Главное управление

– У тебя должность такая, брат.

На прием к Решетову я попал только к вечеру следующего дня.Генерал выглядел утомленным, мысли его, чувствовалось, виталигде-то вне Управления, но по мере моего доклада он постепенновозвращался сознанием к делам насущным, хватко улавливая нюансыситуаций и расставляя ловушки вопросов.

– И сколько они украли в общей сложности?

– Изрядно.

– Что значит« изрядно»?

– Дело в МУРе, а жулики, пока не припрешь, правды нескажут. А как их припрешь, если дело в МУРе?..

– Он просит гарантий? Ну, дайте их. На словах.

– Я верю, что он действительно пригодится нам в дальнейшемкак агент…

Недоверчивый прищур. И хлесткий вопрос:

– И много шерсти с овцы состричь решили?

– Если так будет поставлен вопрос, все пойдет на нуждыУправления, товарищ генерал.

– Знаешь, Юра, – он откинулся в кресле, – мой нюхне обманешь, есть тут еще одно дно, есть, чувствую. Чего ты мнеизвилины мозга шпаклюешь? Или колись, или иди себе… И передашьагента своего нашим экономистам, понял? Они с ним торговаться нестанут. Тоже мне, хранитель секретов выискался! И сколько украл, игде у чеченов база – все выложит! Я лично проконтролирую.

– Тут есть нюанс, вы правы, – сказал я, чувствуя, что,еще мгновение, и – конец всем нашим интригам и Димезаодно. – Его родственник – ответственный офицер МВД.

Решетов рассмеялся: коротко и хрипло, с демоническимторжеством.

– И кто таков?

– Маркелов.

– Из секретариата? Ах, вот как. Ну, – хмыкнул, –теперь конструкция в пазы уместилась, теперь верю. Бойкий мальчонкаМаркелов, наслышан. Мастеровой мелких интриг. Далеко не пойдет, нов деловых полканах досидит до седин. Или до плеши. –Усмехнулся словно бы сам над собой. – Да, крепко ты своегокореша Маркелова этим агентом за яйца прижмешь. На всю егооставшуюся жизнь. В поденщине он теперь у тебя. – И не отрываяот меня бесстрастно выслушивающего эту нелицеприятную тираду взора,где вспыхивающая насмешка сменялась ледяным безразличием, снялтрубку, сквозь зубы распорядился:

– Люда, с начальником ГУВД соедини…

А мною овладело стылое, безразличное презрение к этакимумопостроениям шефа, составлявшим, вероятно, один из стереотиповего мышления. Мне и в голову не могла прийти столь подлая мыслишка.Вот оно – мусорское сознание, построенное на шантаже, двуличиии выкручивании рук ближнему. Мне невольно вспомнились мои прошлыевертлявые дознаватели и следователи с их каверзами, и всколыхнуласьв душе темная, привычная ненависть безответного арестанта кчванливым вертухаям.

Дуализм. Морали и текущего бытия.

Между тем, оперируя небрежными рублеными фразами, Решетов в двасчета разрешил все проблемы со своим генеральским собратом. Брякнувтрубку на рычаг, подытожил:

– Дело из МУРа заберешь к нам завтра. Дальше химичьте сами.Но если там группа, кем-то надо пожертвовать.Благотворительность – категорически не наш профиль.

– Само собою…

– А теперь присядь. – Кивнул мне на стул, а сам встализ кресла, подошел к одному из шкафов, раскрыв дверцы секретера,вытащил бутылку американского виски, лед из стоящего внизухолодильника, плеснул желтого кукурузного самогона в рюмки,покрутил в сильных узловатых пальцах хрустальную граненую ножку ивыдохнул почти смиренно:

– За удачу всех наших начинаний, Юра, за удачу…

Ошпарил мне спирт глотку, разлился уютным теплом внутри, но вголову не ударил, каждый нейрон мой был настороже, не позволяяокутать себя успокаивающим алкогольным парком.

Зверь, выразивший благосклонность, в любой момент был способенощериться вновь, пружиной метнуться к незащищенному горлурасслабленного простака, растроганного коварной его лаской.

– Вопрос у меня к тебе, – произнес он безразличнымголосом. – Вопрос такой: а зачем ты здесь?

– Вопрос простой, – сказал я, минуя надлежащуюпаузу. – Здесь настоящая работа. Здесь я в своей стихии. Иесли честно, то и не думал, что найду здесь то, чего не хватало вжизни.

