Чудо

В тот день работа шла особенно хорошо, а поскольку Куинн терпетьне мог тишину, которая наступала вечером в пятницу, когда всеразъезжались, он пригласил Джека на стаканчик вина и, вновьзаговорив о списке, предложил обсудить его вместе. Джек помедлил,попытался увильнуть, но Куинн проявил настойчивость. С удивлением,заметив слезы в глазах Джека, Куинн испугался, что чем-то обиделего. Обычно Джек проявлял невозмутимость и спокойствие, даже если вработе не все шло гладко, но сейчас он был явно расстроенпредложением Куинна.

— Извини, Джек. Я не хотел давить на тебя. Ты, наверное,смертельно устал к концу недели. Почему бы тебе завтра неотдохнуть? — предложил Куинн, пытаясь загладить своюоплошность.

Но Джек лишь взглянул на него и покачал головой. Взгляд еговыражал печаль и глубокое доверие, и Куинн не мог понять, чтопроисходит. И тут Джек, поставив на стол стакан с вином, выдалКуинну объяснение, к которому тот абсолютно не был готов, и котороезастало его врасплох.

— Родители оставили меня в сиротском приюте, когда мне былочетыре года, — спокойно сказал Джек. — Я помню мать. Покрайней мере, мне кажется, что я ее помню. Отца не помню, но,по-моему, я его боялся. Знаю, что у меня был брат, но его я непомню совсем. Вообще все воспоминания весьма смутные. За мнойродители так и не вернулись, так что меня, как говорится, вырастилиза счет штата. Сначала меня пытались отдать на воспитание приемнымродителям, но меня всегда возвращали назад. Меня нельзя былоусыновить, потому что были живы мои родители, а жить всю жизнь вдоме приемных родителей, которые не имели права усыновить ребенка,тоже было невозможно. Жить в приюте было совсем неплохо, и тамдовольно хорошо ко мне относились. Мне позволяли делать то, что яхотел, и я, как мог, помогал другим. Школу терпеть не мог. Я раносообразил, что если буду хорошо работать в приюте, то мне позволятпропускать занятия в школе, и я этим вовсю пользовался. Я всегдапредпочитал компанию взрослых компании своих сверстников. Этопозволяло мне чувствовать себя независимым и полезным. Кодиннадцати-двенадцати годам я уже почти не ходил в школу. Такпродолжалось примерно до пятнадцати лет. А к тому времени я ужезнал, что смогу зарабатывать на жизнь плотницким ремеслом. Одназнакомая девчонка помогла мне получить свидетельство об окончаниисредней школы, и я покинул приют. Это было в штате Висконсин. Уменя было отложено немного денег, которые я иногда получал заработу. Я сел в автобус и приехал сюда. С тех пор работаю здесь.Это было двадцать лет назад. Сейчас мне тридцать пять, и я хорошозарабатываю. Я много работаю и люблю свое дело. Мне нравитсяпомогать людям и работать с такими людьми, как вы. За все этидвадцать лет никто никогда не относился ко мне так хорошо, каквы. — При этих словах у Джека дрогнул голос и у Куинна сердцесжалось от жалости к нему. — Я плотник, Куинн, и плотникхороший. Но я всего лишь плотник. Это все что я умею делать, иплотником останусь. Это все, что я умею делать.

— Я не хотел подгонять тебя, Джек, — осторожно сказалКуинн. — Я восхищаюсь твоей работой. Я бы не смог этогосделать. У тебя настоящий талант находить решения и заставлять всеработать.

— Возможно, — печально сказал Джек. — Но выможете делать многое другое, чего я не умею и никогда не научусьделать.

Просто мне повезло, и я тоже, как и ты, много работал, —сказал Куинн с уважением, которое иногда возникает между двумяпрофессионалами компетентными каждый в своей области. Куинн Томпсонбыл легендарной личностью, а Джек Адамс — плотником, хорошимплотником и честным человеком, а Куинну только это от него и былонужно. Но Джек хотел для себя большего, хотя понимал, что никогдане будет этого иметь.

— Вам не просто повезло, — тихо сказал Джек. — Выумны. Вы образованны. Вы значительно лучше меня и всегда будетелучше. А я могу делать только то, что делаю, — ссамоуничижением сказал Джек.

