Страница 1 из 7
Елена Колина
Книжные дети. Все, что мы не хотели знать о сексе
Эта история придумана, все персонажи и события вымышлены, и,если вдруг в ком-то проснется мысль «это похоже на меня…», –не волнуйтесь, это не так, это похоже на меня. Пожалуйста, не нужноаналогий, аллюзий, аберраций и ассоциаций, спасибо.
Вы любите заглянуть в чужое окно? Навести бинокль на чужуюпостель? Почитать чужие письма? Нет, понятно, что все это нельзя,но если бы вдруг оказалось – можно?..
Единственное, что роднит эту историю с реальной жизнью, –нет ни одного положительного персонажа, которому мы могли быполностью довериться. Все совершали и продолжают совершать плохиепоступки, все хороши. Вот они, одна упертая максималистка, другаявообще легкого поведения, легкого, как воздушный шарик, и обеотнимут друг у друга все, что им нужно, отнимут, отнимут… А за чтоони так его любят? Ведь он, кажется, все время их понемногупредает… Не будем с ними играть! Потому что мы сами не такие. Мыникогда никого не предавали и всегда отдаем другим то, что намсамим нужно.
Ленинград, двор дома на углу улиц Маяковского иНекрасова
1972 год
…Девочки ели снег.
Девочки, одна в белой цигейковой шубке, другая в черной, у однойсумочка с белочкой, у другой с зайчиком, вывалились из подъезда,толкаясь и смеясь.
– Я тебя защекочу, – пригрозила девочка с белочкой,пухлыми пальчиками пытаясь пролезть к подружке сквозь возможные длядоступа места – под неплотно завязанный шарф, в чуть коротковатыерукава. – Что, боишься?! Тогда будем есть снег. Чур, япервая!
– Чур, я вторая, – согласилась девочка с зайчиком.
Девочки ходили на английский к соседке по дому, учительницеанглийского из 207-й школы, три раза в неделю по часу. Они жили водном доме, одна «вход с улицы», другая «вход со двора», и в первыйкласс пошли, слепившись на школьной линейке в трусливыйкомок, – белые гладиолусы переплелись с красными. Однаприжималась к другой чуть крепче, как будто черпая в новой дружбеуверенность, что ее не обидят, а другая чуть кокетливее – вот я,вот моя подружка, а какие тут еще возможности?
– Давай я расскажу тебе анекдот про булочку, –предложила девочка с белочкой. – Один человек пришел к врачу иговорит: «У меня глисты»…
Девочка с зайчиком смутилась – слово «глисты» неприличное, идальше в этом анекдоте что-то будет… что нельзя.
Девочка в белой шубке с хитрым видом принялась запихивать снег всвою сумочку с белочкой, девочка в черной шубке смотрела на нее сужасом – ты что делаешь?!
– Ты что, глупая, что ли?.. Я хочу, чтобы тетрадка намокла.У меня в тетрадке двойка, а снег ее смоет, мою двоечку, –объяснила девочка с белочкой. – И не нужно будет делатьдомашнее задание, и меня не заругают – тетрадка мокрая, а я невиновата…
– Но ведь если ты не сделаешь домашнее задание… – сказала девочка сзайчиком и не нашла дальше слов. Если не выполнить домашнеезадание, мир перевернется, домашнее задание по английскому должнобыть сделано для сохранения мирового порядка. – Мой папаговорит: «Нужно делать только то, что нужно, а не то, чтохочется».
– А мой папа говорит: «К-ка-теночек мой! Лю-убимый мой!» –сказала девочка с белочкой.
Отличнице с сумочкой с зайчиком, в которой лежала тетрадка сжирной пятеркой, открылись новые миры: можно не бояться, неслушаться, не делать домашнее задание, а тебя все равно будутлюбить… открылись и тут же закрылись, – она так бояласьнарушить миропорядок. А для ленивицы с сумочкой с белочкой, вкоторой таял снег, размывая домашнее задание и жирную двойку,никакого миропорядка не было, был уютный теплый хаос, где главное –чтобы не заругали.
У обеих девочек были знаменитые отцы.
Отец девочки с зайчиком – писатель, лауреат Государственнойпремии, автор многочисленных повестей, рассказов, публицистическихочерков, член правления Союза писателей, депутат ВерховногоСовета.
