Страница 2 из 7
– Это твоего папу все знают, а не тебя. Моего папу тоже всезнают, а меня никто, – возразила девочка с зайчиком.
Один папа знаменит на всю страну, другой папа знаменит срединеофициальных художников Ленинграда, один на черной «Волге»,другому великий Энди Уорхол написал: «Посвящаю моемуколлеге…», – и что бы им не поспорить, чей папа главнее?..Девочки любили поспорить: у кого косички толще, у кого бант больше,кто кого сборет – кит или слон. Папа-писатель, представительофициальной культуры, и папа-художник, представитель неофициальнойкультуры, относились друг к другу иронически, и девочки, конечно,это чувствовали. Но они никогда не спорили, чей папа лучше, потомучто папа – это не косички и не слон или кит, папа – это очень важно и можно поссориться, адевочки очень сильно любили друг друга.
После того как девочки нашли друг друга, они всегда быливдвоем.
Обе девочки были необыкновенные. У них все было другое, оттрусиков (какие на них хорошенькие кружевные трусики, было видно,когда переодевались на физкультуру) до заколок. Колготки, яркиекуртки, лакированные туфли. На всех девочках некрасиво морщилисьрейтузы, иногда они случайно надевали их «коленками назад» истановились похожи на уродливых кузнечиков, а девочка с зайчиком идевочка с белочкой носили не отвратительные рейтузы в катышках, атонкие брючки-джерси. У одной все появлялось из глубинраспределителей, как будто ниоткуда, а у другой все имелоконкретный адрес – эту кофточку привезли из Парижа, а эту изЛондона.
Девочка с зайчиком была слишком красивая, слишком особенная,даже октябрятская звездочка у нее была другая, у всех простая,железная, а у нее рубиновая, они не продавались в киоскахСоюзпечати. У нее даже имя было необыкновенное – Зина, когда всебыли Лены, Иры, Марины, но даже немодное простонародное имяприобретало новые изящные свойства, и никому не приходило в головуподразнить ее: «Резиновую Зину купили в магазине». Она вся была –слишком, поэтому девочки в классе не решались хотеть с ней дружить.Она тоже не хотела с ними дружить, она всегда хотела получать самоелучшее, а самое лучшее в этом классе и даже самое лучшее в миребыла девочка с белочкой.
Девочка с белочкой была нежная интриганка. В классе все боролисьза право сделать для нее что-нибудь, и она приближала к себе и,рассмотрев, быстро отдаляла – спасибо, не надо, это не то. Всехперебрала, со всеми передружила, всех перессорила, весь класс из-занее не разговаривал. Приблизить, рассмотреть и выбрать лучшее, чембыло до того, – это умение предавать дружбу делало ее совсемуж невыносимо привлекательной, так что приближенный-отставленныйоставался не оскорбленным, а счастливым, как будто на негомгновение посветила звезда.
Жизненные картинки девочек при всей внутренней разности былипохожи – чтение-любовь-рисование-любовь-музыка-любовь, «состояниеблагодати, в котором эстетика и этика сливаются воедино»[ [1]]. Они прилипли друг к другупервого сентября, и к Новому году у них уже все было одинаковое:нытье перед выходными «можно она с нами…», дневники, испещренныезамечаниями «Болтала на уроке!», привычка сновать из подъезда вподъезд с книжками, запыхавшееся «меня отпустили на десять минут»,тягучее «ну побудь у меня еще немного, ну пожа-алуйста…» и украдкойприхваченное счастье – «ладно, еще пять минут». Была одна на двоихняня, нанятая отцом-писателем для сопровождения дочери в школу всоседний двор, один на двоих Дед Мороз – Дедом Морозом былотец-художник, одна на двоих учительница английского.
Девочки все время разговаривали, а если не разрешалиразговаривать, то могли обойтись и без слов – смотрели друг надруга прилепленным взглядом, одна улыбнется и тут же другая. Всемказалось, что девочка с зайчиком руководит девочкой с белочкой, каксерый кардинал, что девочка с белочкой плохо влияет на девочку сзайчиком… но их отношения были слишком тонкая материя, чтобы кто-тосо стороны мог их оценить – они просто были как один человек.
– Все спрашивают «кем ты будешь?». Ну, я, конечно, будуписателем, как папа. Писатель – это владетель мира и двигатель всехсудеб, – сказала девочка с зайчиком.
