Страница 23 из 178
Что он мог сделать здесь и сейчас?
До черта мало – только обнимать ее, стараясь согреть своимтелом, жевать незажжённую сигарету, и проклинать эту тварь в уме. Аего Бусинка еще и улыбаться старалась. И глядела на него так, будтовсе равно еще не поверила до конца. Постоянно касалась то щеки, товолос, то рук Вячеслава, выбираясь из одеяла. И прижималась головойк его груди, слушая, как стучит сердце. А может, пыталась утаить отнего появившийся лихорадочный блеск в глазах, и нервноеподергивание пальцев. Только он, все равно видел. И обнимал ее всесильнее.
- Я так хочу домой, Вячек. – Тихо прошептала Бусинка, обняв егоруками под рубашкой, которую он из-за этого никак не могзастегнуть.
- Уже немного, чуть-чуть совсем. – Хрипло ответил он, не готовыйпока сказать, что их дома уже нет. Того, что он купил для нее. Гдеони жили последние семь лет до того, как… И сам Вячеслав последнийгод жил в старой квартире, о которой никто чужой не знал.Оставшейся Агнии от родных, потому что не имел желания искатьчто-то другое, и до рыка в горле, хотел быть там, где осталась хотьчастичка ее. - Федот машину пригнал на вокзал. Мы сразу домойпоедем.
- Хорошо. – Агния кивнула, и вновь прижалась щекой к его шее. –Хорошо.
Она заерзала, словно не могла усидеть на месте, сжала ладони вкулаки и прижала к губам. Опять повернулась к нему, жадно вдыхаязапах его кожи.
Он не выдержал.
- Очень плохо? – Сипло спросил Вячеслав, сжав ее в объятиях.
Бусинка отвела от него взгляд. Облизнула сухие губы. И опятьглянула. И снова со стыдом в глазах.
- Я… Они… - Она вздохнула. – Кажется, я теперь наркоманка,Вячек. Прости.
Боров сжал пальцы на ее затылке, притиснув голову Агнии к своемуплечу.
- Я знаю, малыш. Знаю про наркотики. Ты же не виновата ни в чем.– Зашептал он ей на ухо, перемежая слова с коротки поцелуями. Дажене ласковыми, а выплескивающими его боль, его чувство вины, желаниехоть как-то облегчить это для нее. – Мы справимся. Как-то, да решимвсе.
Она не ответила. Повернулась и сильно прижалась губами к егокоже, словно ища в этом прикосновении облегчения.
Глава 8
Наше время
Ей было так плохо, что едва удавалось двигаться, не хныча накаждом шагу. Но Агния старалась сдержаться. Сжимала пальцы изакусывала губу. Однако Вячек, кажется, все равно видел, насколькоей нехорошо. И, то и дело, порывался взять ее на руки.
Агния пока справлялась, но, честно, не представляла, сколько ещеэто будет удаваться. Ее мутило, и болел живот, было дико холодно, ив то же время, все тело было мокрым от испарины. И все же, она такстаралась. Ведь ей вернули Вячека.
Господи! На что же теперь жаловаться? Зачем? В ее жизнислучилось невозможное, такое чудо, на которое Агния и надеяться немогла. И пусть это не отменяло минувшего года, пусть все, что онапережила и вытерпела, не стало от этого менее кошмарным, радость отпонимания, что Вячек жив и рядом – давала ей силы.
Конечно, Агния не знала, сколько еще сумеет подбадривать себяэтим. У нее был один-единственный опыт подобного состояния, когда,чуть больше двух месяцев назад, для того, чтобы продемонстрироватьсвою власть над ней, Виктор приказал сутки не добавлять Агниинаркотик туда, куда бы они его не подмешивали.
Это было кошмарно.
Она никогда и не думала пробовать наркотики, если честно. Вмыслях не было. Чего не скажешь о стремлении и попытке к суициду,которую она предприняла, потеряв ребенка и искренне веря в то, чтои муж мертв. Агния не видела никакого смысла в жизни и пыталасьпокончить с той. Шамалко же решил, что это для нее слишком легкийпуть и выход. И, более того, он не видел причины терять возможностиеще и заработать на ней, попутно с измывательствами. Тогда и началдобавлять ей что-то. Сначала Агния не могла понять, что происходит.Нет, она не испытывала эйфории или приступов беспричинного счастья,никакого кайфа, во всяком случае, в том понимании, в котором эторанее представлялось ей. Но боль и горе будто отдалились. Она нестала лучше относиться к жизни. Но погрузилась в апатию. Ей сталовсе равно. Но и умереть уже не хотелось.
