Чудо

Он уже твердо знал, что никогда не предаст ее. За свою жизнь онпричинил боль многим людям и не имел намерения увеличивать ихчисло. Но Джек поспешил пояснить свое предложение:

— Вы меня не так поняли, Куинн. Я хотел сказать, что онахороший человек и пережила большое горе. Я не знаю подробностей, нобольшинство людей, потеряв сына, сломались бы. Мне кажется, она нис кем не встречается. И нигде не бывает. И телефон в доме молчит. Яни разу не видел, чтобы ее навещали друзья. Было бы неплохопригласить ее как-нибудь в пятницу поужинать с нами. Это было быактом милосердия. Она обладает неплохим чувством юмора. Похоже, онатоже не слишком заинтересована в новых знакомствах. — Из того,что она говорила Джеку, он сделал правильные выводы: Мэгги, как иКуинн, жила своими воспоминаниями и сожалениями.

— Я думал, она замужем, — удивился Куинн. —Полагал, что ее муж из числа тех, кто вечно находится в отъезде поделам.

— Сначала я тоже так подумал. Судил по тому, как онадержится. Да и дом у нее слишком велик для одинокой женщины. Должнобыть, у нее есть немного денег. Не знаю, вдова она или разведенная,но в этом доме она изо дня в день живет одна. Возможно, муж тожеумер, оставив ей небольшое наследство. — Дом был довольнобольшой и стоил, очевидно, недешево, несмотря на то, что сильнонуждался в ремонте. Похоже, на ремонт она тратила деньги состорожностью и частенько спрашивала у Джека, сколько будет стоитьто или другое. — Я не знаю историю ее жизни, Куинн, но уверен,что счастливой ее не назовешь. Думаю, вы поступили бы как добрыйсамаритянин, если бы как-нибудь в пятницу после работы пригласилиее на ужин. — Что ж, возможно, — туманно ответилКуинн.

Но две недели спустя, когда он достал из духовки огромный кусокзапеченной телятины, Джек в смятении взглянул на него.

— Даже я не смогу все это осилить, а выбрасывать — простопреступление, — сказал он. Вместо того чтобы ужариться,извлеченный из духовки кусок телятины оказался гораздо больше, чеможидалось. — Хотите, я позвоню Мэгги? — предложилДжек.

Куинн помедлил, не проявив особого энтузиазма, потом неохотносогласился. Джеку очень хотелось пригласить ее на ужин, и Куинндаже начал подозревать, что тот проявляет к ней романтическийинтерес.

— Ладно, думаю, большого вреда от этого не будет. Скажи ей,что это твоя идея. Не хочу, чтобы она подумала, будто я интересуюсьею или что это своего рода заговор с целью нас познакомить. Скажи,что я нудный старый отшельник с огромным куском запеченнойтелятины, которым хочет с ней поделиться.

Джек рассмеялся и отправился звонить Мэгги по телефону. Судя поголосу, она очень удивилась и, как и Куинн, помедлила, прежде чемответить. Она прямо спросила Джека, не задумали ли они чего-нибудь,и предупредила, что если это так, то она не придет. Он заверил ее,что это всего лишь пятничный ужин для троих друзей, двое из которыхявляются соседями. Наконец она согласилась прийти и десять минутспустя позвонила в дверь Куинна.

Открыв дверь, Куинн удивился тому, что Мэгги меньше ростом, чемему показалось в прошлый раз. Они тогда разговаривали, стоя каждыйпо свою сторону живой изгороди. Но на пороге его дома она выгляделане только хрупкой, но и очень миниатюрной. Куинну она показаласьиспуганной и печальной. И ему захотелось как-то подбодрить ее. Онпонял, почему Джек ее жалел. Она была из тех женщин, которыевыглядят так, словно нуждаются в защите или, по крайней мере, вдружеском участии.

Он отступил на шаг в сторону, предлагая ей пройти, и онаспокойно проследовала за ним на кухню, где Джек резал мясо. Увидевего, она заметно повеселела. Улыбка, появившаяся на ее лице,сделала ее значительно моложе. Куинн тоже успокоился, как толькоони сели за стол. Он поставил перед каждым по тарелке и наполнилбокалы вином.

— Как продвигаются уроки? — спросила она, поблагодаривКуинна за приглашение на ужин. Джек говорил ей, чем они занимаютсяежедневно после работы, и сказал, что очень благодарен Куинну заэто. Мэгги заметила, что он, должно быть, очень хорошийчеловек.

