Про меня

по литературе – комедии дель арте, влияние театра импровизациина развитие западноевропейского драматического театра, принципыкомедии дель арте в создании комедийных телесериалов –интересно!

по музыке – «Хорошо темперированный клавир» и прочитать Браудо«Об изучении клавирных сочинений Баха в музыкальной школе» – люблюБаха больше всех на свете!

по истории искусств – Станиславский «Работа актера надсобой»

по математике – сколько будет два плюс два.

Вообще в лицее ничего особенного. Есть кое-что, смешное – дружбас Эликом.

После уроков его ждет машина. У него с собой всегда записнаякнижка. Он смотрит в нее, ставит закорючку и отрывает листок. Унего там что, план? Куда ему дальше идти? У него день расписан поминутам. У него теннис, музыка, Эрмитаж, домашние учителя. В лицееу нас у каждого индивидуальные занятия, а у него еще и домаучителя! До ночи учат его спряжениям!

Он рассказывает мне какие-то глупенькие мелочи своей глупенькоймалышовой жизни – как он играет в теннис, что играет, что смотрел втеатре, что слушал в филармонии. Ему нельзя гулять, толькозаниматься и повышать культурный уровень.

Он странный – ни с кем не разговаривает, кроме меня. Не хочет,не умеет. Не знает, как люди разговаривают. У него нет навыкаобщения. Он что, вообще никогда ни с кем не дружил?

Где он вообще был до лицея? Жил в филармонии?

Раз в неделю, по вторникам, он провожает меня от лицея до дома,до памятника Екатерине. А за ним по Невскому едет машина,разворачивается у Екатерининского сада и ждет его. Пока мы стоим упамятника Екатерине. Ему можно постоять 10 минут.

У нас есть одаренные, которым интересна только математика, илибиология, или литература. Но им ИНТЕРЕСНО. А его как будтозапрограммировали на это на все. Как будто завели ключиком. Онкакой-то игрушечный! У него даже ни одного прыщика нет, как у всехмальчишек, нежное гладкое личико. Может быть, родители не разрешилиему половое созревание?

Почему он выбрал меня?

Я его спросила:

– Почему ты выбрал меня?

– Нужно с кем-то дружить, – сказал Элик.

ЭТО он называет дружбой? Десять минут у памятника Екатерины повторникам?

– Но почему я?

– У нас с тобой много общего.

Он не сказал, что, ему уже нужно было идти – десять минутистекли. Но мне и не интересно. Что у меня может быть общего скуколкой?!

Я дружу с ним снисходительно, как человек с куколкой. Этогуманитарная помощь. Мне его жалко. И мне не жалко десяти минут упамятника Екатерины по вторникам, если для кого-то это ДРУЖБА.

Я знаю – все, что человек делает, он делает для себя. Игуманитарную помощь оказывает для себя. Так что должна бытькакая-то причина – почему я приручаю его как дикую птичку.

Наверное, я хочу чувствовать себя доброй.

Он ничего не рассказывает про родителей. Обходит тему своегопрошлого стороной, как разведчик в тылу врага. Я не удивлюсь, еслион когда-нибудь признается: «Мой папа король», – его так странновоспитывают, как будто все обычные, а он принц. Тайный принц.

Моя главная жизнь

Сентябрь идет к концу, а у Санечки никакого романа. У нас уютнаяжизнь, как будто мы нормальная семья с Катькой. Мы идем в гостивтроем, как нормальная семья. Катька счастлива как будто сегодняНовый год.

Санечка собирается и разговаривает по телефону с Эллой.

Элла все врет про высшие силы. Она и сама обделывает своиделишки. Звонит Санечке каждый день – уговаривает взять пьесу. Этои есть ее стратегия успеха долбить как дятел в одно место.

– Я бы с радостью, но, видите ли, у меня – театр, – говоритСанечка, пока Катька завязывает ему галстук, – да, у вас драма. Ноне совсем в том смысле, в каком это обычно имеется в виду в театре.Я думаю ставить Чехова, «Три сестры» – это драма.

– Да, опять Чехов, опять «в Москву, в Москву…» – улыбаетсяСанечка, – кому сейчас нужен Чехов? Это ненормально опять ставитьЧехова?

Катька немного придушила его галстуком – как ты разговариваешь стаким знаменитым человеком?! Мы с Катькой хорошо знаем его улыбки,эта улыбка – очень вежливая издевка.

