Я – сингуляр

Я спохватился, подумал обеспокоенно, а не потому ли я трахаюсь,что поддался рекламе… Фу, я столько же трахался и раньше. Болеетого, памятуя, что лучший друг у паренька – его правая рука, я сталчаще заходить в ванную и вручную сбрасывать излишки, чтобы неначинали руководить мною, куда идти и что сделать. Это же ясно, чтоя должен взять записную книжку и начинать обзванивать знакомыхподруг на предмет совокупления.

Когда поймали такси, Лариска напомнила:

– Славик, у меня сегодня концерт очень важный!

– У тебя все важные, – сказал я.

Машина медленно ползла по запруженной улице, а что будет, когдавъедем в центр, страшно подумать. Лариска ерзала, нетерпеливооглядывалась по сторонам.

– У меня все важные, – согласилась она. – Мнерасти надо!

– Ты растешь.

– Медленно!

– Ого, да тебе мелочь завидует, а примы начинаютприсматриваться с явным подозрением…

Она сердито фыркнула:

– Это ж нормально.

– Никто не любит, когда их опережают.

– Придется им это принять, – заявила онабезапелляционно. – А ты уж проследи, чтобы твоя техника неподвела! Как группу Баребасова с их танцевальным ансамблем.

– Меня тогда не было, – напомнил я, – а Корнеевза пультом – что блондинка за рулем.

– Но ты сам проследи, хорошо?

– Хорошо, – пообещал я. – Чего я для тебя несделаю, поросенок!

– Это я – поросенок?

– Ладно, пусть деловая женщина.

Она подумала, кивнула:

– Нет, пусть лучше поросенок.

Лицо ее оставалось отстраненным, даже пощупала меня только длятого, чтобы сделать приятное, хорошая девчонка, никогда не забываетсделать другим хорошо, но душа ее, вижу по глазам, уженеистовствует на сцене под рев музыки.

Вернее, работает на сцене.

Машина прижалась к бордюру, я сказал:

– Беги, мой деловой поросенок.

– А ты?

– У меня сегодня в левом крыле больше работы. Но на твойконцерт приду.

Она улыбнулась и в самом деле пробежалась до подъезда. Вообще-тоследить за цветомузыкой не мое дело, но ради Лариски ладно. Не зряже она так старалась в постели.

Глава 9

Фотокамера в моем мобильнике не самая слабая, такие вполнеустраивают абсолютное большинство. Меня, конечно, не устраивает, нокамерой мобильника я не пользуюсь. Практически единственный снимок– это фото Габриэллы, я успел заснять ее, когда сидели в кафе.

В мою студию заглядывали то шеф, то его заместители, каждыйобращал внимание на ее портрет, он у меня на самом большомэкране.

– Красивая девушка… Это хто?

– Суперзвезда, – говорил я всякий раз. – Но длясамой-самой элиты.

Корнеев рассматривал ее дольше всех, хмурился, рассматривал совсех ракурсов.

– Нет, – заявил он, – не пойдет.

– Куда?

– На рекламу не пойдет.

– Думаешь?

– Точно, – заверил он. – У меня чутье.

Я покачал головой:

– Чутье – это не довод. Хочешь кого-то убедить, давайчто-то повесомее.

Он продолжал рассматривать ее портрет с недоверием и дажеподозрительностью.

– Не пойдет, – повторил он. – Слишком… да,слишком…

– Что?

– Изысканна, – он вздохнул. – А мы рекламируеммассовый продукт.

Я загадочно улыбнулся:

– Да?

Он насторожился:

– Ты что? Отхватил заказ от алмазной фирмы? Или отторговцев жемчугом?

– Ага, – сказал я, – признаешь, что именно такиелучше всего смотрятся в драгоценностях?

Он фыркнул:

– Наоборот. Драгоценности смотрятся лучше всего на такихженщинах.

– Спасибо, – сказал я с удовлетворением. – Вот иработаю, как видишь…

Он хмыкнул и ушел, а я перетаскивал фото из программы впрограмму, работал с масками, светотенями, контрастом и прочимифичами, пиксели вылезают наружу, но после тщательной обработкиснимок получился больше похожим на дорогую картину, а пикселиисчезли.

Место на стене выберу в прихожей, чтобы Габриэлла смотрела наменя сразу же, как переступаю порог. Да и чтоб провожала, когда идуна работу… В сердце сладкий щем, теперь смутно понимаю все этимерехлюндии насчет душевного томления и муки сладкой. Но в те векаони были уместны, а сейчас я выгляжу каким-то уродом.

