Страница 22 из 178
Боруцкий поднялся с твердым намерением устроить Бусине разгон,что до сих пор не спит. Если рыдает в подушку, чтоб он не услышал,или боится – точно выпорет, чтоб всякие дурные мысли больше вголову не лезли. Однако, зайдя, молча застыл на пороге.
Девчонка спала. На столе горела лампа. Видно, все же, не убедилон ее, и побоялась Бусина остаться в темноте, даже с Боруцким всоседней комнате.
Ему бы развернуться и уйти, снова бы улечься на диване вгостиной. А вместо этого Вячеслав зачем-то тихо зашел в комнату иподошел к расстеленному дивану. И застыл там, глядя на Агнию.Покачал головой - Бусина, Бусина. Бусинка…
Она снова была в той пижаме. Блин, у нее, что? Ничего другогонет? Только вот это – розовое, с какими-то кружевными вставками? Даона же, холодная, сто пудов! Ну, кто в таком зимой спит?!
Не то, чтобы та просвечивалась или что-то в этом роде. Но у негос воображением, и так, все путем было. И сам додумать мог, чего икак там, под этой пижамой.
А он – таки долбанный извращенец! Стоит и подглядывает за спящейдевчонкой.
Ненормальный он. Она, вон, медведя плюшевого к себе прижимает,слезы еще на щеках не до конца высохли, а он ее до одури хочет.Причем так, в таких позах и такими способами, о которых этадевчонка и слыхом не слыхивала. Если, вообще, о сексе понятиеимеет, в чем он сильно сомневался, кстати.
Вячеслав тихо сел на край дивана, протянул руку и подтянулодеяло, укрыв плечи Бусины. Точно, ведь, холодно ей. Видно тянет ажсюда из форточки, что он в гостиной не закрыл.
Уперев локти в колени, Боруцкий опустил голову на кулаки.
Он действительно хотел эту девчонку. Хотел так, как никого еще,наверное. Может, конечно, лет в семнадцать, на пике своегогормонального становления, он кого-то и хотел с такой силой. Но,скорее, просто, безлико, любую девку. А чтоб вот так, конкретно,когда, даже трахая какую-то из девчонок Гели, он думает о своейБусине… не было такого. Не помнил он.
И с чего? С какого-такого дуба на него это свалилось,спрашивается? Бог его знает.
Да и, не только ведь в этом дело.
Осторожно, так, словно украсть что-то собирался, Вячеславпротянул руку и едва прикасаясь, провел рукой по ее волосам. Агнияраспустила перед сном косу, и сейчас светлые пряди разметались поее плечам, спине, подушке. И эти волосы его притягивали. Особеннотеперь, когда он уже знал, какие они на ощупь. Такие тяжелые, имягкие… и пушистые какие-то.
Ладно б, если бы он просто хотел эту девчонку. Ладно. Как-топонял бы.
Федот тот же, еще тогда, после его выходки в бильярдном зале,ясное дело, поняв, что с Боровом что-то не так, просто и прямопредложил Вячеславу трахнуть девку и успокоиться. Велика проблема,что ли? Если потянуло, кто ж ему-то запретит? Федот даже подержатьпредложил, если девка сильно сопротивляться будет, хоть друг исомневался, что с этим проблемы появятся.
Боров его тогда чуть голыми руками не удушил за такоепредложение. Так взбеленился, что кий поломал, на хрен. Наорал надруга и ушел, так и не доиграв партии.
Он за нее кому угодно горло перережет. Без ножа, зубамиперегрызет.
Бог его знает, с чего, вдруг.
Только, правда, ведь. Если с другом разругался, Лысого чуть неприбил за эту малявку, что уж в сторону уходить? Надо смотретьфактам в лицо.
И дело, ведь, не только в том, что хочет он ее. Боруцкийсмотреть не может, как девчонка плачет, хотя, обычно, до фени емучужие страдания были. У него взрослые мужики навзрыд иногдаплакали, и ничего. А тут – от слез в глазах Агнии, он бесится. Идумает о ней, замечает ее, стоит только появиться. Или, наоборот,не появиться. Весь вечер, вон, сегодня маялся, пока-таки у Семенане выспросил.
И где он сейчас?
Сидит же здесь, в этой квартире, только потому, что ей страшностало одной на ночь остаться. Сидит, и молча смотрит. И сам ведьзнает, что пальцем не тронет, как не припекало бы.
Очень медленно, стараясь, чтобы ни одна пружина дивана нескрипнула под его весом, он наклонился, и так же сидя, оперсяплечом о подушку. Лег щекой на эти волосы.