— Мы продвигаемся медленно, но верно, — улыбнувшись,сказал Джек. Но если говорить правду, то он добился немалыхуспехов. Не очень бегло и иногда спотыкаясь на некоторых словах, онуже мог отчетливо читать. Он одолел терминологию, и ему нетерпелось расширить тематику. Не меньше, чем научить Джека читать,Куинну хотелось приобщить его к парусному спорту. Поскольку этобыло его страстью, он хотел разделить ее с Джеком. А Джек уже горелжеланием прочесть также и другие книги. Куинн прочел вместе с нимнемало стихов Джейн, которые глубоко тронули Джека. Они былипрекрасны и, несомненно, шли от самого сердца.

— Он примерный ученик, — с гордостью сказал Куинн, иДжек слегка смутился. — Джек говорил, что выучительница, — сказал он Мэгги, заваривая кофе.

— Была, — просто ответила она, наслаждаясь ихобществом больше, чем ожидала. Они были странной компанией людей,которых свели вместе соседство, обстоятельства и добрыенамерения. — Я не работаю уже почти два года, — грустносказала она.

— Какой предмет вы преподавали? — с интересом спросилКуинн. Он без труда мог представить себе ее в окружении маленькихребятишек детсадовского возраста.

— Я преподавала физику в средней школе, — к егоудивлению, сказала она. — Предмет, который все терпеть немогут. Правда, среди моих учеников встречались и довольноодаренные. Физику не любят те, у кого к ней душа не лежит. Такиевыбирают биологию, математику или общественные науки. Большинствомоих учеников в колледже специализировались по физике.

— Значит, вы их хорошо учили. Мне всегда нравилась физика вколледже. А в средней школе я ею не занимался. Что заставило васпрекратить работу? — без всякого умысла спросил он и былпотрясен и опечален ее ответом.

— Погиб мой сын. После этого словно вся жизньостановилась, — честно призналась она. Она держалась оченьестественно. Куинну это нравилось. — Девятнадцать месяцевназад он совершил самоубийство. — Она могла бы сказать,сколько прошло с тех пор не только месяцев, но недель и дней, но ейне нравилось, что с тех пор уже прошли месяцы, а скоро пройдутгоды. Время медленно увеличивало дистанцию между ними. Остановитьвремя было не в ее власти. Точно так же она была не властна надпоступками сына. — Он страдал глубокой депрессией. Большинствострадающих этим недугом подростков не совершают самоубийств, дажеесли мысль об этом приходит им в голову. Но Эндрю не смог выйти издепрессии. Когда он погиб, я не нашла в себе сил вернуться в школу.Мне предоставили благотворительный отпуск, чтобы я смогласправиться с горем. Но я поняла, что не готова вернуться в школу и,может быть, не вернусь туда никогда, — сказала она, хотяпонимала, что рано или поздно ей придется чем-то заняться — если непреподаванием, то чем-нибудь другим.

— Чем вы теперь занимаетесь? — тихо спросил Куинн.

— Я начала оказывать услуги другим родителям вродеменя, — глубоко вздохнув, сказала она. — Уж не знаю,оказываю ли я существенную помощь, но ко мне всегда можнообратиться, если надо поговорить. И еще три вечера в неделю яработаю на «горячей линии» для подростков. Они переключают линию наменя, и я могу работать, не выходя из дома. Не знаю, хорошо ли этополучается, но я, по крайней мере, чувствую, что кому-то помогаю, ане просто сижу дома, замкнувшись в себе.

Куинн подумал, что это, возможно, не давало затянуться ее ране,но Мэгги, несмотря на печаль в глазах, казалась весьмауравновешенным человеком. Ему хотелось узнать, где ее муж, но он нестал спрашивать ее об этом. Некоторое время спустя она сама подоброй воле дала ему эту информацию.

— Возможно, я бы к этому времени уже вернулась в школу, носмерть Эндрю плохо отразилась на моем замужестве. Мне кажется, мы смужем обвиняли друг друга в том, чего не могли ни изменить, ниостановить. Отношения между нами уже были довольно напряженными, апосле смерти Эндрю брак распался окончательно. Он ушел через двадня после годовщины гибели сына. Сразу же после Рождества состоялсяофициальный развод. — Она рассказывала об этом прозаично, безэмоций. — Я получила по почте бумаги в канун Нового года, какраз в тот день, когда разразился ураган. Казалось, буря была самымподходящим завершающим аккордом всей этой истории. В тот день,когда я разговаривала с вами, вы, наверное, сочли менясумасшедшей, — извиняющимся тоном сказала она. — Я былатак расстроена, что, наверное, и двух слов связать не могла.