Страница 90 из 178
Она потянулась к нему, так и удерживаемая Вячеславом междустеной и его телом, продолжая обнимать его своими ногами. Легкая.Такая маленькая и легкая. Такая открытая для него. Доверчивая. Всепозволяющая…
- Вячеслав Ген…
Он снова впился в ее рот, прерывая, не позволяя чему-томешаться. Почему-то его вновь резануло, разъярило это обращение. Аон не желала вспоминать и думать ни о чем, кроме своей девочки.
Ладони опять погрузились в ее волосы, и Вячеслав ругнулся в губымалышки, запутавшись в этой треклятой косе, желая ощутить всютяжесть ее волос. Сделать то, что не позволял себе, не мог, крометой ночи, только тайком. Но и распутать не получалось. И не хотелон дергать, не хотел боль своей малышке причинить.
- Распусти, - хрипло велел он, не в состоянии говоритьнормально, потому что не желал отрываться от ее рта. – Распустикосу, не могу сам. Не хочу, чтоб тебе больно… блин, не могу, толькодергаю, - раздосадовано проворчал он в губы Бусинки, пытаясьвыпутать пальцы из ее волос.
Агния послушно потянулась, изогнулась как-то так, что всемтелом, своей грудью прижалась к нему, и Вячеслав резко втянулвоздух, ощутив напряженные, сжавшиеся соски через ее футболку исвой свитер. Она стянула резинку и как-то шустро так пробежаласьпальцами по косе, и через мгновение Вячеслава окутал ворох светлыхволос, все с той же силой дурманящий его своим ароматом. Ее рукивернулись назад, коснувшись его скул, какими-то легкими, порхающимиприкосновениями гладя его, скользя по затылку, по коротко стриженымволосам самого Боруцкого.
Блин, хотел бы он уметь касаться ее так. Иметь силу для того,чтобы быть нежным. Только Вячеслав даже просто притормозить не мог.И руки его были жадными, и губы давили, будто боясь что-тоупустить, не взять, потерять возможность и время.
С каким-то невнятным возгласом он уткнулся в ее шею, зарываясь вэтот ароматный ворох волос. Запустил пальцы в чуть волнистые прядии не удержался, начал целовать кожу над бьющейся жилкой, спустилсядо ключицы и снова прошелся ртом вверх до маленькой впадинки замочкой уха, втянул в себя кожу, посасывая. Второй рукой задралфутболку, уже ни о чем не думая, накрыл ладонью мягкий живот,ощущая впадинку пупка, застыл, словно впитывал это ощущение. Провелвверх, жадно смыкая пальцы на груди, видение которой мучило егоедва ли не каждую ночь.
Бусинка всхлипнула и потянулась, словно хотела еще сильнееприжаться к его губам, его ладоням. Ее пальцы вжались в егозатылок. И бедра малышки дернулись, словно она старалась вдавитьсебя в него.
Кухни не было, квартиры, вообще, пространство вокруг не стало.Оно сузилось до него и нее. До коротких, жадных глубоких вздохов,судорожных всхлипов Бусинки, и его собственного невнятногобормотания ругательств, которые Боров пытался подавить, целуя еекожу, ее тело, поглощая ее.
Дурдом какой-то.
Но и улавливая это краем мозга он уже пер дальше, не в силах нипоговорить, ни спросить что-то у нее. Хотя и малышка, по ходу, непасла задних, доводя его до белого каления своими легкими и нежнымипоглаживаниями, влажными касаниями губ к щекам, шее, всему, дочего, казалось, могла дотянуться из того положения, в которомВячеслав продолжал удерживать Бусинку. Тем, как легко терлась всемсвоим телом об его, и сама не понимая, что творит с ним,похоже.
Он не знал, что кожу, мышцы может сводить от того, чтонедостаточно просто касаний. Что не хватало ощущения ее груди в еголадони, ее живота, спины, тела, полностью отданного ему. Не знал,что еще надо, но этого было мало! Руки горели и покалывали, всетело, казалось, жгла большая потребность. Ему надо было больше.Всего. Хотя бы соприкосновения.
На секунду оторвавшись от ее рта, к которому успел быловернуться, Боруцкий одним рывком стянул с себя свитер, ухватив заворот сзади. Отбросил. Таким же макаром стащил с нее футболку,заставив Бусинку поднять руки. И не дал ей их опустить. Со стономвпился ртом в ее грудь, обхватив губами сосок, который сжался,стоило Вячеславу тот легко прикусить зубами. Она вся задрожала. Немелко уже, малышку конкретно трясло и вся кожа порозовела,казалось, пылая теплом и жаром.
