Чудо

Сон полностью отметал важные причины его отлучек и все, что былосвязано с империей, которую он строил. Во сне у него оставалосьлишь ошеломляющее чувство вины и поражения. Он терпеть не мог этотсон, и ему не нравилось, что он снова его увидел, едва успеввернуться в Сан-Франциско. В этом сне в Джейн было что-тотрагическое, хотя в реальной жизни она умела понять другогочеловека и посочувствовать ему и никогда не упрекала его и неумоляла, как женщина, которую он видел во сне. Куинн ненавидел этотсон, но понимал, что чувство вины связывает его с ней, словноцепью, как некогда связывала любовь. Тот факт, что сон немедленновернулся, как только он приехал домой, отнюдь не улучшил егонастроение. Он понимал, что обречен всю жизнь нести на своих плечахбремя вины.

На следующее утро он принял душ, побрился, оделся, выпил наскорую руку чашечку кофе и, засучив рукава, принялся копаться вшкафах. Все еще пытаясь прогнать воспоминания об этом сне, он началс более легких полок, где Алекс хранила всякие вещицы, напоминающиео ее детстве. Джейн долгие годы пыталась уговорить ее забрать их ссобой, но дочь предпочитала хранить их у родителей. Там находилисьвсякие призы и награды времен ее увлечения верховой ездой итеннисных турниров в колледже. Были там бесчисленные фотографиидрузей — с детского сада и до колледжа, — которых Куинн дажене мог вспомнить. Были магнитофонные пленки, домашние фильмы,несколько потрепанных старых кукол, плюшевый мишка. В самом дальнемуглу стояла коробка, которую он придвинул к себе. Коробка былазапечатана. Открыв ее с помощью перочинного ножа, он обнаружилмножество фотографий Дугласа — одного или вместе с Алекс. Нафотографиях они хохотали, улыбались, выделывали всякие кульбиты, нанескольких катались на лыжах. Там же лежала целая пачка писем Дуга,написанных в то лето, когда он уехал в летний лагерь в Мэн, а она —в лагерь, расположенный поближе к дому, в Калифорнии. Движимыйинтуицией, Куинн открыл одно из старых пожелтевших писем, ивздрогнул, увидев дату: письмо было написано в день гибели Дуга. Оннаписал его Алекс за несколько часов до того, как погиб врезультате несчастного случая в возрасте тринадцати лет. Читая его,Куинн не мог удержаться от слез. Он вдруг понял, что они все тогдачувствовали. Ведь он, любя сына, всегда держал его на некоторомрасстоянии от себя. Он не позволял себе узнать сына получше.

Дуг был красивым, веселым и умным мальчиком и был очень похож наотца, но Куинн всегда откладывал более близкое знакомство с ним. Онвсегда откладывал это «на потом», считая, что у них еще будет дляэтого время. Куинн мечтал о том, как их свяжет с сыном настоящаямужская дружба, а в результате получилось, что он так и не узналмальчика как следует. Он даже не мог, как следует горевать о нем.Слишком больно было признаться, что он упустил возможность ближепознакомиться с Дутом. Его охватило чувство вины, и он поскорееуехал, потому что каждое напоминание о погибшем сыне он воспринималкак немой упрек. Он настоял на том, чтобы Джейн как можно скорееубрала вещи Дуга и освободила его комнату. Он опасался, что ейбудет слишком больно, если комната сына сохранится в прежнем виде ипревратится в место поклонения. Куинн уехал в Гонконг, попросив,чтобы к его возвращению все было упаковано и вывезено из дома.Предположительно он настаивал на этом ради Джейн. Будучи послушнойженой, она это сделала исключительно для того, чтобы доставить емуудовольствие, хотя одному Богу известно, чего это ей стоило.

На следующий день Куинн обнаружил почти все, что было в комнатемальчика, когда стал разбираться в большой кладовой за гаражом. Тамбыло все, даже его одежда, его спортивная экипировка, его награды ипрочие памятные вещицы. Джейн сохранила все, вплоть до его нижнегобелья. Она хранила все это в течение двадцати трех лет, а когдаКуинн приступил к разборке шкафов наверху, он даже обнаружил трисвитера Дуга в дальнем углу шкафа Джейн.

Это сентиментальное путешествие по прошлому на несколько недельцеликом поглотило все его мысли. Воспоминания заставили понятьпо-новому многое о себе и Джейн и усугубили чувство вины. Наступили прошел День благодарения. Куинн, как положено, позвонил Алекс,хотя в Женеве этот праздник не праздновали. Она отвечала оченькоротко и поблагодарила за звонок таким ледяным тоном, чтоошарашенный Куинн даже не попросил к телефону Хорста и мальчиков.Она явно давала понять, что он им не нужен. Хотела, чтобы оноставил их в покое. Он так и сделал.