– А чего не хватало?

– Большого дела. Азарта. И тех людей, которые сейчас вокругменя.

– Во как! – не то изумился, не то огорчился онубедительности моего тона. – Значит, карьера – неглавное, так?

– Она может быстро закончиться, если претендент ей несоответствует, – сказал я. – Предложите мне сейчас местовашего зама, и я откажусь. Почему? Да вы меня завтра же съедите занекомпетентность.

– У нас на Руси в замы как раз берутся те, кто глупееначальников, – парировал он. – С такими спокойнее.

– Глупее, но с набором необходимых навыков, –прокомментировал я. – Чтобы начальнику за двоих нетрудиться.

– То есть слабаком в профессии себя считаешь?

– Считаю, что должность начальника отдела – пока мойпредел. Это называется разумная самооценка.

– Ну что ж, точно фехтуешь, – сказал он, вновьнаполняя рюмки и вылущивая в них из пластикового корытцапрозрачные, без мути солей, кубики льда. Водопроводную плебейскуюводу тут не использовали, берегли здоровье.

Затем спросил вяло, с тяжело дающейся вежливостью:

– Закуски сообразить? Лимончик там?

– Вкус виски испортим, – отреагировал я.

– Да какой там вкус… Ладно. И позиция твоя мне нравится,коли не врешь, и работа… Во. – Перегнувшись к своему рабочемустолу, он вытащил из папки какой-то плотный бланк с шапкой изразноцветья флагов, звезд и умещенной ниже вязью письма. –Благодарность министра внутренних дел Азербайджана. Возьмисебе.

– Это за что? – спросил я, недоумевая.

– Да хрен его знает. Каких-то бандитов вы повязали, подчужими личинами скрывавшихся.

Из кутерьмы дел выплыло воспоминание: да, в самом деле, двоебоевиков, взявших фамилии своих новых русских жен, растворилисьбыло среди населения Москвы, но прошел стучок, нагрянули мои парнипо указанным адресам, и отправились затаившиеся было разбойники поместу совершения своих прошлых деяний, на историческую родину.

– Не припоминаешь, что ли? – искренне удивилсяРешетов.

– Вспомнил, – кивнул я. – Но ведь это так,рабочий эпизод.

– Я поначалу никакого опера в тебе не почувствовал, –поджал он губы. – Вообще странное впечатление сложилось…

– Какое же?

– Не из нашего профсоюза человек, гость залетный… И –впервые ошибся. Да и не только я. Месяца не прошло, а в седле тыуместился, как влитый в него. И коней гонишь, не загоняешь. Вот ивыпьем. Чтобы ты узду чувствовал и стремена. Потому что исам – рабочая лошадь. Дядя –то как? – спросилнейтрально.

Я пожал плечами.

– Нечего сказать? – Вопрос хлопнул, как выстрел, и ясразу понял – ох не праздный это вопрос, а злонамеренный идавно созревший в коварной его голове.

– Занятый человек… Общаемся редко… – проронил я.

– Да вы вообще не общаетесь! – рассмеялся он мне влицо. – Ты для него никто, условный родственник, проверено. Ивыкинули тебя к нам, дабы подальше от сфер отдалить, так понимаю. Ато начудишь там чего, а на него – тень… Но это я знаю, другиепо-иному мыслят. И ты язык не распускаешь, родство не выпячиваешь,во вранье не усердствуешь. За что хвалю. Так что – вывод:опора твоя единственная перед тобой сейчас и находится, уясняешь?Все, – добавил, поморщившись. – Свидание закончено.Свободны, подполковник.

Развернувшись на каблуках из стойки «смирно», я, необорачиваясь, со служебной папкой под мышкой отправился к двери,ощущая спиной изучающий взор зверюги.

Он мне не верил, точно. Отслеживал мои реакции, затеяв привычноетеатрализованное действо. А я не верил ни ему, ни действу. Потомупока и выживал в этих стенах. Хотя разоблаченная тайна о моих, авернее, Юркиных прохладных отношениях с вице-премьером наполняламеня досадой и опаской: если вскрылось это, ведь и подлинная мояперсона выявится ненароком… Что тогда?

Бежать, бежать, бежать! Или – пронесет?

Ленка домой еще не приехала, но на лестничной площадке, увидев,как я открываю дверь квартиры, встрепенулась заполошно какая-тодама, поспешившая спуститься ко мне вниз по лестнице.

– Простите, а где Юра? – нервно осведомилась она.