И если еще могу признаться, что ничего особенного не нахожу всексе с женами приятелей, то в таком вот… в мерехлюндиях и душевномтомлении – никогда и никому.

Тягостное ощущение, что все это не кончится добром, как некончилось такое же в Древнем Риме, с каждым днем все отчетливее,тягостнее. Я буквально чувствую страшную грозовую тучу, чтосгущается над миром. Ту самую, что в библейские времена выжгла, какклоповник, Содом и Гоморру, на заре христианства уничтожиласверхмогучую Римскую империю… за то же самое: за разврат, содомию иполовые утехи, возведенные в культ, а теперь собирается над ничегоне подозревающим человейником и готовится обрушить на негоиспепеляющий гнев.

Мне страшно, как собаке или крысе, что чует приближение грозы.Мы вообще-то чуем даже грядущие землетрясения, цунами ипросыпающиеся вулканы, чего не чует остальной мир, благодаря чемунекоторые из нас успевают спастись, в то время как весь миргибнет.

Но откуда грянет гроза? В какой форме? В виде огненного дождя,что испепелил два города, или в виде нового религиозного учения,что уничтожил сильнейшую империю с тысячами городов? Или чем-тоабсолютно новым?

Конечно, будет что-то новое… Но что?

Может быть, гроза за то, что, как и отдельное существо, всечеловечество сейчас катастрофически сползает в утехи? А утехистановятся все проще, примитивнее и спектр их ширится? Вот уже игомосексуализм легализован, лесбийство, скотоложство, вот-вототменят статьи за детскую педерастию…

Но, как и отдельная особь, человечество периодическиспохватывается, обожравшись половых утех, и бросается в другуюкрайность. Начинаются поиски Бога, вспыхивают кровавые войны заболее точное толкование строк Библии, мир со стыдом объявляет, чтоэто его дьявол попутал с его половыми утехами, и спешно чистится отего влияния, тысячами сжигая ведьм и устраивая крестовые походы заверу, а пламенные аскеты демонстрируют отказ от любых утех и полноепрезрение к плоти…

Я хожу последнее время не то чтобы пришибленный, но время отвремени поглядываю на небо. И хотя на этот раз точно будет неогненный дождь, даже не новое христианство, однако что-то страшноегрядет… Намного более страшное, чем огненный дождь илихристианство. В первом случае сожгло два города, во втором –Римскую империю, но сейчас уже вся планета в похотливых лапищахдьявола!

Потому в этот раз что-то будет намного страшнее.

Господь долго терпит, всплыла мысль, но больно бьет. На этот разгибелью одной империи не отделаемся.

Сегодня дома комп что-то долго загружался, проверил иперепроверил антивирем, заподозрил червей, но ко мне решил необращаться, сам разобрался и что-то вылечил, что-то удалил вовсе. Явошел в Сеть, пока поисковики подбирали нужные материалы исортировали по группам, по аське и скайпу пришло несколькопредложений потрахаться. У одной имя показалось забавным:Муравьенок, я щелкнул курсором, на экране появилась девичьямордочка с озабоченно нахмуренными бровями. Она увидела меня,мордашка тут же расплылась в улыбке, рот до ушей, глазазасверкали.

– Привет, – сказала она, – я тут междулекциями!

– Ага, – ответил я понимающе, – сколько у тебявремени?

– Да хорошо бы в десять минут, – ответила она весело,глаза сияют, веселая и беззаботная рожица. – О’кей?.. Мненадо, а то я что-то бледная…

– Постараемся, – заверил я. – Да, это для цветалица просто необходимо!

Она начала раздеваться, я тут же сказал, что класс, клево,классные сиськи, ух ты, какой нежный животик, она, в свою очередь,одобрила мой пресс, уже голенькая отодвинулась от экрана, чтобы явидел, как достает навороченный вибратор, длинный шнур с разъемомвоткнула в USB.

– А ты? – спросила она.

– Почти готов, – ответил я бодро и, в свою очередь,вытащил из-под стола вагину. Не уверен, что модель самая крутая,каждый месяц на рынок выбрасывают все совершеннее. Скоро этивагины, постоянно дополняемые добавочными функциями, будут за пивомходить и счета за квартиру оплачивать.