Он не потрудился купить индейку, потому что не с кем было ееесть, ведь он не сообщил никому из друзей о том, что приехал вСан-Франциско. Как бы ни было мучительно разбирать вещи и продаватьдом, было бы еще мучительнее общаться с людьми. Его связи собществом поддерживала Джейн. Именно она поддерживала дружескиеотношения, обожала приглашать друзей в гости и ненавязчивосоветовала Куинну замедлить ненадолго ритм жизни и насладитьсяспокойным вечером в кругу людей, которых хорошо знаешь. Чаще всегоон делал это ради нее. Но теперь, лишившись ее поддержки и тепла,он предпочитал одиночество. И сейчас он был один, как емупоказалось, навсегда. Было совсем неинтересно с кем-то встречаться.Как ни странно, это лишь заставило бы его острее ощутить отсутствиеДжейн.

Днем он разбирал ее шкафы, дорогие ей вещицы и свои собственныесокровища, а по ночам сидел измученный в постели и читал еедневники и стихи. Ему казалось, что все, что она думала,чувствовала, чем дышала, что хранила и чем дорожила, становится егонеотъемлемой частью. Он никогда не чувствовал себя ближе к ней, чемв последние месяцы перед ее смертью. И теперь, перебирая ее вещи —не только бумаги, а вечерние платья, одежду, в которой она работалав саду, выцветшие ночные сорочки, в которых она спала, нижнеебелье, любимые свитера, — Куинн вдруг захотел сохранить их,как она хранила в своем шкафу свитера сына. Было трудно расстатьсяс каждой из ее вещей, и только теперь он понял, что, должно быть,пережила Джейн, когда он настоял на том, чтобы освободили от вещейкомнату Дуга. Только теперь Куинн понял, что происходящее с нимсейчас является наказанием за боль, которую он причинил тогдаДжейн. И он покорно воспринял это как заслуженное наказание.

Лишь к середине декабря он относительно привел все в порядок ирешил, что выбросить, а что сохранить. По всей гостиной былиразложены кучи одежды, которую он собирался отдать, и коробки,которые предполагалось сдать на хранение. Однако в доме все ещецарил такой беспорядок, что приглашать агента по недвижимости былоеще рано. Единственным развлечением были еженедельные звонки ТемуХэккеру, чтобы узнать, как продвигается строительство заказаннойяхты. К тому времени Куинн уже получил приятное письмо от БобаРамзи, в котором он поздравлял его с новым приобретением. Тот былтоже рад, что освободился от судна и развязал себе руки, чтобызаняться строительством яхты гораздо большего размера. Если веритьсловам Хэккеров, все шло хорошо и точно по расписанию. На мгновениеКуинну показалось, что работа по ликвидации дома в Сан-Францискооказалась труднее, чем он предполагал, однако он был рад, чтоделает ее сам. Это было неким священным ритуалом, выполнениекоторого еще теснее связывало его с Джейн. И каждый вечер он читалобращенные к нему слова жены, написанные четким почерком снебольшим наклоном. Потом почти всегда она снилась ему во сне. Адва или три раза в неделю он видел сон, в котором она умоляла егоне покидать ее. Впечатление от этого сна преследовало его дажеднем.

Он наткнулся на тысячи фотографий, сделанных еще тогда, когдабыли маленькими дети, во время их путешествий, по каким-то важнымслучаям, а также более поздних снимков, сделанных во времяпоследних путешествий. Она хранила каждую газетную статью, вкоторой упоминалось о нем. Почти сорок лет их совместной жизни былиразложены по файлам и коробкам в хронологическом порядке. В своемуважении к нему и восхищении им она была чрезвычайно скрупулезна.Гораздо больше, чем он. Глядя на газетные вырезки о своихсвершениях, он понимал, каким был эгоистом, полностью поглощеннымсвоим собственным миром, который позволял ей любить себя издалека,ждать возвращения домой, прощать все и оправдывать его переддетьми. Она была удивительной женщиной. Хотя Куинн не был набожнымчеловеком, рождественским утром он отправился в церковь и поставилза нее свечу. Он сделал это главным образом потому, что для нее,насколько он знал, это имело значение, и она бы обрадовалась. Втечение многих лет она ставила тысячи свечей за Дуга. И когдачто-нибудь особенно сильно тревожило ее, она шла в церковь изажигала свечу. Он не раз поддразнивал ее в связи с этим, но сейчасбыл удивлен неожиданным чувством умиротворенности, которое овладелоим, когда он поставил за нее свечку. Как будто тепло и яркий огонексвечки смогли непостижимым образом что-то изменить. Он вернулся счувством некоторого облегчения. Вещи, которые он отдавал наблаготворительные цели, были уже уложены в коробки. Запечатанныекоробки с вещами, которые он имел намерение сохранить, перекочевалик тому времени в гараж. Перед отъездом он собирался сдать их нахранение вместе с некоторыми предметами меблировки. У них быликое-какие изящные антикварные вещи, которые ему хотелось бысохранить для Алекс. Он сомневался, что у него самого когда-нибудьбудет дом, где их можно бы было использовать. Если все пойдет всоответствии с планом, он имел твердое намерение до конца жизнижить на своей новой яхте, как только она будет готова.