так Санечка называл своих подруг, когда я быламаленькая. Они нужны были ему не только как любимые женщины. Мы сним были два дружка, но все-таки ребенка нужно покормить, отвести вполиклинику, в музыкальную школу.

Вот они, Санечкины подруги, мои милые мамки-няньки в порядкемоего взросления:

Номер один. Что я о ней помню? Куриный бульон, котлеты, кисель.Помню ее любимый вопрос: «Можно я буду твоей мамой?» Я была ещемаленькая и отвечала без хитростей «нельзя, у меня уже есть мама –Санечка».

Номер два. Кажется, не она за мной присматривала, а я за ней. Впервом классе я пропустила целую четверть, потому что ей было леньводить меня в школу. Мы с ней целыми днями валялись на диване, елипирожки и пирожные. Она говорила подругам по телефону, что онахорошая любовница. На мой вопрос, что это такое, она ответила: «Тыеще маленькая, поэтому я тебе не расскажу, но знай: сексуальныйконтакт должен быть неожиданным, мужчинам нужно разнообразие, самоеглавное, чтобы мужчине было хорошо в постели». Я попросила Санечку,можно она будет по очереди спать с ним и со мной?

Жаль, что после этого я больше никогда ее не видела. Она менякрасила, наряжала, вертела и щекотала, как куклу.

Номер три. Каждое свое дежурство по мне водила меня на концерты.Ее любимый вопрос: «Ты хочешь, чтобы мы с тобой всегда так жили?Когда ты скажешь ему, чтобы мы всегда так жили?» Я отвечала –завтра скажу.

Номер четыре. Ни полшага из дома, ждала Санечку. Просила меня:«Скажи ему, что я тебя очень люблю». Я кивала головой – скажу…

Когда я стала взрослеть, от них уже требовались не котлеты икисель, а «дружба с бедной одинокой девочкой, пока он втеатре».

Санечка пользуется успехом у женщин, ПОЛЬЗУЕТСЯ тем, что женщиныот него без ума, и от этого его ребенок получил хорошееразностороннее воспитание. Нет, правда – мамки-няньки все вместехорошо меня воспитали. Все они были красивые, умные, тонкиеженщины. Одна, кинокритик, любила итальянский неореализм – былоинтересно не просто смотреть кино, а анализировать. Другая,филолог, занималась обэриутами, и когда другие еще читают «дядюСтепу», я бормотала Хармса, Введенского, Олейникова. А учительницамузыки часами сидела со мной за роялем, словно моя пятерка наконцерте была для нее выражением любви к Санечке.

Каждая мамка-нянька так хотела Санечку, что искренне стараласьдобиться моей любви. А я чувствовала себя вовсе не девочкой безмамы, а ЦЕНТРОМ МИРОЗДАНИЯ. Захочу я, мамка-нянька останетсянадолго, а захочу – исчезнет.

Но они исчезали сами. Они были интеллигентные, умные, тонкие,увлекались искусством, но главное слово для них одно на всех –дура. Каждая из них думала, что он никого не любил, а именно ееполюбил, И даже забывали, что есть «она», роль второго плана.

К концу театрального сезона, когда они чувствовали, что Санечкаотдаляется, почему-то всегда ставился вопрос – женится или неженится.

Первый раз я помогла ему случайно. Заплакала и сказала: «Нехочу, чтобы Санечка женился»… Бедная нянька жарила котлеты ивытирала мне нос, а я так однозначно решила ее судьбу.

Санечка посмотрел на нее с выражением «вот видишь, что я могусделать», а на меня нежно. Поблагодарил без слов. А потом сказалкому-то: «Маруся самая умная в семье. Теперь я не плохой любовник,а, напротив, благородный человек, который пожертвовал ребенку своейличной жизнью».

Санечка не любит выяснять отношения, говорить «между нами всекончено». Он расстается со своими подругами, как я в детстве,просто откладывала в сторону надоевшую игрушку. Я же не говорилакукле «все кончено»! Кукла, которая вчера смеялась и плакала,мгновенно становилась неживой. За что ее жалеть, если онанеживая?.. Мужчины вообще такие – равнодушные, безжалостные, неговорят ничего, а просто исчезают, уплывают, растворяются.

Я всегда понимаю, когда Санечка хочет от романа освободиться. Нето чтобы я обычно расстаюсь с его женщинами за него, но я емупомогаю, подыгрываю. Мы с ним никогда не сказали об этом друг другуни слова. Слова сделали бы все это стыдным, неприличным. Каким-тотеатральным.

Когда Санечка был дома, я от него не отходила. Я все детствопростояла на кухне за спинкой его стула, придерживая Санечку зарубашку, чтобы он никуда не делся.

Гости спохватывались: «Что мы говорим, здесь же ребенок!Ребенок, уйди!» Но я очень тихо стояла, и обо мне забывали. А когдая начала принимать участие в разговорах, все удивлялись: «Смотрите,наш-то ребенок знает слова аутентичность, сублимация и оральныйсекс, когда другие дети знают только "идет бычок, качается"».

Потом я начала принимать участие в жизни. Я всегда перваяговорю, кто из наших знакомых поженится, кто разведется.

Может быть, вам кажется, что я плохая? Что я должна бытьневинным ребенком, а я самая настоящая опытная женщина?

Но разве девочка, растущая в нормальной семье, обязательноневинный ребенок?

Да, я знаю все «волнения любви» моих мамок-нянек. Слезы, измены,обиды, бурные примирения. Зато весь калейдоскоп любовных историй –это воспитание чувств.