Отец девочки с белочкой – художник – в день получения гонорарапоил весь «Сайгон». В «Сайгоне», кафе на углу Невского иВладимирского, собирались художники, которые не выставлялись, поэтыи писатели, которые не печатались, все они сначала, стоя, пилималенький двойной кофе в «Сайгоне», а затем вино у отца девочки сбелочкой. Отец девочки с зайчиком не называл их снисходительно«коллегами», «непризнанными писателями» или зло – «плесенью»,«глупым псевдолиберализмом властей города», они для него просто несуществовали.
– А мой папа… а я зато буду счастливая. Мой папа говорит:«Счастье – это всегда поступать правильно», – сказала девочкас зайчиком.
– Ты будешь счастливая? А я уже сейчас счастливая, –похвасталась девочка с белочкой и, подумав, добавила: – А у насдома есть бар.
Девочки жили в доме на углу Некрасова и Маяковского.
Квартира девочки с зайчиком – вход с Маяковского – былаогромная, барская, с двумя действующими каминами, один в зеленыхизразцах, другой в бело-золотых, и оба камина охранялисьгосударством.
Квартира девочки с белочкой – вход с Некрасова – быладлинно-коридорная, извилистая, уютно-запущенная-богемная. ВЛенинграде не было ни одного бара, а на этой кухне была барнаястойка из вагонки и самодельные высокие табуреты, «как будто внастоящем баре». А в комнате, пустой, без мебели, с выкрашенными вразные цвета стенами и одной специально вывешенной работой, была«как будто выставка одной картины в нью-йоркском лофте».Присутствовала и еще одна художественная деталь – строгая мамахудожника, бабушка девочки с белочкой. И все это – бар, выставка,строгая мама художника, придающая всему совсем уж абсурдистскийхарактер, все это в старой петербургской квартире было «как будто»,словно искусно придуманный коллаж, сочетание разнородных элементовдля большей эмоциональной насыщенности. Такой же коллаж, такой жепоп-арт, как и работы самого художника. На его холстахсоседствовали повседневные вещи советского быта и предметы старойпетербургской жизни: граненый стакан и пудреница арт нуар, банкаиз-под кильки пряного посола и сорти-де-баль, обертка плавленогосырка «Дружба» и афиша спектакля Мейерхольда «Тристан и Изольда» вМариинском, бутылка жигулевского пива и найденная на помойке ножкакресла фабрики Мельцера – питерский поп-арт.
На жизнь отец девочки с белочкой зарабатывал – и прекраснозарабатывал – не запрещенным поп-артом, конечно, а книжнойграфикой. Он был вполне процветающим художником, членом Союзахудожников, иллюстрировал детские книжки в издательстве «Детгиз».Но для души работал в стиле поп-арт, и однажды самодельный буклет сфотографиями его работ попал в одну американскую галерею, и –совсем уж из невозможного – говорили, что легенда поп-артаамериканский художник Энди Уорхол посвятил ему картину, написал:«Посвящаю моему коллеге, замечательному русскому художнику…» – отцудевочки с белочкой.
– У вас есть бар? – Девочка с зайчиком не знала, чтотакое «бар». Осторожно, словно ступив на тонкий лед, – ейговорили, что хвастаться нехорошо, сказала: – А я… я зато вчеракаталась с папой на лыжах.
Вчера, в Комарово, она три часа каталась на лыжах, изнемогая отусталости, ложилась на снег, закрывала глаза и притворялась мертвойптичкой. Ее немолодой отец, прихрамывая, возвращался к ней,протягивал палку, она закрывала глаза и плакала, а отец говорил: «Ятебя не люблю за то, что ты плачешь», и тогда она хватала палку,вставала и, плача, тащилась за ним. «Это – для тебя, это правильноевоспитание», – говорил отец, а она плакала еще горше и думала:«Я не хочу, чтобы меня воспитывали, хочу, чтобы меня любили».
– А у меня знаешь, сколько друзей?.. Меня все знают.
Отец девочки с белочкой дружил с неформальными художниками, ихбыло в городе около пятидесяти, все друг друга знали, и каждый хотябы раз в неделю заглядывал к нему.
Квартира на Некрасова была как будто яйцо в мешочек, в ней былодве разных жизни – детская, с занятиями, с присмотром ивоспитанием, и богемно-неформальная. В дальнюю комнату квартирывход гостям был закрыт, там жила девочка с белочкой под присмотромбабушки. Девочка с белочкой все время из своей детской жизнивысовывалась во взрослую – то мимо пробегала и словно невзначайзаглядывала поболтать, то в ночной рубашке выходила, терла глазки,и все восхищались – какая трогательная!.. Квартира на Некрасовабыла центром неформальной художественной жизни Ленинграда, идевочка с белочкой была центром неформальной художественной жизниЛенинграда.