Страница 133 из 138
И, пока он так соображал, вокруг Сакуры, которая вновьпокрылась таким множеством цветов, что Сакуров не стал ихпересчитывать, начали твориться какие-то непонятные светлые чудеса.То с цветка цвета лимона осыплется ворох фиолетовых крапинок, и онипревратятся в порхающих ёжиков. Или цветок цвета неспелой вишнипротянет свои лепестки до земли и на месте их соприкосновенияобразуется не зло жужжащий рой голубых полупрозрачных яблок. А тоцветок цвета кофе с молоком начнёт вибрировать и издавать ритмичныемелодичные звуки, едва различимые на слух, но отчётливо видимыеневооружённым глазом в виде расходящихся разноцветными кругамичетырёхдольных тактов (158). И как только первый круг коснулсяпервого порхающего ёжика, как они все подхватили по яблоку на своифиолетовые колючки и полетели в разные стороны.
«Ну, это уже какой-то сюрреализм, - подумал во снеСакуров, - пора, пожалуй, просыпаться…»
Надо сказать, в этом месте своего сна он хоть и не увиделничего страшного, но печёнкой почуял его приближение.
А сакура продолжала дарить его новыми чудесами. Тольковместо порхающих ёжиков появились прыгающие кубики, подбирающие сземли вокруг материнского дерева просыпавшиеся буквы. СначалаСакуров принял их за латинские, потом – за кириллические, затемпризнал в них японские иероглифы, хотя в жизни не отличил быиероглифа китайского от японского или какого-нибудь другого.
«Ну, да, не отличил бы, - легко признался себе бывшийморской штурман, видавший на разных импортных упаковках разныеиероглифы, - потому что где мне, серому…»
И тут Сакурову стало грустно: почему он в своё время невыучил много разных языков?
«Да, нет, несколько языков я всё-таки выучил, - сталоправдываться перед собой Константин Матвеевич, - русский,например. Или грузинский. Армянский немного, особенно в частиругательств. По-турецки пару фраз знаю. А по-английски вообще –могу с любым неанглоязычным моряком легко побазарить…»
И он вспомнил, что, когда ему приходилось разговаривать счистокровным англичанином, прибывшем на круизном теплоходе вСухуми, то англичанин быстрее начинал понимать русский, чем тотанглийский, каким пытался оперировать Сакуров. А вот случись вСухуми балкер (159) из Либерии, то будьте любезны. Наверно потому,что в либерийских мореходных колледжах английскому языку будущихштурманов учили так же хорошо, как в советских аналогичных училищаханалогичных специалистов.
А пока Сакуров сначала корил себя за незнание большогоколичества иностранных языков, а потом – оправдывал, сакураосыпалась новыми светлыми чудесами в виде мерцающих существ, нечтосреднее между разноцветными крохотными осьминогами и морскимизвёздами. Эти безобидные существа мирно копошились вокруг сакуры,при соприкосновении друг с другом обменивались цветами, а когдазамирали на месте, становились похожими на фантастическиеколючки.
«Ничего не понимаю, - с некоторой тревогой подумал в этомместе своего чудного сна Константин Матвеевич, - и какого хрена явсё не просыпаюсь?»
Он сделал усилие и очутился под сакурой, засунутый втесный спальный мешок.
Бывший морской штурман задёргался, пытаясь вылезти измешка, но ни черта у него не вышло.
«Это, наверно, я ещё сплю», - с неожиданной паникойподумал Сакуров и то ли услышал, то ли почувствовал приближениекакой-то неведомой и очень большой опасности.
«Или уже не сплю?» - ещё больше запаниковал бывший морскойштурман и задёргался пуще прежнего. Но вылезти из мешка ему сноване удалось, однако он смог пододвинуться к сакуре, затем уперетьсяспиной в ствол и приподняться над землёй так, чтобы хотя бывстретить опасность, если она была, лицом к лицу. И, когдаприподнялся, понял, почему чудеса вокруг сакуры ему сразупоказались светлыми. Потому что со всех концов на него наезжаличудеса тёмные. Точнее говоря: со всех четырёх концов света. Тогосамого, что проявился в лучах восходящего солнца, и был своеобразноприплюснут с севера к югу.