— Если захочешь, ты можешь поступить в колледж, —сказал Куинн. Он увидел в глазах Джека отчаяние, которого ни разуне замечал у него за те месяцы, которые он проработал у Куинна.Джек всегда был бодр и настроен по-деловому. Сейчас он был совсемне таким. Джек открыл ему свою душу и позволил увидеть глубокоспрятанную печаль. Куинну хотелось вселить в него надежду.

— Не могу я поступить в колледж, — оказал Джек, отводявзгляд. Потом, решившись полностью довериться Куинну, взглянул емупрямо в глаза и сказал: — Я почти не умею читать.

Закрыв лицо руками, он заплакал от стыда, который испытывал всюсвою жизнь. Куинн беспомощно наблюдал за ним. Потом, не говоря нислова, протянул руку и прикоснулся к плечу Джека. И когда Джекснова взглянул на него, у Куинна на глазах тоже выступили слезы. Онпонимал, что за всю его жизнь никто еще не признавался ему в чем-тостоль же важном. Человек, которого он почти не знал, но любил каксына, отважился обнажить перед ним свою душу. Это был дорогойподарок.

— Не имеет значения, — сказал Куинн, не снимая руку сплеча парня, как будто рука поддерживала связь между ними, и ончувствовал эту связь.

— Конечно, имеет. Я не могу читать книги, или письма, иливаши списки. Я не могу прочесть, что написано на штемпеле почтовогоотделения или на банковском бланке. Я не могу прочесть условияконтракта. Я не могу прочесть, что написано на пузырьках слекарствами, с трудом разбираюсь в картах. Я почти ничего не могупрочесть. Умею поставить подпись. Но это почти все, что я умею. И яна всю жизнь останусь всего лишь плотником, который не умеетчитать. Даже с женщинами я не могу оставаться дольше, чем нескольконедель, потому что как только они об этом догадываются, я им большене нужен. Они начинают думать, что я глупый или какой-точудаковатый. Мне остается делать как можно лучше то, что я умеюделать. Делать что-нибудь еще я никогда не смогу.

Куинну сразу же стало ясно, что Джек хотел бы достичь в жизнибольшего, но не знал, как это сделать. То, что он сказал, такошеломило Куинна, что он сначала не знал, что и сказать ему вответ. Куинну хотелось прижать его к себе и успокоить, как ребенка.Но Джек был не ребенок. Это был мужчина — порядочный, добрый,зрелый. Куинну хотелось помочь ему, но он пока не знал, какимобразом. Все, что он мог, — это объяснить ему, что, независимоот того, умеет он читать или нет, он навсегда завоевал уважениеКуинна, особенно теперь. Он продолжал держать руку на плече Джека.Несколько мгновений спустя Джек встал и сказал, что ему порауезжать. Казалось, он был смущен откровениями этого вечера.

— У меня есть приятельница, которая читает для меня то, чтонадо, — тихо сказал Джек, надевая пиджак. — К завтрашнемуутру я буду знать все, что перечислено в вашем списке, —просто сказал он, и Куинн кивнул.

Провожая его взглядом, Куинн подумал, что Джек позволил ему нетолько увидеть свои слабые места, но и заглянуть в душу. В ту ночьКуинн до трех часов не спал, обдумывая разговор с Джеком.Проснувшись утром и увидев возле дома грузовичок Джека, он натянулбрюки, надел свитер и, сунув ноги в мокасины, вышел из дома. Онимногозначительно переглянулись, и Куинн пригласил Джека зайти вдом. Джек выглядел усталым. Он тоже долго лежал без сна, размышляя,правильно ли поступил, рассказав обо всем Куинну. Больше всего онбоялся потерять его уважение.

— Я выучил список наизусть, — сказал он Куинну, когдаони поднялись по лестнице, и Куинн закрыл за собой дверь.

Куинн кивнул и прошел на кухню, Джек проследовал за ним. Потомоба они уселись за стол.

— Мне нужно, чтобы ты добавил еще несколько часов рабочеговремени, — спокойно сказал Куинн, но Джек не смог понять повыражению его лица, что он задумал. О том, что было сказанонакануне вечером, не упоминалось. — Я хочу, чтобы ты ежедневнозадерживался на два часа после работы, а может быть, также на часили два в субботу. — Сам того, не желая, Куинн говорил строгимтоном, и Джек встревожился. В списке об этом ничего не былосказано.

— Вам кажется, что работа продвигается слишкоммедленно?

Работа шла быстрее, чем предполагал Джек, и ему казалось, чтоКуинн доволен.