– Да, вы правы, я главный режиссер государственного театра.Да, у меня обычный театр. Совершенно верно, суперзвезд у нас нет,просто хорошая труппа. Да, у вас коммерческая пьеса. – Санечкапосмотрел на телефон, как на продавца на рынке, который изо всехсил убеждает, что его черешня лучше, чем у соседа, вежливо,внимательно, думая о другом. Включил громкую связь и пошел вприхожую, он всегда забывает, в каком кармане оставил ключи отмашины.

– Ваши зрители – это люди, которым есть куда пойти крометеатра в рестораны, казино. А если они хотят чего-то престижного,они лучше пойдут в оперу, а не в драматический театр. А для простыхзрителей нужны коммерческие пьесы. Так хватит уже ставить Чехова,поставьте мегапопулярного автора! Вы должны рассуждать здраво!Александр, вы же практичный человек! У вас проблемы. У вас падаютсборы. У вас проб-ле-мы.

Санечка вернулся, улыбнулся улыбкой «у кого же нет проблем» ивыключил громкую связь.

Элла еще что-то сказала.

– Элла, мне больше нечего вам сказать, – резко сказалСанечка, – всего хорошего. – И швырнул телефон на стол.

Санечка никогда не швыряет телефон, никогда не обижается.

Что? Что она ему сказала?

Моя другая жизнь

Элла сказала: «У вас проблемы», а Санечка улыбнулся улыбкой «укого же нет проблем».

На тот момент проблем у него было две. Одна, по-моему, ерунда, адругая очень сильно меня напугала. Откуда я знаю? Подслушала егоразговор с Катькой. Они ночью разговаривали на кухне, а я стояла вкоридоре.

Остается, конечно, вопрос – почему я вообще подслушивала? Ну…просто хотела быть в курсе.

Санечка сказал:

– Эта наглая самодовольная коза попала в больную точку. Явсегда считал, что делаю самое важное дело – зрительский театр.Зрительский, а не элитарный! Где этот так называемый элитарныйзритель? Говорят, он есть, но его никто не видел! Мой театр – длясреднего зрителя, для людей, которые ходят в театр один-два раза вгод. Мой зритель должен получить в театре не чужое «я», а настоящийтеатр. Он хочет испытать эмоции. И моя идея абсолютно, стопроцентноверная – зрительный зал у меня всегда полон. БЫЛ полон. А сейчассборы упали, почему?.. Знаешь, что самое неприятное? Она праванасчет коммерческих пьес и ее суперпопулярного имени. …Кстати, еепьеса ужасна, пьесы просто нет.

Катька сказала: можно переписать… если ты считаешь, что длятеатра это хорошо. У тебя же чутье.

Санечка сказал: ты думаешь?.. Ну не знаю… Она, конечно,самодовольная дура, она даже не заметит, что мы берем только ееимя. Зритель на нее пойдет, а на Чехова – не знаю.

Катька сказала:

– Думаешь, зритель идет по улице, видит афишу – спектакльпо пьесе знаменитой писательницы. И думает – ага, у меня дома стоее книжек, можно и спектакль посмотреть, приятно провести время. Авот, кстати, и Чехов, «Три сестры».

Санечка сказал:

– Ну, приблизительно.

Санечка сказал:

– Все-таки поставим Чехова. Есть один интересный молодойрежиссер, он еще не ставил классику, но вообще ставит оченьнеобычно.

А потом Санечка сказал… Я испугалась до дрожи в коленках, ведь явсегда видела Санечку уверенным, веселым, сильным.

В общем, Санечка сказал Катьке, что он не состоялся. Что быть неочень известным главным режиссером… Что он не сказал свое слово вискусстве, как Товстоногов, Эфрос, Додин. О Малом драматическомтеатре давно уже говорят «Додинский театр», а о его театре говорятпросто «театр», и не важно, кто там главный режиссер. И если онзавтра уйдет, театр останется прежним.

Я не знаю, что отвечала Катька, ничего не было слышно. ТолькоКатькино тихое бормотание, а слов не разобрать.

Как она его утешала? Сказала, что в историю театра входятединицы?

Что он получал призы на международных театральных фестивалях,один раз получил Золотой софит и один раз Золотую маску?

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.