«Да, нет же, это я всё-таки ещё сплю», - попытался утешитьсебя Константин Матвеевич, аргументируя своё утешение тем страннымфактом, что, высовываясь головой из тесного спального мешка и струдом ворочая шеей, он может видеть всё на всех четырёх сторонах.При этом горы, леса, долы, японская деревня и прочие сказочныеперсонажи куда-то бесследно подевались, остались только он, дасакура, солнце над ними и замершие от страха последние светлыечудеса в виде не то крохотных разноцветных осьминогов, не томорских звёзд, не то на фантастических колючек. А на них по слегкавыпуклой местности, вытянутой и приплюснутой так, как говорилосьвыше, ползло некое отвратительное монолитное чудище цвета настолькоотвратительного траурного, что Сакурова мороз по коже подрал.
«И ничего оно не монолитное, - подумал КонстантинМатвеевич и снова задёргался, пытаясь проснуться, - это оно простосостоит из множества драконов на гусеничном ходу, которые пруттаким плотным строем, что…»
Да, донельзя жуткие драконы передвигались на гусеницах,изрыгали пламя и крушили всё на своём ходу. При этом, наблюдая их,драконов, приближение к Сакуре, Сакуров обратил внимание на тотненормальный факт, что они надвигаются с чётырёх сторон четырьмяколоннами. При этом – суть ненормальности – драконы с самого началапредставляли собой единую монолитную массу, образуя внутриуменьшающийся четырёхугольник. Этот четырёхугольник – всоответствии с общей перспективной аномалией, получившейся послевторого обозначения рубежей нарождающегося света, – имел две несовсем параллельные стороны с востока на юг более длинные, чем параего таких же не строго параллельных сторон с севера на юг. И такаягеометрическая особенность в свете некоей перспективной вольностине мешала основному смыслу происходящего на излёте сакуровскогосна: сначала драконы смели на своём пути четыре дворца, откудакто-то пытался им противостоять, потом ускорили своё движение всторону Сакуры, натягивая за собой на светлую часть образовавшейсябыло земли под знаком восходящего солнца совершеннобескомпромиссную тьму.
«Как бы мне не проспать собственное пробуждение», –подумал Сакуров, реально испугавшись попасть под гусеницы драконовраньше, чем он проснётся. Своей мыслью бывший морской штурмансловно разбудил фантастические колючки, они заискрили, вышли изоцепенения и побежали от сакуры.
«Крак, крак, крак», – услышал Сакуров, плотно зажмурилглаза во сне и проснулся наяву.
Глава 62
Когда Сакуров проснулся, он чувствовал себя так, словноего переехал танк после того, как он отсидел три лекции подряд понавигации. В общем, башка трещала, тело болело. КонстантинМатвеевич глянул на часы, подарок самому себе к сороковому годурождения, и не поверил глазам. Затем посмотрел в окно, за которымслабо мерцал свет поздно занимающегося осеннего утра.
- Ни хрена себе, - буркнул бывший морской штурман, вылезаяиз-под одеяла, - я думал часов двенадцать, а сейчас…
Времени было чуть больше восьми. Заснул Сакуров послеодиннадцати. Выходит дело, на всё про всё, беседу с домовым иогромный сон про сотворение и конец мира у него ушло от силы девятьчасов.
- Чудеса, - уже наяву буркнул Константин Матвеевич,кое-как оделся и пошёл кормить живность. Первым досталось кошкам скотами. Потом дошла очередь до птицы. Сакуров собрал яйца и сталготовить яичницу с ветчиной.
- Жорка, поди, уже отвалил в своё Болшево, - сказал себебывший морской штурман, похмеляясь остатками коньяка, - мне тоже немешало бы в город съездить. Однако под газом рискованно, но чтоподелаешь?
Жорке Сакуров на хранение отдал три тысячи долларов. Себеоставил тысячу. Из них он решил пропить долларов триста, не больше,и пропить по лёгкому. То есть, избегать оргий, женского общества ивыпадания в бессознательный осадок от передозировки известночего.
«Вот именно, - прикидывал Константин Матвеевич, руля попросёлку к Угарову, - буду выпивать по бутылке в день, пока Жоркане приедет, а там будет видно…»
Планируя так, он вовсе не лукавил с собой, потому чтожелезно решил выходить из запоя и возобновлять упражнения сдомашним хозяйством.