Однако видимо для того, чтобы она не имела заблужденийотносительно своей зависимости, Шамалко и решил дать ейпрочувствовать все прелести ломки. А может, просто, сам получалкайф, наблюдая за ее страданием.
И, как оказалось, для ее организма не существовало разницы –хочет ли разумом Агния принимать наркотик или нет. «Ломка»началась, и оказалась такой мучительной, что Агния разрыдаласьтогда, когда ее мучители напоили ее все же водой с растворенным втом наркотиком. От облегчения, и от стыда за то, что сталатакой.
Ей и сейчас было стыдно. Очень. Из-за того, что Вячек видит то,как она зависит от наркотиков, из-за того, что оказалась слишкомслабой, что не боролась с этим. Какая-то часть ее разума, вроде быпонимала, что подобное – выше сил и возможностей любого человека. Ине ее решением стало начать принимать препараты. Но стыд от этогопонимания, все равно, никуда не уходил. Она не знала, как онотреагирует на то, что с ней будет твориться, и это добавляло болии муки к тому, что Агния и так испытывала.
Раньше Агния всегда знала, что Вячек думает, как относится кней. Не с первого дня, конечно. Даже не с первого года. Он умелпрятать свои мысли и чувства так, что никто не сумел бы догадаться.И она долго не понимала, не знала. Мучилась, страдала, металась,испытывая боль от дурных мыслей и собственных догадок ивыдумок.
Но потом, когда они выяснили и решили это все – Агния всегдабыла уверена в том, что Вячеслав ощущает и думает.
А сейчас ее с головой поглотил страх, боязнь того, что онаутратила это умение. Потому что Агния лишилась уверенности в себе ив том, что она нужна ему такая.
Господи! Почему этот проклятый вокзал такой длинный?! Зачем былоделать его таким огромным? Она не представляла, как доберется домашины.
Но изо всех сил старалась показать, что все в порядке, что ейничего не стоит это выдержать, и она прекрасно доберется до дома,используя лишь свои собственные возможности и силы. Только пиджаксогласилась оставить, будто и не мучилась от дикого чувствахолода.
Мышцы начали болеть, суставы ломило, словно ей не двадцать пять,а семьдесят, и она старая бабка. Каждый шаг, каждое движениеотдавалось такой болью, казалось таким невыносимым, что Агнии едваудавалось сдерживать стоны. И насколько ее хватит еще, она бояласьдаже загадывать. Тем более не представляла, долго ли сможетподдерживать фарс своей улыбкой.
- Все. Хватит! – Вячеслав обхватил ее со спины, подняв себе наруки. И с яростью глянул Агнии в лицо. – Какого ты тут Рэмбо изсебя строишь?! Думаешь, мне по кайфу наблюдать, как тебе больно?Бусинка! – Он крепко сжал ее.
Открыл рот, словно хотел добавить что-то еще, но только сплюнулна перрон, и прижал ее голову к своей шее.
Рядом загрохотал поезд, отъезжая. Стук колес барабанил по ееушам, словно кто-то стучал по голове молоточками. Было ужаснобольно.
Вячеслав куда-то пошел, она даже направление теперь определитьне смогла. Голова закружилась.
Зажмурившись, она скривилась. А потом, приоткрыв один глаз,осторожно глянула в бок путей. Оказывается, они едва-едва отошли оттого места, где сошли с поезда. А ей казалось, что она преодолела,как минимум, километр.
Осознание собственной беспомощности только усилило боль и стыд.Руки задрожали еще сильнее, и ей никак не удавалось остановить этудрожь. Тошнота подкатила к горлу, несмотря на то, что она не еланичего со вчерашнего обеда, только чай около часа назад выпила.Агния всхлипнула и прижала дрожащие руки к лицу. Она сама себе быласейчас противна.
А ведь дальше станет только хуже.
- Бусинка, солнышко мое. – Вячек коснулся щекой ее лба. Легкопровел, царапая кожу своим колючим подбородком. – Не надо.Пожалуйста. Не надо. – Он прижался губами к ее дрожащим пальцам. –Я все сделаю. Слышишь? Клянусь. Все, чтобы тебя вытащить. Мысумеем. – Продолжал он шептать ей на ухо, пока сам куда-то шел.