Страница 60 из 178
Хотя, какой-там. Не было ей хорошо. Скорее очень-очень грустно.И горько. И обидно. Сильно обидно. Агния столько всего ждала отэтого дня, от этого концерта, а получилось все совсемпо-другому.
Нет, эта не была злая или гневная обида. Какое право она имеласердиться на Вячеслава Генриховича? Он взрослый человек, несвязанный с ней ничем, кроме собственного участия. У него многодел, а может и семья, о которой Агния так и не решилась спросить,почему-то не желая знать, что Вячеслав Генрихович может заботитьсяеще о ком-то. Еще кому-то уделять время так, как уделяет ей. Еще скем-то пить чай или говорить, или просто молча сидеть, слушаячьи-то рассказы и разговоры. Вот от этой мысли ей становилосьдействительно больно. И… как-то «жадно», если можно было сюда этослово применить.
Агния не хотела его ни с кем делить. Понимала, насколькоабсурдно это желание. Осознавала его эгоистичность инеправильность. Все понимала. Но изменить это не могла. А ведь дажемолилась о смирении и здравомыслии.
Да видно молитва не помогла. И ей все так же хотелось, чтобыВячеслав Генрихович, все его внимание и время принадлежало ейодной. Может, потому и не было его? Может это и есть ответ намолитву? Напоминание о том, что на самом деле Агния не имеетникакого права на время Боруцкого?
Испытывая боль и дискомфорт от своих мыслей и умозаключений, онамедленно побрела в сторону сцены. Хоть и понимала Агния глупостьтакого страха, факты от этого не менялись.
Это не он ей – никто. А она Боруцкому. Всего лишь девчонка,которая однажды достала настолько, что он позволил ей работать усебя в ресторане. И все. Не больше, если смотреть реально.
Осмотрев пустой зал, она подошла к краю сцены и села, не думаяни о чистоте платья, ни о том, что надо бы идти домой. Правда, тудаона всегда успеет, тем более что не ждет никто.
Объятия, поцелуи, смех и улыбки, поздравления – этим былнаполнен зал всего лишь двадцать минут назад. И ей хотелось этоговсего, чтобы кто-то знакомый и близкий был рядом, чтобы она ощущалатепло и поддержку. И поцелуев хотелось, и объятий. И, если совсемчестно, то не «кого-то», а конкретного человека. Вряд липрисутствие Вовы порадовало или воодушевило бы Агнию, или той жеАлины Дмитриевны. Появление соседки поддержало бы, конечно, но неподарило бы то ощущение парения и эйфории, которое приносил с собойлишь один знакомый ей человек.
А сейчас… Сейчас здесь, в этом зале, было тихо и пусто. И Агниясидела одна. Очень наглядная иллюстрация ее жизни, разве нетак?
Еще сегодня ночью, проснувшись часа в три и вспоминая вечернакануне, как он касался и гладил ее, ощущая горящие в темноте щекии стягивающий, томящий и напряженный узел в животе, Агния думала,что это не так. И она не одна.
Более того, никогда бы не призналась никому, наверное, но онапришла к мысли, что, похоже, влюбилась в Вячеслава Генриховича.Нет, она не призналась бы и ему, и не попыталась бы навязываться,но…
Может от того и было настолько горько сейчас? Ночью мечталосьхорошо, и можно было позволить себе допустить крохотнуювероятность, что и ему она нужна, небезразлична, пусть не так, какАгния нуждалась в Боруцком, но хоть чуть-чуть.
А сейчас все становилось на свои места. И было понятно, что неимеет она права обижаться или на что-то претендовать. Не имеет.
Только все равно было горько. Так, как в детстве, когда обижалочто-то. И точно по-детски хотелось отвернуться от всего мира,скрестив руки на груди, сжать губы и заплакать слезами, от которыхпекло в глазах и давило в горле.
Стараясь подавить это, прогнать, она подтянула ноги под себя,обхватила колени руками и опустила голову, словно спряталась отвсего мира под своими волосами. Она постаралась вздохнуть иуспокоиться, и взглянуть на всю ситуацию иначе, по-взрослому. Спониманием.
Но не получалось.
Агния так сосредоточилась на этом, что перестала обращатьвнимание на окружающее. И только ощутив вибрацию покрытия сцены, накотором сидела, вскинулась, решив, что пришла уборщица. Агния нежелала выглядеть перед ней той, кем на самом деле была. Жалеющейсебя сиротой, которой не к кому было идти, и к которой никто непришел.