Зря его ребята опасались девчонку. Не Бусина маньяк, он.Точно.
Ее волосы пахли чем-то сладким. А может, и кожа, он не могпонять. И чем именно – то ли корицей, то ли ванилью, не знал.
Помнил только, что давно, еще в приюте, им каждый четверг давалив обед булки. И в другие дни давали, и сухари сладкие, и печенье.Порционно, не по многу. Но давали. При советах, все же, за этимследили. И все это было. И ясное дело, Вячеслав съедал это все допоследней крошки. Но по четвергам им давали именно эту булку.Отчего-то казавшуюся ему, малому пацану, особенной. Эту сдобу пеклиу них же на кухне, и еще с десяти часов по всему первому этажустоял одурительно-сладкий запах. Такой вкусный, что он имнадышаться не мог. Специально в туалет отпрашивался с урока, или нанаказание нарывался, лишь бы лишний раз по коридору пройти. Ипотом, за обедом, он ждал этой булки, присыпанной сверху желтоватоймаслянистой крошкой, как самой большой награды. С пацанами другимидрался, чтобы и их порцию забрать, до того ему вкус и запахнравились.
Так вот волосы и кожа Бусинки пахли так же. Ему хотелосьзарыться лицом в эти пряди и просто лежать, дыша этим запахом. Чтоон сейчас и делал, несмотря на весь здравый смысл. Вячеславповернулся, прижавшись губами к ее волосам у самого затылкадевчонки. Прислушался к тихому дыханию.
Блин, взрослый мужик, а как припечатало-то.
Если кто-то об этом узнает, тот же Федот – поднимет на смех…
Он вдруг резко выпрямился, ругнувшись от легкого скрипа дивана.Но Агния не проснулась. Боруцкий глянул на ее лицо, такое спокойноесейчас, пусть и грустное немного.
Если об этом узнает Федот, не страшно. Друг, и так, знаетБорова, как облупленного, одни его сегодняшние поддевки чего стоят.Но если кто-то еще поймет, как его глючит на эту девчонку, она жнеделю не проживет. У него, что, врагов мало? Да, зашибись,сколько.
Жизнь в его мире простая и четкая лишь тогда, когда прижать,достать тебя нечем. Тут все ясно – ты, или рискнул, и победил, илипогорел. Если выжил – наживешь заново. Не выжил – уже без разницыбудет, какой расклад дел.
Но если у тебя появляется тот, кем тебя можно достать, кем можноприжать… Разве он сам пару раз не использовал этот козырь в борьбеза власть в городе?
Проведя ладонью по своему ежику волос, Боруцкий глянул черезплечо на спящую девчонку. Сжал кулаки.
Надо бы ему валить отсюда. И не возвращаться. И из ресторанасвоего – гнать взашей. Ей, вообще, нечего делать в этой среде.Пусть бы и жила между домом, школой и консерваторией своей.
Только, что с ней будет, если он сейчас уйдет? Если прогонит?Что ждет Бусинку сейчас? Прямая дорога в приют, в систему, с ееиерархией, не хуже их, бандитских кланов? С ее доминированиемправды сильнейшего? Она ж там и год протянуть не сможет. А если ипротянет – что с девчонки останется? Сломают, исковеркают.
Вновь опустившись рядом, он пристроился щекой на ее волосах.Может, «крестный», не такой уж безумный выход. Так он хоть,относительно безопасно, за ней присматривать сможет. И, может, егопопустит, как гриппом переболеет. И это у него пройдет, в концеконцов, а?
Наше время
Ее начало лихорадить еще в поезде, минут за сорок до того, каким было выходить. Вячеслав без всяких жалоб от своей Бусинки,заметил, как она начинает кутаться в простыню, и сильнее жаться кнему. И это при том, что в купе было дико жарко, он дажекондиционер перед этим включал. И простыни были влажными отиспарины их тел из-за той же жары.
Но ей, определенно, стало холодно. И дико хотелось пить – егожена выпила оба стакана с остывшим чаем, про который они совсемзабыли поначалу. Да и еще не отказалась бы, судя по взгляду.
Усадив Агнию себе на колени, уже одевшись, Вячеслав закутал ее всвой пиджак. Достал с запасной полки одеяло. То оказалось пыльным,но выбирать не приходилось. Постаравшись немного встряхнуть его вкоридоре, он закутал Бусинку в то, как в кокон. Только дрожь неунималась. Организм его жены, видимо, начинал испытыватьпотребность в наркотике, к которому ее приучил Шамалко.