Страница 2 из 18
– Мария, – позвал он. – Мария!
Гримерша тут же появилась, быстрая и услужливая, в руках все теже коробочки с красками и кисточками, через плечо широкий ремень собъемистой сумкой. Вадим кивнул Лариске, она сняла бретельки с плечи опустила платье, обнажив крупные груди с широкимисветло-коричневыми сосками.
Вадик хмыкнул:
– Я ж говорил, почти стерлось. Мария, покупаешь подешевле,а цены какие ставишь? Смотри, начну чеки проверять!.. Поднови, нотак, чтобы через десять минут не исчезло.
– Да у меня все импортное! – запротестовалагримерша.
– Импортное, – пробурчал Вадик, – знаем, в какомколхозе делают такой импорт.
Гримерша, виновато опуская голову, торопливо закрашивалакоричневые соски под телесный цвет, потом рисовала поверхнежно-розовые кружки, но уже по размеру намного меньше, такэротичнее. Ниппели совсем опустились, Лариска ухватила за кончики иторопливо терла, заставляя подняться и покраснеть, разбухнуть.
Вадик смотрел с тоскливой безнадежностью.
– Ну что же ты так?
– Щас-щас, – пообещала Лариска.
Он махнул рукой.
– Ладно, хватит. И так из графика выбились.
– Еще чуть-чуть…
Он покачал головой.
– В компьютере наши умельцы подправят… Но послезавтраконцерт вживую, там эти штучки не пройдут.
Гримерша быстро-быстро опускала кисточку в узкое горлышко тюбикас клеем, а когда вытаскивала, на кончике ярко блестела пурпуромвязкая жидкость, похожая на быстро застывающий вишневый клей.Лариска поддерживала обеими ладонями грудь, все еще терла кончики,и отпустила, когда кисточка приблизилась к ее пальцам.
Гримерша сумела закрепить набухшие соски, теперь кажутсявлажными, что еще эротичнее, словно только что из жадного мужскогорта. Вздутые кончики показались мне похожими на разбухшие от кровибрюшки исполинских комаров.
– Снимаем! – велел он быстро. – Все по местам!..Быстрее-быстрее! С ума сойти, третий день переснимаем!
Лариска набросила тонкие бретельки платья на обнаженные плечи,грянула музыка, динамики задрожали от рева. Лариска ухватиламикрофон и, пританцовывая, начала выкрикивать слова песни. Язаметил, что режиссер и его команда напряженно смотрят наподпрыгивающую грудь Лариски.
Я тоже засмотрелся с понятным ожиданием мужчины: вот грудь тактрясется, что может и оказаться на свободе.
Режиссер делал руками отчаянные жесты, будто танцевал лезгинку.Лариска поняла, что пора шевелить плечами, сделала кокетливоедвижение. Лямка начала сползать, и в это время левая грудь,подпрыгнув, зацепилась выступающим соском за край платья, ослепивменя, словно боевой лазер, которые делают из рубинов.
Лариска невольно скосила глаза, но продолжала петь, режиссерзастонал так громко, что перекрыл грохот барабанов.
– Стоп-стоп!.. Выключите музыку!.. Не понимаю, что мне свами, тупоголовыми, делать?
В студии стало тихо, Лариска растерянно развела руками, обеимируками спрятала грудь, стараясь не задевать сосок, сейчасзакованный в красную прозрачную сосульку клея.
– Ох, прости, – сказала она виновато.
– Прости, – передразнил Вадик. – Ты не должназамечать, забыла?.. Ты так увлечена своей песней и танцем, что незаметила, понимаешь? Не заметила, что грудь выскользнула насвободу, просто допела до конца!.. А довольный рев и аплодисментыпринимаешь на счет своего великолепного исполнения, поняла?Улыбаешься, раскланиваешься и только тогда замечаешь…
Лариска сказала умоляюще:
– Еще разок! На этот раз не отвлекусь!
Он вздохнул, посмотрел на часы.
– Через двадцать минут надо быть в студии у Геворкянца.Рекламный ролик про пиво, надо успеть. И еще о каком-то средстве отперхоти… Ладно, скажу ребятам, чтобы в три-дэ помудрили. Все равноспецэффектов уйма, никто не заметит… Но, Лариска, через три дня утебя концерт вживую! Там все должно пройти на глазах узрителей!