Только вместо пожилой Николаевны увидела возле себя хмурогоВячеслава Генриховича. Он, не вынимая рук из карманов пальто,подошел почти впритык к ней и опустился рядом, присев на корточки.Внимательно глянул на Агнию.
Агния напряженно замерла, растерявшись.
- Что, Бусинка. Проштрафился я? - Хмуро хмыкнул Боруцкий,отвернувшись и начав осматривать пустое помещение.
Глава 17
Девять лет назад
Она дернулась вся и уставилась на свои руки. Сдавленносглотнула.
- Здравствуйте, Вячеслав Генрихович.
Бусинка пролепетала это так тихо, что ему пришлось головунаклонить, чтобы что-то услышать. А потом, так и не подняв головы,она аккуратно опустила ноги и спустилась со сцены:
- Как у вас дела? – Бусинка отошла на два шага и остановилась кнему спиной. – Все хорошо?
Капец. Ему захотелось удариться головой об стену.
Он когда только вошел и увидел ее одну в этом зале – все внутрикомом свернулось, а уж после этих слов… Таким голосом только «заупокой» читать. И ведь не строит из себя ничего, наоборот, пытаетсяулыбнуться.
Он сжал зубы, наблюдая, как Бусинка от него отходит.
Боров сунулся в консерваторию потому, что она первая по путибыла, не очень рассчитывая на удачу, но решив проверить. По егоприкидкам, концерт должен был не меньше двух часов идти, да и потомеще суматоха всякая. Вот и зашел. Правда, не знал где искать этотзал. Если бы не группа молодежи, попавшаяся на первом этаже – и ненашел бы. Ребята попались разговорчивые и не только охотнорассказали куда идти, но и оказались в курсе места нахожденияАгнии, внушив Вячеславу некоторый оптимизм на быстрое разрешениеситуации. Однако все эти надежды рухнули, стоило ему войти иувидеть ее.
И ведь, что характерно, видно же, что грустно и обидно ей,совсем опущенная сидит. А ничего, никаких претензий, еще и деламиего интересуется.
Бусинка, Бусинка. Она же его этим без ножа, по живому режет.
Хоть бы губы надула, что ли, хоть бы один упрек, ведь обещалприйти, а не выполнил. Другая бы ему с порога истерику закатила. Аона ничего подобного, похоже, и не собиралась говорить.
Ругнувшись сквозь зубы, Боров оперся ладонью об пол и спрыгнулсо сцены следом за Агнией. Пальто и чертов пиджак – мешали. Хорошо,что он хоть галстук оставил в машине. Этот долбанный имидж!
Пробормотав ругательство уже в голос, Вячеслав резким движениемсбросил пальто, кинув его на сцену, и расстегнул пиджак.
- Слушай, Бусинка, - кинув пиджак поверх пальто, Вячеслав соблегчением начал закатывать рукава рубашки. – Серьезно, я понимаю,что ты обиделась…
- Нет, что вы! - Агния резко развернулась и глянула на негоснизу вверх. - Вы заняты, наверное, были, – его девочка приняласьрастирать руки, словно ей стало холодно, – я так и поняла, ВячеславГенрихович. И не обиделась, что вы! Это же мелочь, так, неважно…
Агния снова отвернулась. И голос у нее прерывался. Че он, дурак,что ли? Не видит, что ей действительно обидно. Или онарассчитывает, что Боров на этот лепет купится? Не важно, ага. А тоон не помнит, как она хочет стать певицей.
- Вы знаете, даже хорошо, наверное, что вы не пришли. Концертвышел так, не очень, – все еще не глядя на него продолжалатараторить Бусинка, сцепив руки и вытянув их перед собой. И головойкивала. То ли себя убеждая, то ли его пытаясь убедить. – Я думала,что выйдет веселей, что ли, интересней. Да и у меня сегодня, что-тоне то с голосом, наверное, я и Семену Владимировичу позвоню, скажу,что не могу…
- Малышка…
Блин. Наверное, сейчас не лучший момент напоминать, что вранье –не ее фишка.
Вместо этого он в два шага пересек расстояние, разделявшее их,и, наплевав на собственный принцип «не начинать первым», опустилладони на ее плечи. Притянул свою Бусинку к себе, крепко обняв соспины. Она вся будто дрожала. И правда замерзла, что ли? Илисдерживалась, чтобы не заплакать?