Господи, он дико, безумно хотел ее!
На миг Вячеслав выпрямился, так и держа ее: до боли возбужденными твердым пахом вдавливаясь в развилку бедер Бусинки, прижимая кстене, одной рукой удерживая ее запястья, заведенные за голову.Замер, реально завороженный ее видом – неопытная девчонка, котораядля него затмила самых умелых и опытных женщин. Он ни на когосмотреть не мог, в голове эти глазища стояли, преследуя Вячеслава,волосы ее, губы. Да, что там! И грудь, чего лукавить, на которую онкогда-то тайком, а теперь – открыто любовался, понимая, чтовозбуждается еще больше. Вся она – перед ним, его. Для него все. Инет страха. Неуверенность, растерянность – да. Но с такой долейжелания, что и вопроса не возникало: хочет она его или нет? Хочет.Но может, стоило попытаться чего-то прояснить и обсудить?
И в этот момент, развеивая все возможные доводы в пользу:«притормозить и поговорить», Бусинка чуть нахмурилась, недовольноокруглив во вздохе припухшие губы. И с каким-то неопределенныммягким горловым звуком потянулась к нему всем телом.
В него словно зверь вселился. Не жестокий. Просто безумный,свернувшийся на ней. Вячеслав отбросил футболку Бусинки и всемтелом прижался к ее обнаженной коже, накрыл ее собой, распластав постене. Снова напал на ее рот, сходу раздвигая языком губы,забираясь внутрь этого сладкого, одуряющего его рта.
- Прости, малышка, - выдохнул он сдавленным горлом в перерывемежду поцелуями. – Прости. Я не могу больше ждать.
Вместо ответа Агния обхватила его тело, вдавив короткие ногти вплечи. То ли держась, то ли хоть частично понимая сжигающую егонужду. И тут он почувствовал, как одна ее ладошка скользнула вниз,заставляя судорожно напрягаться его пресс.
Реально забыв обо всем на свете, он подхватил ее под бедра однойладонью, не прерывая поцелуя, сдернул с нее штаны второй рукой,позволив отодвинуться лишь настолько, сколько это минимальнотребовалось. Бросил на пол. Лихорадочно рванул молнию на своихджинсах. Снова вжался своим телом в нее. И разочарованно рыкнул,ощутив пальцами хлопок белья, про которое забыл.
Бля! Он не хотел ее пугать. Правда, не хотел. Но у него не былобольше терпения. Невнятно пробормотав нечто, призванное значить«прости», Боров резко дернул ткань, разрывая. Агния вздрогнула,замерев в его руках. И он на миг заставил себя застыть, крепче сжавмалышку в своих объятиях, прошелся губами по ее щеке, по шее,словно успокаивая, пока его ладонь уже по-хозяйски накрыла,погладила уголок ее тела, до этого скрытый бельем.
Бусинка задрожала еще сильней, но даже не попыталась вырваться.Только дыхание, срывающееся с ее губ у самого его уха, сталобезумно частым, отрывистым и шумным, разом пропав, когда Вячеслав,фиг знает где найдя силы чтобы хоть немного помедлить, всего лишьпальцем раздвинул складки ее кожи, покрытые до того нежными исветлыми курчавыми волосками, что ему просто понравилось еепоглаживать. И девочка, точно, возбудилась. Он чувствовал ее влагу,обволакивающую его пальцы. Мать его так!
- Дыши, - хрипло шепнул Боруцкий на ухо своей малышке, реальнозаволновавшись, когда перерыв в ее вздохах затянулся.
И она тут же послушно вдохнула. Всей грудью втянула воздух всебя, отчего ее груди проехались по его телу, забирая у Вячеславанедолгий триумф выдержки. У него самого затряслась каждая мышца отнапряжения, которое вдруг охватило все тело. И с таким ощущениемпредвкушения, которого просто не смог бы ничем выразить, он чутьотодвинул девочку, прижавшись к нежной коже ее живота головкойсвоего напряженного члена.
Бл…! Он мог бы кончить прямо сейчас, только от этогоощущения.
Бусинка как-то осторожно поерзала, раздувая пожарище егоощущений. Все. Он был у черты.
- Потерпи, малышка моя, - понимая, что ей, сто пудов, будет неособо в кайф, но уже не в силах тянуть, Вячеслав уперся твердымчленом в ее влажность, помогая себе одной рукой, стараясь хотькак-то смягчить это для нее. – Бусинка моя, - он прижался щекой кее волосам, ладонью прижимая голову малышки к своей шее.