– Управлять миром – это слишком много для одного маленькогоребенка, – сказала девочка с белочкой. – Давай я лучшерасскажу тебе анекдот про булочку. Один человек пришел к врачу иговорит: «У меня глисты». А врач ему говорит: «На ночь пейте молокои ешьте булочку». А он забыл молоко и только съел булочку. А утромвылезает глист и спрашивает: «А где булочка?»
– Откуда вылезает? – удивилась девочка с зайчиком.
– Ну, ты и наивная, ужас прямо, – сказала девочка сбелочкой и зашептала на ушко девочке с зайчиком,зашептала-зашептала…
Ленинград, улица Маяковского, английская школа№ 207, 8 класс, урок литературы,
тема урока: «Рассказы Чехова», 1979 год
– Кто расскажет про социальную никчемность Душечки? –спросила учительница и поощрительно-насмешливо взглянула на девочекна третьей парте у окна: – Ну, давай ты, Зина… или ты, Ася… вы же унас «книжные девочки». Они были «книжные девочки», вечно сновали изподъезда в подъезд с книжками в руках – «я уже прочитала, на тебе».Но «книжная девочка» – это не книжный мальчик, нежный толстыйочкарик с глазами больше, чем очки, живущий в нереальном мире, дообеда он Д’Артаньян, после обеда Монтигомо Ястребиный Коготь, азавтра пятнадцатилетний капитан, Дюруа, князь Андрей и даже госпожаБовари. «Книжная девочка» – это совершенно иной психотип. Для неетолько она самареальна, а все остальные – персонажи.Книжная девочка читает-читает-читает, но живет в реальном мире –шалит, влюбляется, играет во взрослые игры, идет на рискованныеэротические эксперименты. Книжной девочке все это гораздо легче,чем просто девочке. Она использует чужой опыт, она уже знает то,что обычная девочка узнает гораздо позже или не узнает никогда.
Тоненькая, большеглазая, похожая на холодного ботичеллиевскогоангела Зина читала все, а похожая на пухленького шаловливогорубенсовского ангела Ася читала только «про любовь». У Зины всепрочитанное было сложено в голове, как в кладовке, все баночки пополочкам и все подписаны, она в любой момент могла вытащить все,что ей требовалось, – сюжет, имена персонажей, рассмотреть,приложить к себе и убрать обратно. Ася читала Мопассана и Золя –набиралась опыта. И пристально, как петух выглядывает зернышко вкуче мусора, выбирала «про любовь» из «Войны и мира» – наполняласебя литературными любовями. Чужие любови роились у нее в голове,как будто это не книжки, а сплетни: «А он что?.. А она что?..»
Зина переживала, что она все еще плоская, почти как мальчик.Зина думала, что она плоская, как мальчик, а Ася – от Аси глаз неотвести! Ася как рюмочка – пышная грудь, талия перетянута широкимремнем, она будто затянута в корсет. А Ася думала, что Зинаневыносимо красивая, а сама она просто толстушка. Но не переживаланисколько. Ася уже была желанной, любимой.
У Аси был роман со взрослым мужчиной. Ася сама не понимала,осталась она физически девственницей или нет, – скорее, нет.Во всяком случае, она себя больше девственницей не считала.
Как назвать сексуальные отношения взрослого и пятнадцатилетнейдевочки – любовь? Зина настаивала на страшных книжных словах«растление», «совращение», а Ася ни за что не согласилась бы срасхожей формулировкой, что ее «растлил какой-то тип». Она невлюбилась в этого человека, но это было еще лучше, чемлюбовь, – быть не такой, как все, вести двойную жизнь. Онаприходила на уроки из постели взрослого влюбленного мужчины инепонимающе смотрела на одноклассниц – как они могут переживатьиз-за оценок?!.. Ася рассказывала Зине подробности – как он еецелует, как гладит, какие слова шепчет. Зина слушала – и неслышала, как будто мысленно зажимала уши и кричала сердито – неговори, не говори!
Роман длился месяц, и в обеих девочках все это время пузырькамибурлил страх, выплескивался наружу: Зина нервно похудела,побледнела, а Ася нервно поправилась, порозовела. Зина боялась, чтоАся теперь – плохая, а Ася волновалась, чтобы не узнали.
1
По выражению У. Х. Одена.