Тучи ушли, мы выскочили под сияющее небо, отмытое отинверсионных следов истребителей, от пыли и городских испарений.После грозы совсем не то небо, что обыденное, рабочее, собравшеепод свой купол дымы городских фабрик, испарения болот, чадвыхлопных труб миллиардов автомобилей, дым пожаров, пепел и гарьвулканов, горящих нефтехранилищ и сжигаемых отходов природногогаза.
И хотя в Москве вроде бы ни вулканов, ни горящих нефтехранилищ,но в жаркий, несмотря на апрель, день именно «вроде», а на самомделе как будто все горит и плавится.
Двери троллейбуса злорадно захлопнулись прямо перед нами. Еслибы Лариска была одна, водитель бы подождал, а так приятнее унижениедругого самца, все мы соперники. Я в очередной раз подумал, что мнедаже не надо затягивать пояс, чтобы копить на покупку авто. Сейчасрассрочки, кредиты и прочие крючки, на которые стоит только разокпопасть…
О чем подумала Лариска, не знаю, хорошо владеет лицом, толькозасмеялась несколько делано:
– Гад этот Вадик… на трех работах пашет, многостаночник, даеще и подработки берет!
– И все успевает? – усомнился я.
Она вздохнула:
– Успевает, сволочь. Талантлив. Только не хочет ни за чтобольшое браться. Говорит, на мелочах больше сшибает… а славы ему втаком деле не надо.
– А что там с выпрыгивающим выменем? – спросиля. – Это в самом деле необходимо?
На опустевшую остановку начали подходить люди. Двое парнейоглянулись на Лариску, она сразу подобралась, в глазах загорелсякинозвездный блеск: ее начали узнавать на улице! Я смолчал, насчетузнавания вряд ли, таких начинающих тысячи, просто хороша как пофигуре, так и мордочкой. И держится с прямой спиной и выпяченнойгрудью, в то время как большинство девчонок ходят сгорбившись и наполусогнутых, так удобнее, все помешаны на дури: «…принимайте меня,какая есть!»
– А как же, – ответила она, понизив голос, –сейчас это самый писк.
– Показывать сиськи?
– Одну, – уточнила она. – Разница большая.
– Вдвое, – сказал я.
Она нахмурилась.
– Не понимаешь… Когда просто поднимаешь майку и показываешьсиськи – это одно, понял?
– Нет, – ответил я.
– Это просто, так все девчонки делают. А когда нечаянно –реагируют куда сильнее!
– Добавляется скандальность?
– Ну да, – согласилась она. – И еще запретность.Нарушение этой самой запретности… А человек, который успелподсмотреть, он как бы, как бы…
– Выиграл по лотерейному билету? Который просто подобрал наулице?
– Ты молодец, – похвалила она, – именно выиграл.Другие не выиграли, а он выиграл. Разве он не счастлив?
Глава 2
Подошел троллейбус, народ ломанулся в распахнувшиеся двери. Мывтиснулись в общем потоке, нас прижало на задней площадке, в товремя как остальные, отталкивая друг друга, рвались косвободившемуся сиденью в салоне: время рынка, выживает сильнейший,а бога, как доказано экономикой, нет.
Начало моде, объясняла она, когда нас вынесло на нужнойостановке, положили ведущие звезды шоу-бизнеса и кинозвезды. У нихвроде нечаянно то грудь выскользнет из глубокого выреза, то лямкасоскользнет с плеча, обнажая красный сосок с ниппелем. Вообще-тогрудь и без того обнажена практически вся, но пока еще прикрываемсам сосок, заметил? И когда такая певица все время танцует насцене, две трети в зале смотрят неотрывно и гадают: выпрыгнет грудьили не выпрыгнет?
– Ну да, – согласился я, – и, чтобы неразочаровывать, пришлось придумывать это? Нечаянноевыпрыгивание?
– Вот-вот, – обрадовалась она, – ты всепонимаешь!
– Спасибо.
– Милый, ты бываешь ужасно сообразителен. Но публика должнадумать, что это все нечаянно, случайно. Иначе потеряется кайфзапретности.
– Нарушения.
– Да, нарушения запретности. Ты ужасно милый, тызнаешь?
Я буркнул:
– Правда? Прибавь шагу.
Показался дом, где живет наш именинник, а я вспомнил, что теперьк трюку с выпрыгивающей грудью прибегают все чаще. Раньше певицысразу вроде бы пугались и, страшно смущаясь, прятали вымя, потомстали делать вид, что не заметили, и так допевали песню до конца,прыгая и потряхивая обнаженной грудью, здесь режиссер Вадик прав:если уж играть, то не вполсилы.